Личный опыт путешествий по странам: уругвай, парагвай – кого хочешь выбирай! Великая парагвайская война - флегматичный циник

В связи с агрессией НАТО в Ливии в последнее время нередко вспоминают другую страну, Парагвай. Вспомним и мы, с чего все начиналось.

Уничтожение первого в мире социалистического государства закончилось самым чудовищным геноцидом за всю историю человечества.

Для начала перечислим факты и попробуем догадаться, о какой стране идет речь:

Вся власть в стране принадлежит государству, которое последовательно проводит курс на построение полностью самостоятельной, самодостаточной экономики , опирающейся исключительно на собственные ресурсы при минимальном импорте.

Вытеснив национальную буржуазию из экономической и политической сфер, государство взяло на себя исключительную роль формирования и развития нации, распределения национальных доходов.

Страна не имеет внешних долгов. Вся внешняя торговля находится в государственной монополии. При этом экспорт стабильно превышает импорт, что позволяет делать крупные капиталовложения в промышленность и сельское хозяйство, не прибегая к иностранным займам.

Вместо иностранных капиталов государство привлекает зарубежных (европейских) специалистов, которые получают хорошую зарплату и помогают налаживать передовые, высокотехнологичные производства, транспортную и коммуникационную инфраструктуры.

Государство проводит жесткую протекционистскую политику, поддерживая отечественных производителей (путем введения высоких импортных пошлин и одновременного снижения экспортных пошлин).

Национальная валюта полностью стабильна.

В стране налажена современная телеграфная связь, железнодорожное сообщение, речной транспорт.

Благодаря государственной поддержке в стране происходит мощный экономический подъем, строятся новые производства сталелитейной, текстильной, бумажной, типографской промышленности, кораблестроения.

Ирригационные работы, строительство плотин и каналов, новых мостов и дорог способствуют подъему сельскохозяйственного производства.

В стране полностью побеждена неграмотность - практически все население страны умеет читать и писать. Бесплатное образование (всеобщее обязательное начальное образование), бесплатная медицина .

98% территории страны составляет общественную собственность: государство предоставляет крестьянам наделы земли в бессрочное пользование за символическую арендную плату в обмен на обязательство обрабатывать эти участки, без права продажи.

Наряду с частными сельхозпроизводителями действуют крупные государственные сельскохозяйственные и скотоводческие хозяйства - «поместья Родины».

В стране установлен потолок цен на основные продукты питания.
Это единственная страна на континенте, не знающая нищеты, голода, коррупции. Практически отсутствует преступность.

Ну что же, нормальный социализм образца СССР 1930-х годов.

Казалось бы, ничего особенного. Но удивительно другое, а именно, историческая эпоха - все это происходит в начале 1860-х годов!

О Господи, что же это за страна, обогнавшая на семьдесят лет даже Россию, где подобное стало возможным только в эпоху Сталинских пятилеток, не говоря уже об остальном мире! Где это?

В Южной Америке. Да, да, в Южной Америке. И страна эта - Парагвай.
Неужели тот самый Парагвай, одна из самых отсталых, нищих и убогих стран мира, начисто вычеркнутая из мировой политики, где-то на задворках мира, о которой никто не знает ничего толком!
Не знает. А напрасно. В середине 19-го века Парагвай - самое обеспеченное, передовое и успешное государство Латинской Америки. И добавим, самое независимое.

Хосе Франсия, первый президент Парагвая, пришедший к власти в 1814 году, и последующие президенты Карлос Антонио Лопес и Франсиско Солано Лопес (1862 - 1870) подарили нации мечту, и эта мечта стала сбываться на глазах!

Было от чего всполошиться Британии.
Ведь тем самым Парагвай противопоставил себя мировому империализму, в первую очередь, английскому капиталу.

Мало того, Франсиско Солано Лопес запретил английским торговым судам вход в реку Парагвай, а это уже прямое покушение на святая святых - Мировой порядок, установленный Британской империей, согласно которому все обязаны были покупать английские товары.

А если нет, то война (как было, например, в Китае, вспомним «опиумные войны»)!

Все социальные и экономические завоевания Парагвая были достигнуты без участия мирового капитала, с опорой только на собственные, национальные ресурсы . Это был пример.
Пример для подражания.

Такой же пример представлял собой Советский Союз. И поэтому должен был быть уничтожен.
В наши дни такой же пример являла миру Ливийская Джамахирия. И поэтому должна была быть уничтожена.
С тем же остервенением сегодня пытаются уничтожить и Белоруссию, а завтра будут уничтожать Иран.

И Британия принимается за дело. Механизм интриг бешено заработал.

Надо сказать, что политика Бразилии и Аргентины в то время вполне контролировалась Великобританией.

Об английском влиянии в Бразилии говорят хотя бы недвусмысленные инструкции министра иностранных дел, лорда Каннинга послу Британской империи, лорду Стренгфорду: «Превратить Бразилию в основную базу для реализации продукции английских мануфактур в Латинской Америке».

Аргентину же и вовсе называли «британским доминионом». Накануне войны английский министр Эдвард Торнтон открыто присутствовал в качестве советника на заседаниях правительственного кабинета в Буэнос-Айресе, восседая рядом с президентом Бартоломе Митре.

Время от времени Британия стравливала эти две страны между собой по принципу «разделяй и властвуй», но на этот раз потребовалось объединить все силы региона Ла-Платы, чтобы уничтожить страшного врага - социализм .

Итак, в 1864 году Бразилия, заручившись поддержкой Аргентины, вторгается в Уругвай и смещает правительство этой страны. Столица Уругвая Монтевидео - единственный выход для Парагвая к океану, без которого смерть. Замок защелкнулся.

Единственный козырь в руках Солано Лопеса - армия. Ничего не остается, как использовать его.

И Франсиско Солано Лопес объявляет войну всему миру - Бразилии и Аргентине. В Уругвае, на помощь которому бросился Солано, уже посажено марионеточное правительство, которое в общей упряжке объявляет войну Парагваю.

По существу Солано Лопес объявляет войну только одной стране - Англии и в ее лице всей мировой системе капитализма. И не потому что надеется на победу, а потому что ничего другого у него не остается. У него есть только армия, лучшая на континенте.

Да, да, страна, не позаимствовавшая ни единого пенни у мирового капитала, опираясь исключительно на собственные силы, сумела не только создать передовую экономику и социальную защиту, почти на столетие опередившую свое время, но и создать и содержать лучшую армию на континенте!

Поначалу военный успех на стороне Парагвая. Но со временем сказывается недостаток ресурсов, в первую очередь людских.

Между тем армия «демократизаторов» непрерывным потоком снабжалась из Европы самым современным вооружением и техникой. Парагвай же был отрезан от моря и не мог получить даже собственное, заказанное в Европе накануне войны вооружение (которое тут же перепродали Бразилии!).

Народ Парагвая был готов вместе со своим президентом до конца защищать свою родину. Но в армии, как водится (как было и в сталинскую эпоху, мы знаем) не обошлось без заговора. Генерал Эстигаррибия оказался изменником (попросту был подкуплен), завел лучшую часть армии в окружение и сдался без боя.

В 1866 году оккупанты вторглись в пределы Парагвая. И завязли в героическом сопротивлении всего народа.

Мучительно медленно они продвигались к столице страны Асунсьону, не взламывая оборону, а именно продавливая ее, уничтожая все на своем пути. Парагвайцы не сдавались в плен и не оставляли свои позиции, которые можно было захватить только после того как все до одного защитники будут убиты.

Не меньшее сопротивление оказали мирные жители, массово взявшиеся за оружие. Каждую деревню, каждый населенный пункт приходилось брать штурмом, после чего всех оставшихся жителей вырезали, включая детей.

В 1870 году все было кончено. Президент Франсиско Солано Лопес погиб в бою, сражаясь с последним отрядом своей армии.

Итоги. Парагвайская нация практически полностью уничтожена. Истреблено более 90% мужского населения , включая детей и стариков.
По другим данным, картина еще более чудовищная. Истреблено почти 90% ВСЕГО НАСЕЛЕНИЯ, сократившегося с 1 млн. 400 тысяч до 200 тысяч человек, из которых мужчин осталось не более 28 тысяч!

Таких масштабов геноцида никогда не было, ни в одной стране, за всю историю человечества.

Практически все население Парагвая уничтожено (убивали всех поголовно, чтобы не осталось даже памяти о социализме !). Разрушена промышленность, ликвидированы все социальные блага. Страна отдана на бесконтрольное и ничем не ограниченное разграбление.

С тех пор прошло сто пятьдесят лет, и ничто не изменилось и не изменится уже. Парагвай навсегда попал в разряд стран-изгоев.
А был самой передовой, экономически развитой и успешной страной на континенте, провозвестником Сталинского Советского Союза (разумеется, в миниатюре, и все же!).

Впрочем «победители» ничего не выиграли от своих преступлений. Территориальные приобретения Аргентины и Бразилии не смогли компенсировать и малую толику тех гигантских долгов, в которые им пришлось влезть для ведения этой первой в истории ТОТАЛЬНОЙ ВОЙНЫ.

Война против Парагвая от начала до конца финансировалась английским еврейским банковским капиталом (кто бы сомневался!) - Лондонским банком, банкирским домом «Бэринг бразерс» и банками Ротшильда на условиях, которые почти на сто лет закабалили страны-«победительницы».
Все. Мышеловка захлопнулась.

Одна страна уничтожена полностью, со всей населявшей ее нацией, две другие страны оказались в рабстве у английских (еврейских) банкиров, ну, а об Уругвае никто уже больше не вспоминал. Теперь Уругвай, ставший поводом для уничтожения социализма Солано Лопеса - такое же никчемное пятно на глобусе, как и нынешний Парагвай.

Парагвай сегодня.

Парагвайская война была первым опытом общечеловеков по наведению демократии в отдельно взятом независимом государстве. Со всеми атрибутами, которые они используют и по сей день - информационная война, демагогия, геноцид.

Но это был и первый опыт невиданного по накалу и ярости сопротивления захватчикам. Ни в одной стране мира до этого ТАК не воевали.
Отсюда и столько погибших.

За тиранов так не сражаются. Так сражаются ЗА ИДЕЮ, ЗА МЕЧТУ.
С таким же ожесточением сражались советские солдаты, поднимаясь в атаку «За Родину! За Сталина!»
Это с одной стороны.
А с другой - методичное уничтожение ВСЕГО НАСЕЛЕНИЯ по принципу выжженной земли, через восемьдесят лет примененному нацистами в России.
Чтобы даже памяти не оставить.

Там о Солано, здесь о Сталине (со Сталиным, правда, не получилось!)

В итоге первое на Земле социалистическое государство было уничтожено. Чтобы другим не повадно было.
Причем не просто уничтожено, а буквально стерто с лица земли. Две другие страны - Бразилия и Аргентина - почти на столетие попали в долговое рабство к Британии. Они и так находились в полной экономической и политической зависимости, но теперь их удалось закабалить еще более надежно и тем самым многократно увеличить эксплуатацию этих полуколоний .
Бразилия смогла рассчитаться с долгами за Парагвайскую войну только при Жетулио Варгасе в 1940-х, а в Аргентине покончить с безраздельным господством англичан удалось только Хуану Доминго Перону в тех же 40-х годах ХХ века.

Последняя фотография Франсиско
Солано Лопеса. 1870 г.

Для мирового капитализма в лице Британии все получилось как нельзя лучше. Правда, для этого пришлось почти полностью вырезать целую нацию - население целой страны. Но для английского капитала это сущие пустяки!

Но память не уничтожить!

А значит, жива и надежда и Продолжение следует !

За несколько десятилетий до войны Парагвай был, вероятно, наиболее преуспевающей страной в Южной Америке. В торговле с Европой он имел большой объем экспорта. Страна была основным источником экзотической древесины, которая шла на производство мебели и интерье-ров лучших домов Европы. Почти такое же зна-чение имел домашний скот и сельскохозяйст-венная продукция, особенно табак, сделанный в виде парагвайских сигар, и низкосортный деше-вый чай.
Исторически Парагвай был внутренней стра-ной, не имевшей выхода к морю, и не привлекал такого внимания испанских колонистов, как другие области. Незначительное число белых, переселившихся в столичный Асунсьон, через несколько поколений ассимилировались негра-ми и местными индеицами гуарани. До самого обретения независимости страна практически полностью управлялась правительством Верхов-ного Инки и Орденом Иезуитов, который принес индейцам христианство.
Когда Аргентина и Уругвай в 1810 году осво-бодились от испанского владычества, Парагвай непродолжительное время был провинцией Аргентины. Но в 1813 году он заявил о суверенитете и совершенно без сопротивления со сторо-ны Аргентины была провозглашена Республика Парагвай /1/. Органы государственной власти были образованы как в Римской Республике, и имели во главе двух консулов /2/. Но вскоре один из них, Хосе Франсия, стал первым из множества дикта-торов, чья тирания и деспотия установилась в бывших испанских колониях. Франсия принял титул “Еl Supreme” (верховный) /3/. 28 лет, в тече-ние которых правил Франсия, Парагвай был совершенно изолирован от всего остального мира. С одной стороны, Франсия узаконил Рим-ско-католическую церковь в качестве государст-венной религии, но с другой, он конфисковывал для своей казны церковные десятины, обычно посылаемые в Рим, и при этом не внимал ника-ким протестам Папы Римского. Кроме того, во времена его правления от церкви было отлучено множество людей, главным образом потомков белых (пусть даже чисто номинальных), а их имущество коифисковано, Так что индейцы гуарани, занимавшие до Франсии весьма скромное положение, стали фактически государ-ственной элитой.
В Парагвае существовало черное рабство, но только для детей. Как только человеку исполня-лось 21, он тут же освобождался. Если освобожденные чернокожие женились и оставались в стране, их дети, в свою очередь, как только становились достаточно взрослыми для работы, также становились рабами, В те времена рабы применялись в основном в качестве прислуги или для работы в сельском хозяйстве, в основ-ном на правительственных обьектах. Некоторые использовались для строительства государст-венных зданий и учреждений, мощения улиц и в других областях хозяйства, где требовался ручной труд. Так что было вполне закономерно, что большинство чернокожих при первой же воз-можности старались эмигрировать. Однако многие из тех, кто пробовал вернуться, были сурово наказаны Франсией или посажены в тюрьму.
После смерти Франсии в 1840 году прави-тельство (типа хунты) организовало марионеточ-ный Конгресс и установило пост президента, переизбираемого каждые 10 лет. Новый президент - Карлос Антонио Лопес - вскоре сделался подобием Франсии /4/. Каждые 10 лет марионе-точный Конгресс переизбирал Лопеса на новый срок. Лопес несколько изменил политику, про-водимую Франсией. Вначале он восстановил отношения с Папой, который имел достаточно проблем со своей властью в собственно Ита-лии. Лопес согласился на назначение в страну епископа, который, однако, подчинялся ему больше, чем Папе /5/. Но от выплаты задолженных Парагваем десятин президент категорически отказался. Лопес такие установил дипломатиче-ские отношения со всеми цивилизованными странами, которые признали Парагвай. Но толь-ко Франция, Сардиния (позднее Италия) и неко-торые страны Южной Америки постоянно во время правления Лопеса держали посольства или консульства в Асунсьоне. САСШ и Англия такие признавали правительство Лопеса, но часто отзывали своих послов и закрывали по-сольства. В это время сношения с ними можно было осуществлять только через Буэнос-Айрес. В 1859 году САСШ послали сильный флот в этот регион, пытаясь оказать давление, особенно после двух инцидентов: во-первых, нападения на американский военный корабль, когда был убит член команды корабля и, во-вторых, после кон-фискации собственности, принадлежащей аме-риканским гражданам. Карлос (я буду теперь использовать имя Карлос для того, чтобы заре-зервировать имя Лопеса для его преемника) уладил первый инцидент, но что касается второ-го, то здесь так и не было достигнуто урегулиро-вания /6/. Также в 1859 году Англия едва не дове-ла дело до войны с Парагваем, но после дипло-матических демаршей в 1862 году споры были улажены.
Карлос также разрешил и всячески поощрял белую иммиграцию, особенно из САСШ и рядав европейских стран, таких как Франция, Италия и Австро-Венгрия. По большей части именно эти люди способствовали превращению Асунсьона в деловой центр. Но правительство сделало явный промах: как толыю гражданин Парагвая начинал преуспеваать, его зачастую наказывали или сажа-ли в тюрьму, а имущество конфисковывали. Подобная судьба ждала и многих тех, кто сохра-нял старое гражданство.
Франсия организовал большую армию для поддержания «железного занавеса», а Карлос ее еще более усилил для защиты своего царства. Он также начал строительство военно-морского флота и морской торговли. В Асунсьоне были построены арсенал и завод по производству вооружений. В страну вьехало много англичан в качестве инженеров на паровые суда и для контроля судостроения на арсенале. В связи с тем, что страна не имела выхода к морю, орга-низованная и поощряемая Карлосом торговля могла происходить только на паровых и парусных судах исключительно на реках Парана и Парагвай, а также ка их многочисленных притоках.
Таким образом, мы наконец‚ добрались и до главного действующего лица нашей повести - Франсиско Соляно Лопеса (будем в будущем называть его просто Лопес), которого некоторые историки считают приемным, а не родным сыном Карлоса. Но так или иначе, но Карлос считал Лопеса за своего старшего сына, ставшим главным советником отца и его доверенным лицом. Так, Лопес был послан во главе представительст-ва в Европу, обладая чрезвычайными полномочиями, в основном для покупки оружия. Правда, последняя функция была целиком выполнена подставными лицами и всякими мелкими сошками, так как сам Лопес развлекался в европейских городах. Особенно часто он любил бывать в Париже, где у него возникли тесные связи с местной куртизанкой, называвшейся м-м Элизой Линч (Eliza Linch), уроженкой Ирландии. По окончании командировки она в качестве фаворитки возвратилась с Лопесом в Парагвай. Будущий президент так всю жизнь и оставался холостым, но м-м Лмнш находилась при нем в качестве жены и с этого времени имела на Ло-песа большое влияние во всех его делах.
После смерти Карлоса в 1862 году, пост пре-зидента (и диктатора) Парагвая занял Лопес. Он лелеял более амбициозные планы, чем Карлос. Лопес предполагал сделать Асунсьон столицей огромной империи, включающей в себя весь бассейн Ла Платы, то есть территорий, которые предполагалось отторгкуть у Аргентины, Брази-лии и Уругвая. Подобные амбиции и привели к войне с его тремя соседями. Эту войну часто называют также Войной Тройственного Альянса (Triple Alliance) обьединенных наций против Парагвая.
Теперь несколько слов об истории и ситуации, сложившейся в странах Тройственного Альянса.
Из них наиважнейшим государством была Бра-зилия. Она понесла наибольшие жертвы и убытки в борьбе с Лопесом. Бразилия была наиболее ценной и самой большой португальской колонией. Когда в 1807 году армия Наполеона Бонапарта достигла Лиссабона, португальская королев-ская семья сбежала в Бразилию. После сокру-шения Наполеона король Жоао VI возвратился
на родину, оставив в Бразилии в качестве реген-та своего сына Педро. В 1822 году он обьявил Бразилию независимой и принял имя императо-ра дона Педро I.
Император Бразилии был полновластным дик-татором в своей стране до тех пор, пока в 1831 году он не был свергнут и не отрекся от престо-ла в пользу своего несовершеннолетнего сына, который после 10-летнего регентства принял имя дона Педро II. Во время его правления Бразилия стала демократической, а монарх конституцион-ным, хотя император осуществлял огромные полномочия в течение всего срока своего пре-бывания у власти. Новый монарх был также свергнут в 1889 году, когда Бразилия стала республикой, и с тех пор она иногда была со свободно избранным правительством, но чаще, в общем латиноамериканском стиле, с военной диктатурой после очередной революции. В то время множество бразильцев были абсолютно белые, иммигрировавшие туда из Португалии или других европейских стран. Имелось также значительное число чернокожих рабов, исполь-зовавшихся в течение длительного времени, а такие небольшая прослойка бразильских индий-цев, большинство из которых принадлежали к диким и практически неизвестным племенам во внутренних районах страны. Имелось также множество смешанных рас. Бразилия тоже была преуспевающей страной, главным образом, благодаря экспорту кофе и хлопка.
Со времени получения независимости от Ис-пании политическая ситуация и в Аргентине, и в Уругвае была нестабильна. Географически Ар-гентина была разделена на два политических лагеря – прибрежная область Буэнос-Айрес
противостояла союзу трех провинций - Миссио-нес, Энтре-Риос и Корриентес (последняя грани-чила с южной частью Парагвая). Все эти годы в обоих лагерях были различные диктаторы, стре-мящиеся стать президентами всей Аргентины и удержать власть. Уругвай не был разделен, подобно Аргентине, но и там политические фракции и партии вели между собой постоянные войны за преобладание в Монтевидео. Из-за этой непрекращающейся борьбы страны не были такими преуспевающими, как Бразилия или Парагвай, и не вели такую же обширную торгов-лю. Однако любой диктатор, имеющий контроль над Буэнос-Айресом или Монтевидео, имел необходимые силы в Рио-де-ла-Плате, чтобы при необходимости перерезать торговые пути Пара-гвая и бразильской провинции Мату-Гросу с внешним миром, создавая, таким образом, постоянно тлеющие угли для вспышки войны в этом регионе.
Первоначально Аргентина, Бразилия и Пара-гвай не вмешивались во внутренние дела Уруг-вая, сформировав эффективную буферную зону, такую, чтобы Аргентина и Бразилия не смогли бы вмешаться в конфликт на чьей-нибудь стороне. Существовавшие в Уругвае две главные полити-ческие партии не имели ничего общего с системами, принятыми, скажем в США или Англии, но во всей Латинской Америке было нечто подоб-ное. С одной стороны были силы, известные как бланкосы (белые или консерваторы), им проти-востояли колорадосы (красные или либералы). Но ни одно из этих течений не имело ничего общего ни с тем, что позднее было в царской России, ни с тем, что творилось в англо-саксонcких государствах.
В конце 1845 года Карлос обьявил войну Буэнос-Айресу и его диктаторуХуану Росасу (Juan Rosas), поддержав диктатора «отдаленных про-винций» Хосе Элитасия-Паса (Jose Elitazia-Paz) и занял большую часть провинции Энтре-Риос. Во всех своих действиях Карлос опирался на за-ключенное с Бразилией соглашение. В то же время Росас активно помогал настроенной про-аргентински уругвайской фракции под руково-дством Мануэля Орибе (Manuel Oribe), которой противостояла пробразильская фракция, кон-тролировавшая Монтевидео. Орибе перекрыл парагвайское судоходство по реке Уругвай, фарватер которой он держал под контролем, в то время как Росас закрыл Ла-Плату из Буэнос-Айреса.
Лопес был послан с армией из 5000 человек в Корриентес, но наступление армии из Буэнос-Айреса заставило его отвести свои сильно утом-ленные войска на парагвайскую территорию. Росас попыток вторгнуться в Парагвай не делал, и Карлос заключил с ним договор, по которому аргентинцы не переходят границы Парагвая, а он в аргентинские дела больше не вмешивается. Блокада была снята, и среди стран вновь восстановился мир. Лопес возвратился в Асунсьон, где его обьявили большим героем. Он стал называться “военным министром”, один из его братьев, Бенино, стал военным губернатором Асунсьона, в то время как еще один, младший Венансио, возглавил парагвайский флот (хотя в то время еще никакого флота не существовало).
Вскоре после этого Лопес и был послан в Евро-пу с важным дипломатическим поручением.
По своему возвращению Лопес энергично за-нялся строительством парагвайских вооружен-ных сил, чтобы в случае обьявления войны он смог бы поставить под ружье из резерва до 100,000 человек, действующая армия, и к этому времени уже небольшой флот, насчитывали 30,000 человек. После действительной службы люди увольнялись в запас и становились частью резерва.
В момент смерти Карлоса в 1862 году, когда Лопес занял свой пост, политические страсти в соседних странах снова кипели. В 1852 году Росас был свергнут в Буэнос-Айресе генералом Хусто Уркиса (Justo Urquiza), губернатором Энтре-Риоса, но непосредственно в Буэнос-Айресе обьявился новый лидер - Бартоломе Митре (Bartolome Mitre). Так что в 1859 году Лопес выступил в качестве посредника в заключении мира, в результате чего Уркиса снова становил-ся губернаторомЭнтре-Риос, а Митре сделался губернатором Буэнос-Айреса с твердым реше-нием стать во главе страны.
После вступления в должность президента Лопес запустил пробный шар в направлении Рио-де-Жанейро о возможности жениться на дочери бразильского императора и, таким образом, установить дружбу между странами. В зтом случае, вероятно, столкновение между Бразили-ей и Парагваем удалось бы не довести до вой-ны. Однако против желанного мира восстал дон Педро II, который не мог примириться с мыслью, что его зятем и супругом его белой дочери ста-нет индеец-тиран. Не дождавшись ответа из Рио, Лопес начинал настоящую войну.
Тем временем в 1861 году Митре в Аргентине победил Уркису, возобновившего войну, и стал первым реальным президентом всей Аргентины. Война в Уругвае также продолжалась. В 1863 году бланкосы под руководством Берро (Berro) заняли Монтевидео, и колорадосы под руково-дством Флореса (Flores) были изгнаны. Но с помощью Митре, обеспечившего поддержку Флоресу, последние вскоре снова захватили Уругвай. Берро приказал послу в Асунсьоне прозондировать почву: выступит ли Лопес про-тив Флореса. В это время Лопес войны с Арген-тиной еще не хотел, так как ожидал из Европы большую партию оружия. Тем не менее Берро смог добиться невнятного соглашения, гарантирующего независимость Уругвая, с несколькими секретными приложениями, показывающими ненависть Лопеса к Митре и уругвайскую поддержку парагвайской торговли. Но что Лопес действительно хотел, так это выступить в роли посредника в Уругвае, как он это сделал в Ар-гентине в 1859 году, Но по неизвестной причине Лопес подписал соглашение, которое вызвало негодование в Буэнос-Айресе, и в качестве посредника был выбран дон Педро II. Однако Берро согласился сесть за стол переговоров только в том случае, если в качестве сопосред-ника выступит Лопес, но тут стал возражать Митре. Все еще не желая начинать войну, по крайней мере, до прибытия военного снаряже-ния из Европы, Лопес в марте 1864 года в каче-стве меры предосторожности начал мобилиза-цию.
Теперь в игру вступила Бразилия. Отряды Флореса перешли границу и вторглись в самую южную бразильскую провинцию Рио-Гранде-де--Сул, чей губернатор спешно уехал в Рио требо-вать от дона Педро II, чтобы тот оказал давление на Монтевидео и уругвайцы покинули бы бра-зильскую территорию. Но Берро и официальный Монтевидео были не с состоянии что-либо предпринять. Другой посредник, в роли которого хотел выступить Лопес, к переговорам приглашен не был, так что Лопес тут же послал в Рио ультиматум, сказав, что Парагвай не может спокойно смотреть, как Бразилия сьедает Уругвай. А Бразилия ведь даже и не думала зтого делать! Лопес также нажал на Монтевидео, в результате чего бланкосы нехотя заменили Берро на Агирре (Aguirre). Лопес думал, что с этой переменой новое правительство для помощи призовет парагвайские войска, но вместо зтого Уругвай 18 октября 1864 года заняла бразиль-ская армия. Так, желая мира, Лопес довел дело до войны с Бразилией.
12 ноября 1864 года парагвайское судно “Tacuari” недалеко от Асунсьона захватило в качестве приза бразильское торговое судно “Marques de Olinda”, направлявшееся в бразиль-скую провинцию Мату-Гросу с новым губернато-ром, грузом золота и военного снаряжения на борту. “Tacuari” очень кстати оказался под ру-кой, так как еще недавно он был в Европе. Это было одно из двух судов парагвайского флота, переоборудованкых для военных цепей, однако до сих пор корабль использовался исключительно как торговое судно, перевозя товары в Европу и обратно.
И, наконец, до того как начать описание бое-вых операций, хотелось бы сказать еще не-сколько слов. Хотя ряд источников оценивают население Парагвая в 1.400.000 человек, более вероятной кажется цифра 525.000, что все равно было очень много по мировым стандартам насе-ленности 1864-го года. Население Уругвая было приблизительно в два раза меньше. Аргентина и Бразилия к моменту начала войньт, вероятнее всего, имели соответственно 1.8 и 2.5 млн. чело-век населения. Парагвай поставил под ружье 100.000 человек, и, по-видимому, до 300.000 мужчин и женщин были задействованы во вспомогательных службах. Позднее многие женщины были вынуждены также принять участие в боях.
Бразилия начала войну с армией приблизитель-но в 30.000, под конец войны доведя эту цифру до 90.000. Сильно ослабленная длительными гражданскими войнами, Аргентина имела ма-ленькуто армию, имевшую в наилучшие времена численность приблизительно до 30.000 человек. Войска Уругвая составляли максимум 3.000. Кроме того, приблизительно 10.000 парагвайцев приняли участие в войне против Лопеса. Это были неблагонадежные элементы, высланные из страны, а также дезертиры и освобожденные союзниками узники парагвайских тюрем. Все они также внесли свой вклад в победу над Лопе-сом.
И еще одно существенное дополнение. Лопес построил две сильные крепости: Юмаита на реке Парагвай и Пасо-де-Патрия на реке Парана. Но их многочисленное вооружение было по боль-шей части устаревшим, состоящим из дульноза-рядных орудий. Парагвай заказал в Европе большие партии новейшего оружия, но до нача-ла войны получить удалось лишь немногое из того /7/. В то время, как кадровая армия была хорошо оснащена современными ружьями, новобранцы более поздних призывов зачастую были вооружены лишь дубинами, ножами или луками со стрелами. Флот Парагвая был не-большой и также плохо вооруженный. Он насчи-тыаал а своем составе 12-20 речных винтовых или колесных пароходов. Но, конечном счете, комплектуясь в основном парусными судами, баржами или чатосами /8/ (без какого-либо механического привода) и зачастую военным могло считаться даже каноэ - их цель состояла в при-чаливании к неприятельскому кораблю, чтобы сокрушитъ его своим экипажем в ходе абордаж-ной схватки.
С другой стороны, бразильский флот был по меркам Латинской Америки очень многочислен-ным и насчитывал в своем составе 15 винтовых боевых кораблей, 4 колесных, 13 парусных, а также множество транспортов и речных каноне-рок. Его мощь была очень кстати укреплена множеством кораблей типа казематных броненосцев и мониторов, вовремя приобретенных за границей или построенных в Рио. Аргентина для военных целей могла пожертвовать только не-сколько речных пароходов, использованных в основном как транспорты, а Уругвай вообще ничего не имел.
Было очевидно, что итог войны определялся контролем над реками, которых в данном регио-не было великое множество. Сухопутные комму-никации находились на весьма примитивном уровне. В районе боевых действий имелась всего одна, да и то очень короткая железная дорога, идущая из Асунсьона на юго-восток, необходимая для связи столицы Парагвая с речным портом.
Как это ни странно, но с началом войны нахо-дившаяся в зените своей славы м-м Линч в большей мере, чем Лопес, планировала всю военную стратегию. И в самом же начале она допустила ошибку, ставшую впоследствии фа-тальной. Парагвайские части не были посланы в Уругвай против уже действовавшей там бразиль-ской армии. Вместо этого она все свои усилия приложила к захвату бразильской провинции Мату-Гросу, которая хотя и была плодородной, но имела небольшое стратегическое значение и в случае захвата, в лучшем случае, становилась лишь своего рода заложником против Бразилии /9/.
Так, в декабре 1864 года отряд из 3.000 чело-век был послан на кораблях для захвата Мату-Гросу. Он успешно выполнил свое задание. 27-28 числа он захватил Коимбру, чей гарнизон поспешно отступил к Корумбе. Бразильцы, соединившись там, отошли дальше на север, где 6 января 1865 года и капитулировали парагвайцам. В качестве трофеев были захвачены бразильская речная канонерка “Anhambai”, которую или сдали, или затопили, и еще два судна, которые господин Мейстер (Меister) описывает как миноноски, первый назывался “Jauru”, а второй, как и канонерка, захваченная неподалеку, также назы-вался “Anhambai” /10/. Позже другой отряд в 2.500 человек вторгся в Мату-Гросу с суши, так что вся эта захваченная и ограбленная пронин-ция была на длительное время потеряна для Бразилии.
Война теперь переместилась в другие облас-ти. В начале 1865 года бразильский флот под командованием вице-адмирала Тамандаре (Tamandare) начал демонстрацию в устье Ла Платы, обьявив блокаду Парагвая. Отдельный отряд кораблей под командованием контр--адмирала Франсиско Мануэля Барросо (Francisco Mahuel Barroso) начал медленно под-ниматься по реке Паране. Лопес послал свои самые лучшие корабли “Tacuari”, “Ygurey”, “Paraguari”, “Marques de Olinda” и “Ipora” с 3.000 отрядом вниз по реке, и 13 апреля 1865 года напал на город Корриентес в Аргентине. В за-хваченном порту парагвайцам достались два аргентинских судна: “25 dе Мауо” и “Gualeguay”.
1 мая 1865 года Аргентина, Бразилия и Уруг-вей формально заключили союз в войне против Парагвая и Лопеса. Парагвай заявил об объяв-лении войны 3 мая, которое, однако, было про-стой формальностью, так как война шла уже несколько месяцев. 25 мая союзники начали наступательные операции. При поддержке бра-зильских военных кораблей Корриентес был возвращен. Из 4.000 отряда нападавших 3.600 были аргентинцы. Парагвайские корабли были предварительно уведены вверх по течению, и на следующий день, дождавшись подкреплений, парагвайцы вновь возвратили Корриентес. Бра-зильские корабли ушли вниз по течению и обос-новались в устье реки Рихуэло (Риачуэло), впадавшей в Парану. В ответ на это парагвайский отряд из Корриентеса построил несколько береговых батарей а нижнем течения Параны под Рихуэло.
После этого Лопес отдал приказ атаковать бразильский флот. В соответствии с задуманным планом сперва предполагалось “пощупать” бразильцев, для чего канонерка “Yberra”, букси-руя 6 чатосов, на которых было установлено по 68-фунтовому орудию, должна была приткнуться к берегу и, атакуя противника, насколько воз-можно истощить его. План предполагал ночью занять исходную позицию у стоящих на якоре бразильских кораблей, а на рассвете напасть на еще дремлющий бразильский отряд. Однако произошла задержка в походе, и парагвайские корабли смогли достичь Рихуэло только днем, когда бразильцы готовились к воскресной мес-се. Парагвайский флот теперь состоял из канонерок: “Tacuari”, “Ygurey”, “Paraguari”, “Marques de Olinda”, “Ipora”, “Jejui”, “Salto Oriental” и “Pirabebe”. Командовал парагвайцами капитан Педро Иг-насио Меса (Pedro Ignacio Meza), который поместил на корабли свой знаменитый Шестой батальон в составе 500 человек. Как только сражение было открыто, обнаружилось, что из-за недостаточного количества таких необходи-мых абордажных кошек, парагвайцы уже факти-чески потерпели неудачу. В этом наиболее часто подозревают измену, царившую в армии Лопеса.
Бразильская эскадра состояла из колесного фрегата “Amazonas” (флагман) и “Beregibe”, “Belmonte”, “Araguary”, “Iguatemy”, “Ipiranga”, “Jequitinonha”, “Mearini” и “Parnaiba”. Естествен-но, что среди противоборствующих сторон было много беспорядка, например, Вильсон категори-чески заявляет, что в течении всего боя адмирал Барросо скрывался в своей каюте, так как весь-ма сомнительно, чтобы он хотя бы попробовал управлять бразильскими кораблями /11/. Не дос-тигнув неожиданности, как того ожидал, Меса должен был отойти вверх по реке, но его эскад-ра спутала карты бразильцам, оставшимся сто-ять на якоре. В ходе битвы стороны примерно с расстояния одной мили обменялись огнем, в результате чего парагвайская “Jejui” получила попадание в котельное отделение и в будущем участия в боевых действиях больше не принима-ла. Бразильские корабли, снявшись с якоря, начали погоню, но парагвайцы в качестве убе-жища скрылись в самом узком месте русла, под защитой одной из береговых батарей. Одна бомба, разорвавшись, убила лоцмана на борту “Jequitinonha”, и корабль сел на мель. При по-пытке помочь стащить его на воду “Ipiranga” также села на мель.
Парагвайцы тут же атаковали “Parnaiba” c трех сторон: “Tacuari”, “Marques de Olinda” и “Salto Oriental”. Но подошли “Belmonte” с “Mearini”, и парагвайцы были отброшены. Понеся большие потери в команде, экипаж “Parnaiba” вскоре восстановил боеготовность своего корабля, кое--как ликвидировав повреждения. Парагвайские береговые батареи, похоже, стреляли неплохо, многократно попав в “Belmonte”, который, чтобы не затонуть, был вынужден приткнуться к берегу. Кто бы ни командовал “Amazonas”, но он делал свою работу хорошо. Фрегат вступил в бой, таранил “Paraguari”, который потом затонул. Затем он потопил “Jejui”, поначалу вышедшего из боя, и в заключение фрегат таранил “Marques de Olinda” и “Salto Oriental”, которые, имея по-вреждения, начали дрейфовать вниз по реке. Оставшиеся в живых из их экипажей были спасены на следующий день английским кораблем “Doterel”, пришедшим на юг в Асунсьон по дипломатическому заданию.
Оставшиеся парагвайские корабли: “Tacuari”, “Ygurey”, “Ipora” и “Pirabebe” отступили вверх по реке. Ужасно поврежденный “Paraguari” удалось спасти, но “Marques de Olinda” и “Salto Oriental” (вместе с затонувшим до того “Jejui”) были потеряны. Бразильцам удалось поднять “Ipiranga”, но “Jequitinonha” был полностью разрушен и оставлен. . Несколько его пушек были позднее сняты парагвайцами. Капитан Меса был смертельмо ранен и вскоре умер, после того, как его доставили в Юмаиту, что, вероятнее всего, для него было и лучше, так как Лопес был силь-но разгневан, узнав о поражении. Он угрожал Месе пыткой и наверняка его в живых бы не оставил. За свои действия, как сообщает Вильсон, адмирал Барросо был награжден бразиль-ским титулом барона Амазонаса, но в дальней-шем он был переведен в Рио. Для Южной Америки Рихуэло было большим сражением. Обе стороны, похоже, тем роковым днем имели одинаковое количество как храбрецов, так и трусов. Однако в то время, как парагвайцы про-должали непрерывно усиливать свои берега на Паране, бразильские корабли, понеся потери, отступили от батарей, в итоге найдя убежище в Рикон-до-Соте.

Бывают войны, которые называют вооруженными конфликтами или антитеррористическими операциями. Две мировые войны были названы покойным Куртом Воннегутом «неудачными попытками цивилизации покончить с собой», а в годы Холодной войны почти каждая советская семья обзавелась холодильником. Что же касается Великой Парагвайской войны 1864 – 1870 годов, то её в дискуссиях предпочитают именовать не войной, а бойней. Или резнёй. Став апофеозом людской жестокости, эта бойня-резня навсегда изменила судьбу втянутых в неё стран и братских по многим качествам народов Южной Америки. Урок же мир вынес вот такой: не стоит нападать на страну, население которой в десятки раз больше. Тем более, на две или три таких страны сразу. При этом наполеоны и пирры продолжили рождаться и совершать ошибки на всех широтах во все последовавшие за кошмаром Парагвая времена.

Звали человека с наполеоновскими грёзами Франциско Солано Лопес, право вести войны он получил по наследству. Генерал с детских лет, всенародно любимый президент и фактический владелец страны Парагвай стал главным человеком в стране после кончины папаши в 1862 году.

В это время в США бушевала гражданская война, Франция билась с Мексикой и добивала Вьетнам, чего-то бравого не хватало югу Нового Света, где границы меж молодыми державами не отличались точностью, что вызывало аппетит у правителей, которым всегда и всего мало. И вот, Парагвай, не имеющий выхода к морю, начал строить и оснащать собственный флот, заодно заказав дорогие броненосные корабли в Европе.

Спустя 8 лет маршал-президент Франциско Лопес подпишет смертные приговоры своим сестрам и матери, но не доживет до их исполнения. 28 февраля 1870 года Лопес получил смертельное ранение, преодолевая с мечом и своим верным отрядом в две сотни бойцов реку Акидабан, пытаясь убежать от наступавших бразильских солдат. Перед смертью 43-летний диктатор выкрикнул «Я умираю за свою страну». С пальца трупа сняли кольцо «всевластия» с надписью «Победи или умри». заставили хоронить Лопеса голыми руками.

Эта сцена была финальной в войне Парагвая против Тройственного альянса, которая голодом, болезнями, бардаком и пулями убила 60% населения Парагвая, в том числе 90% мужчин. С тех-то пор Парагвай и перестал зарабатывать на мате.

В середине позапрошлого века Бразилия была монархией с императором на троне, опиравшимся на немногочисленную элиту, заодно – самой большой и могучей страной на континенте. Аргентиной понукала олигархия, власть и земли поделили между собой крупные землевладельцы. А Парагвай, самая сухопутная из стран региона, увлекавшаяся изоляционизмом и поголовно грамотная, последовал модели откровенно диктаторского режима. Между Аргентиной и Бразилией трепетал небольшой такой Уругвайчик, внутри коего непрестанно дрались за власть «белые» да «колорады», и вторых поддерживал северный суперсосед.

Молодому и честолюбивому до неадекватности, наследному диктатору Франциско Лопесу рифма «Парагвай – Уругвай» казалась перспективной в плане выхода в океан. Поэтому, когда Бразилия пригрозила Уругваю интервенцией в 1864 году, увлекшийся милитаризмом Лопес выдвинул бразильцам ультиматум, коим те «подтерлись» и вошли-таки в Уругвай. За это парагвайцы задержали в водах реки Парагвай бразильский военный корабль, а через месяц напали на Бразилию с севера, атаковав тремя тысячами солдат провинцию Мату-Гроссу. Всего же в армию в том году Лопес и его военачальники призвали 64 тысячи мужчин, а её общая численность превышала сотню тысяч. В это время на юге бразильцы успешно взяли под контроль Уругвай и «выбрали» нужного им тамошнего президента, Венансио Флореса.

В начале 1865 года у Лопеса созрела идея попросить разрешения у Аргентины впустить на свою территорию парагвайские войска, чтобы помочь уругвайской оппозиции остановить бразильцев. Когда Аргентина отказала, Лопес объявил войну и ей, вскоре Бразилия, Аргентина и Уругвай стали Тройственным альянсом, а некоторым геополитикам понравилась идея ликвидировать оборзевший Парагвай как государство.

Далее трагедия войны была сыграна в трех действиях. Иными словами, имела три фазы. Если бы вдруг у руля Парагвая оказался адекватный человек, он бы капитулировал, не дожидаясь мародёров в столице и пейзажей, заваленных мертвецами.

Но в начале первого действия бойни казалось, что свыше 50 тысяч человек, готовых идти в бой за Парагвай – это круче, чем 26 тысяч солдат вражеского альянса. Парагвайские милитаристы вторглись к соседям, что-то захватили и возрадовались, ввязались в несколько битв с аргентинцами и бразильцами, которые проиграли.

Во второй фазе, с 1866 по 1868 год, война велась на территории Парагвая. Два года можно было бы сократить до двух месяцев, кабы у войск альянса возникло желание нанести один решающий удар и поделить Парагвай так, как хотелось бы. Но альянс не спешил, ибо ни солдатам, ни генералам не хотелось проливать кровь. Все неминуемые бои с парагвайцами, кроме одного, выиграли интервенты. Все они происходили на берегах рек, где стояли армейские форты.

В финальном акте бразильцы взяли Асунсьон и война сделалась партизанской, тлея до гибели национального героя Франциско Лопеса, словно была его сном.

Бразильцы стремились сохранить личный состав, берегли солдат, а воины Парагвая под командованием дилетантов воевали до последнего. В итоге альянс потерял 71 тысячу человек, а Парагвай – более 300 тысяч (некоторые говорят, что миллион с чем-то). Большинство потерь не назовёшь смертями храбрых. Это погибель от холеры и других болезней, от истощения или перегрева, от пуль или даже стрел своих же собратьев по оружию. Парагвайские офицеры нередко отправляли рекрутов в бой без оружия. Дескать, возьмете у убитых товарищей. Индейцев с ножами могли отправить против кавалерии, а в конце войны, когда мужчин призывного возраста в Парагвае почти не осталось, стали, как водится, призывать на передовую детей. В основном, голодных и перепуганных.

То, что война продолжалась так долго и унесла столько жизней, – следствие неспособности парагвайских командиров и пропагандистов трезво видеть реальность и признавать поражения. Проигрывая одно сражение за другим, они предпочитали умереть, нежели сдаться. Потому что даже за разговоры о сдаче в плен убивали свои же «политруки».

Когда Парагвай призывал на войну детей от 9 до 15 лет, вооруженных копьями и муляжами ружей, и отправлял мальчиков на передовую, взрослые бразильские солдаты отказывались их убивать, но их командиры знали одно: победить – значит, уничтожить всю армию врага, даже «потешную» и обуянную паранойей.

Можно подумать, что причиной Великой Парагвайской бойни стали наполеоновские планы самодура при неограниченной власти. Но главными факторами были политические различия между участниками побоищ, нечеткие границы между государствами и отсутствие здравомыслящей дипломатии.

Парагвай после войны на карте мира оставили, раздав большие куски территории победителям – Аргентине и Бразилии. Тридцать тысяч солдат альянса, заняв парагвайскую столицу Асунсьон, разграбили дочиста 100% зданий в некогда гордом городе, включая посольства европейских империй. Ментальное здравие парагвайского народа (умирающего, но не сдающегося) подорвалось надолго.

Оставшимся в живых парагвайцам казалось, будто , а страна получила пожизненное право во всех неудачах винить войну 1860-х годов. Правда, выбрала – не без переворота – нового президента, на сей раз не диктатора. Еще семь десятков лет Парагвай выплачивал, плача, контрибуцию победителям. Странное знакомство страны с и латиноамериканскими фашистами произошло менее, чем век спустя, но это другая история.

В 1912 году выдающийся русский стратег и геополитик, полковник Генштаба Алексей Ефимович Вандам опубликовал в общедоступной печати очерки « Наше положение» и «Величайшее из искусств». В них сообщалось, в частности, что мировая война должна обязательно состояться (имелась ввиду Первая мировая). Дело это, как он полагал, было уже давно решено в Лондоне, что будет понятно из нижеследующего текста. А вот после неё непременно должна случиться следующая большая война между Германией и Россией, причем уже один на один. А поскольку силы противников примерно равны и уменья воевать им не занимать, сражаться они будут до полного взаимного растерзания.

Поскольку фигура Вандама мало известна современному читателю, будет уместно рассказать о ней несколько подробнее. Подлинная фамилия Алексея Ефимовича была Едрихин (1867-1933). Он происходил из семьи простого солдата. Начав службу вольноопределяющимся, то есть рядовым, тем не менее, уже к 30 годам поступает в Николаевскую академию Генерального штаба. Попасть в неё для него было практически невозможно хотя бы из-за очень сложных вступительных экзаменов (например, нужно было свободно знать не менее пяти языков) и полного отсутствия протекции. Блестяще закончив ее и получив приписку к Генштабу, он отправляется в качестве военного корреспондента на англо–бурскую войну. Малопонятное название «военный корреспондент» означало в те времена выполнение задач по ведению стратегической разведки в интересах Генштаба. После поездки в Южную Африку Алексей Ефимович меняет свою, не слишком благозвучную, русскую фамилию на голландскую. Как говорили, из соображений солидарности с бурами. В дальнейшем Генштаб неоднократно привлекал его к выполнению деликатных миссий в Китае, на Филиппинах и в других местах земного шара. Кстати говоря, наверное, именно в этих поездках по миру он приобрел, если можно так выразиться, англофобию в острой форме, вдоволь насмотревшись, что вытворяют англосаксы в колониях или в зависимых от них странах.

Алексей Вандам наряду с Семеновым-Тянь-Шанским был одним из русских основоположников только формирующейся тогда геополитической науки. Две его вышеназванные работы, опубликованные незадолго до Первой мировой, дают геополитический анализ ситуации в России и Европе. По его мнению, эта война будет вестись исключительно в интересах Британии и станет для России крайне неудачной. Стало быть, мы должны при любых обстоятельствах не дать втянуть себя в неё. При этом сам Вандам оценивал свои размышления как «легкую царапину на девственной и требующей безотлагательной разработки почве русской политической мысли».

Главной мыслью этих работ было следующее: Англия была и будет главным геополитическим противником России. Отсюда вытекает – Россия должна научиться правильно понимать собственные интересы, что бы по этому поводу не вопили многочисленные, как платные, так и не очень, русские агенты, по образному выражению Вандама, утонченного британского деспотизма. Однако не стоит думать, что всё это осталось в прошлом, ибо относительно теперешнего влияния Англии на наши дела говорит хотя бы такая мелочь: резиденция британского посла находится всего в двухстах метрах от кремлевской стены, в особняке Харитоненко.

После Первой мировой авторы новой большой войны рассуждали просто и прагматично: нужна её репетиция. Необходимо опробовать на подопытных народах стратегию, тактику, военную технику и оружие будущих сражений. И желательно это сделать тихо, не привлекая излишнего внимания. Выбор пал на Парагвай и Боливию.

Формальный повод для вооруженного столкновения между этими странами заключался в установлении территориальной принадлежности до того никому не нужной пустынной и неисследованной области Чако, где были обнаружены признаки нефти. Первоначально противоборствующие стороны были настроены на достижение компромисса. Но за нефтью стояли английские и американские магнаты, не желавшие уступать друг другу. Британские олигархи поддерживали Парагвай, американские – Боливию, и повод для войны не пришлось долго искать. Она стала реальностью и по своей ожесточенности мало отличалась от страшной парагвайской войны 1865- 70 годов, когда население Парагвая на две трети было уничтожено. Забегая вперед, следует сказать, что хотя силы Боливии пятикратно превышали силы Парагвая, победа, как ни удивительно, осталась за ним.

Война двух недоразвитых банановых республик не предполагает какой-то особенной подоплеки. Страны нищие, слух о возможном нефтяном богатстве (кстати, не найденном до сих пор) заставит их драться с остервенением беспризорников из-за кем-то оброненной стодолларовой бумажки. Если у противников плохо с деньгами и оружием, их можно дать в кредит. Удачно подворачивается случай испытать оружие с прекрасной возможностью заработать на нём. Театр военных действий находится на задворках мира, и что там происходит — мало кому будет интересно.

Но главное, в Боливии после Первой мировой появились немцы, а в Парагвае — русские; к войне они люди привычные, и сражаться они будут на совесть, потому как новая Родина в опасности. Вот пусть и пощупают друг друга штыком перед наступающей решительной схваткой.

Итак, если бы этих стран и обстоятельств не существовало, их следовало бы придумать.

Первые немногочисленные русские эмигранты появились в этой экзотической стране еще в начале двадцатых годов. Но с 1924 году туда началась массовая русская эмиграция, что связано с приездом в Парагвай генерала от артиллерии Ивана Тимофеевича Беляева или дона Хуана, как его стали там называть. О Беляеве и других русских эмигрантах недавно вышла замечательная книга Бориса Федоровича Мартынова под названием « Русский Парагвай». Но поскольку это сочинение опубликовано малым тиражом, возьмем на себя смелость сообщить читателю некоторые сведения о ситуации вокруг Парагвая и об этой войне.

Прежде всего нужно рассказать о мотивах действий дона Хуана. А он поставил перед собой непростую задачу. В Парагвае он увидел ту самую страну, где было возможно создание русского национального очага для всех тех, кто хотел бы оставаться русским.

Парагвай вполне подходил для этих целей. Власти этой страны были крайне заинтересованы не только в приезде русских специалистов, но и в простом увеличении населения: после страшной войны 1865-70 годов с Тройственным союзом Аргентины, Бразилии и Уругвая, его было крайне мало. Генерал Беляев обратился через газеты к русской эмиграции с призывом переехать в эту страну. Правительство Парагвая обещало помочь с переездом. Русским гарантировалось гражданство и посильное содействие. Призыв оказался действенным, и хотя эта страна находилась как бы на краю Ойкумены, русские эмигранты ехали туда многими десятками, если не сотнями. На новой родине они получили гражданство и возможности для применения своих сил: кто-то смог обзавестись собственным делом, а кто-то просто нашел работу. Русские работали врачами, агрономами, лесоводами, инженерами, преподавателями и прочая, и прочая. Для многих жизнь стала налаживаться. Русский очаг начал образовываться.

Тем временем тучи над Парагваем сгущались. Назревал конфликт с Боливией из-за области Чако. В 1922 году американская нефтяная компания «Стандарт ойл», действуя из Боливии, начала вести геологическую разведку на западных окраинах Чако, причем первые данные обнадеживали. Примерно в это же время английская компания « Бритиш петролеум» начала бурить на востоке Чако и тоже получила неплохие результаты. Запахло « черным золотом», и Боливия стала направлять туда разведывательные отряды с целью тихого захвата этого района. В 1928 году между боливийцами и парагвайцами произошли первые вооруженные стычки, и после них начались переговоры.

Действуя с позиции силы (Боливия была куда богаче и сильнее Парагвая), боливийцы предъявили претензии на всю эту область. Помимо нефти, аппетиты боливийцев подстегивало стремление обеспечить себе выход к морю по рекам Парагвай и Парана для вывоза этого самого « черного золота». Переговоры зашли в тупик. Обе стороны стали готовиться к большой войне. Вызывающее поведение боливийцев на переговорах объяснялось довольно просто: они были сильнее. А вот неуступчивость парагвайцев имела две причины.

Первая была такая. Начиная с 1924 года, дон Хуан совершил в район Чако двенадцать военно-топографических экспедиций и убедительно доказал возможность его успешной обороны Парагваем.

Хотя эта местность исторически относилась к Парагваю, до экспедиций генерала Беляева о ней было немного известно. До 1924 года эта была настоящая Terra incognitа. Исследовательские экспедиции в эту загадочную область просто пропадали, и, как считали тогда многие, виной тому были обитающие там жуткие кровожадные индейцы–каннибалы. Область Чако составляет две трети территории Парагвая и занимает площадь свыше 300 тысяч километров. Восточные окраины её представляют непроходимые джунгли, а западные представляют уже сухую безводную саванну. Днем там стоит страшная жара, но ночью температура может опуститься ниже нуля. Эти земли охраняют от человека тучи москитов и других кровососов, ядовитые змеи и ягуары (а последних парагвайцы неспроста называют тиграми). В довершение ко всему, в сезон дождей многие обширные районы в Чако превращаются в непролазные болота. В общем, это был «прелестный уголок», никак не походивший на землю обетованную.

Уже после первой вылазки в Чако дон Хуан пришел к выводу, что военные действия там будут жестко привязаны к немногочисленным источникам воды. В условиях дикой дневной жары расход воды возрастает вчетверо. Сторона, контролирующая воду, имеет неоспоримые преимущества. Оборона редких водных источников может успешно осуществляться даже малочисленной парагвайской армией. А если парагвайские силы смогут, вдобавок, совершать фланговые контратаки, удерживая боливийцев на безводных местах, или наносить удары по тылам, нарушая коммуникации, по которым должен идти подвоз опять-таки воды, то судьба боливийской армии может стать совсем незавидной.

Во время своих экспедиций дон Хуан настолько крепко подружился с индейцами племен макка и чимамоко, что его признали вождем, и стали называть «Твердая рука». Именно благодаря помощи индейцев на карте Чако, которую составлял дон Хуан, стали появляться местонахождения колодцев, озер и других источников воды, а также индейские тропы, основной вид коммуникаций в этой местности. Наличие карты и знание особенностей театра будущей войны позволило уже к 1928 году составить в основных чертах её план.

Вторая же причина выглядела на первый взгляд совершенно фантастической и заключалась она в наличии военного флота. Как ни странно это звучит для страны, не имеющей выхода к морю, флот, правда, речной, у Парагвая был. Во время прошлой войны 1865-70 годов он показал чудеса героизма и даже успел создать собственные традиции, что, как известно, и есть главная ценность для любого флота. А по этому поводу английский адмирал Канингхем сказал лучше всех: «Если Британия потеряет любой военный корабль, то она построит его не более, чем за три года; если же будут утрачены традиции, то для их восстановления потребуется триста лет».

Что же касается парагвайского флота, то накануне войны перед ним стояли две очень сложные задачи. Прежде всего, Парагваю необходимо было добиться безусловного невмешательства Аргентины и Бразилии в будущую войну на стороне Боливии. В противном случае стране грозило простое исчезновение с карты в результате раздела её территории между победителями и с последующим геноцидом, как это было всего шестьдесят лет назад. Сухопутные силы Парагвая, насчитывающие к 28 году около пяти тысяч человек, вряд ли могли произвести сильное устрашающее впечатление. Поэтому под влиянием русских моряков, оказавшихся в Парагвае, у руководства страны родилась идея обеспечить нейтралитет своих южных и восточных соседей с помощью флота. Правда, для этого его нужно было резко усилить, поскольку он состоял из трех древних канонерок. А вот при наличии новых, хорошо продуманных для речной войны кораблей, парагвайский флот вполне мог убедить вероятных союзников Боливии отказаться от участия в войне.

Дело в том, что хотя флоты Аргентины и Бразилии представляли собой достаточно внушительные силы, располагающими линкорами и крейсерами, для войны на реках они имели довольно ограниченное число кораблей. Аргентина обладала всего двумя древними тихоходными канонерскими лодками на реке Паране, вооруженные к тому же гаубицами с малой дальностью стрельбы. Бразильский же флот на верхнем плесе реки Парагвай представлял всего один монитор, еще более древний, чем его аргентинские собратья. Исходя из этого, можно было считать, что при наличии в парагвайском флоте хотя бы двух современных речных кораблей, он сможет произвести на своих соседей отрезвляющее действие, ибо, зачастую описание процедуры действует лучше, нежели она сама.

Но помимо обеспечения нейтралитета южных и северо-восточных соседей, флот должен был выполнить ещё одну задачу. Необходимо было надежно защитить главную речную коммуникацию страны — реку Парагвай, то есть не дать её перерезать боливийцам и переправиться их войскам на левый берег её, что попросту означало военную катастрофу. Поэтому правительство Парагвая, несмотря на предельную бедность страны, все же нашло средства для строительства этих речных кораблей, в дальнейшем получивших названия «Парагвай» и «Умайта». При создании этих кораблей русские моряки выполнили самый ответственный этап их строительства: они разработали техническое задание на их проектирование вместе с эскизными проработками, что, как известно, и определяет, в основном, возможную военную судьбу корабля. Эта работа была закончена в конце 27 года. Для постройки кораблей была выбрана Италия. В 29 году состоялась их закладка, в строй они вошли в конце 1930 — го и в мае 31- го пришли своим ходом в Парагвай, совершив переход через Атлантику.

Теперь несколько слов о главном русском участнике этого проекта. С 1925 года в Парагвае находился капитан первого ранга, князь Язон Константинович Туманов, который стал впоследствии основным советником его флота. Князь Туманов обладал завидным опытом боевых действий в составе самых различных сил флота и на самых разнообразных театрах – от озерных до океанских. Он начал служить на флоте ещё в русско-японскую войну и был участником Цусимского сражения. В годы Первой мировой командовал различными кораблями и был начальником штаба Черноморского флота. В Гражданскую войну он даже командовал некоторое время экзотической Охранной флотилией Армянской республики на озере Севан. Последним местом его службы на родине была морская контрразведка вооруженных сил Юга России в Крыму, которую он и возглавлял.

В конечном итоге задача создания минимальными средствами дееспособного флота была блестяще решена. Впоследствии князь Туманов написал неплохую книгу под названием « Как русские морские офицеры помогали воевать Парагваю против Боливии», откуда это, собственно говоря, и известно.

Благодаря их усилиям, Парагвай обзавелся уникальными кораблями, относящимися к классу канонерских лодок. Ничего похожего на них никто не строил в то время не только в Латинской Америке, но и во всем мире. Прежде всего, они относились к кораблям, по современной терминологии, «река-море». То есть, они могли действовать и на реках, и на морях. Как речные, они имели небольшую осадку, в качестве морских — хорошую мореходность, что подтверждалось их трансатлантическим переходом из Италии. Это позволяло им выходить в бурные воды низовьев Параны и залива Ла-Платы, что имело первостепенное значение в случае конфликта с Аргентиной. Корабли имели довольно большое водоизмещение в 750 тонн. Это дало возможность разместить на них довольно мощную артиллерию из четырех орудий главного калибра в 120 мм с дальностью боя на 21 км. Они имели также неплохую для того времени зенитную артиллерию, благодаря которой во время войны были сбито несколько боливийских самолетов. К тому же они были защищены противоосколочной бортовой броней, что позволяло вступать в бой на дальних дистанциях с полевой артиллерией противника.

Но главное – они обладали большой скоростью, необычной для крупных речных кораблей тех времен, доходившей у них до 18,5 узлов. Такая ходкость позволяла решать сразу несколько задач. Речные корабли Аргентины и Бразилии ходили не быстрее 14 узлов. Поэтому парагвайские канонерки, пользуясь своей скоростью, могли совершать набеговые операции, не опасаясь быть перехваченными противником. Они также могли, благодаря своему преимуществу в скорости, навязать бой противнику на выгодной для себя дистанции или выйти из боя по своему усмотрению. Однако преимущество большой скорости этим не исчерпывалось. Корабли могли быстро перемещаться по всему речному театру военных действий — их суточный переход доходил до 800км — создавая, тем самым, эффект своего присутствия в самых неожиданных местах. С учетом же того, что каждая канонерка могла принимать на борт 900 человек десанта — а в Аргентине и Бразилии никому не нужно было объяснять, что означает « свирепая нежность парагвайских батальонов» — быстрая переброска крупных сил пехоты, по меркам Латинской Америки, была крайне важна. Остается добавить, что наличие этих канонерок у Парагвая полностью себя оправдало. В течение всей войны Бразилия строго соблюдала нейтралитет, а Аргентина даже оказывала военную помощь Парагваю, правда, с большой выгодой для себя.

Здесь наше повествование уйдет немного в сторону, чтобы ответить на вопрос: а что, вообще, может сделать военный речной флот при правильной постановке дела? Поскольку представление у современного читателя, интересующегося военной историей, об этом предмете довольно смутное, следует рассказать такую историю.

В 1907 году отсталая «лапотная» Россия в лице Балтийского судостроительного завода начала строить для Амурской флотилии восемь тяжелых речных броненосцев. Они предназначались для обороны не только дальневосточных рек, но и морских акваторий Амурского залива и Татарского пролива. Речь идет о мониторе типа «Шквал». К концу 1910 года они вошли в строй.

Тактико-технические характеристики этого корабля были исключительно удачны. Прежде всего, это был один из первых в мире боевых кораблей с дизельной силовой установкой. За счет этого он имел дальность плавания более 3000 миль, при этом машинное отделение занимало относительно небольшой объем. Малая осадка менее пяти футов обеспечивала возможность действовать на реках. В то же время прочный корпус с двойным дном позволял кораблю выходить в бурные воды Амурского залива и Татарского пролива. Он мог также преодолевать и тонкие ледовые поля. За счет низкого надводного борта и минимума надстроек корабль обладал небольшой для его размеров площадью обстреливаемого силуэта, что, как известно, весьма важно в артиллерийском бою. Вооружение составляли два шестидюймовых и четыре 4,7-дюймовых орудия. Вес залпа составлял около 200 кг. Угол возвышения орудий в 30 градусов позволял стрелять по береговым укреплениям и батареям. Толщина бортовой брони была 3 дюйма. Не лишне напомнить, что просвещенная Британия начала строить подобные корабли с такой же артиллерией и броней только в 13 году. Правда, дизелей для них в Англии не нашлось, и пришлось применить паровые машины, отчего водоизмещение, размеры и осадка этих мониторов оказались существенно больше, чем у нашего корабля, а вот скорость и дальность хода – много меньше.

К концу 1910 года стала очевидной возможность установления длительного мира на Дальнем Востоке. Япония стала союзником Британии и, соответственно, России еще в 1909 году. Японская Империя была заинтересована в мире не меньше России, поскольку её силы были сильно истощены закончившейся войной с нами. Китай также был заинтересован в мире из-за своих внутренних проблем. Соответственно этому дислоцировать мониторы на Амуре было бессмысленно. В тоже время, в связи с первой Балканской войной и австрийской экспансией в этой «пороховой бочке Европы», уже к 12 году назрела настоятельная потребность в них на Дунае, и их необходимо было туда перевести. Впервые эту мысль высказал еще в 1909 году Командующий Амурской флотилией контр-адмирал А.А.Кононов; однако, корабли так и остались на Дальнем востоке.

Воевать им пришлось только в 1945 году уже с Квантунской армией в составе Амурской флотилии. В боевых действиях участвовали всего пять из восьми кораблей (один погиб во время Гражданской войны, два ремонтировались.) В этих боях наши мониторы служили фактически бронированным тараном. За десять дней боев, с 9-го по 19 августа, флотилия, идя вверх по реке Сунгари, разрубила фронт Квантунской армии на глубину 800 км и закончила свой поход в Харбине. При этом корабли флотилии подчас значительно обгоняли сухопутные части и действовали иногда без авиационного прикрытия. Чтобы понять, что это означало, стоит напомнить, что американцам в том же 1945 году для овладения относительно небольшим островом Иводзима понадобилось семьдесят суток. Амурские броненосцы воевали так. Подойдя к японскому узлу обороны, они огнем своей артиллерии нещадно громили укрепления и батареи противника, после чего, а иногда и одновременно с артиллерийской подготовкой, высаживали десант, который и довершал его окончательный захват. Не будет преувеличением считать боевые действия амурской флотилии беспрецедентными в истории флотов двадцатого века.

Возвращаясь к нашему повествованию, остается добавить, что новые корабли парагвайского флота отличились уже в 32-м году во время первого боливийского наступления, надежно защитившие свою главную коммуникацию-реку Парагвай. Когда же армия Парагвая после отражения натиска противника сама перешла в наступление, нанося свой главный удар по долине реки Пилькомайо, судоходной во время сезона дождей, их орудия снова пригодились. И, наверное, неслучайно, одна из этих канонерок — « Парагвай» — до сих пор остается в строю, а другая – «Умайта» — стала кораблем-музеем.

Эрнст Рем

Однако наше повествование несколько забежало вперед, и, возвращаясь к событиям накануне войны, для полноты картины нужно прояснить, что же происходило в Боливии. В начале двадцатых годов в Боливию приехало большое количество оставшихся не у дел после войны германских офицеров, общим числом около 120 человек. Начальником же генштаба боливийской армии стал генерал Ганс Кундт, который в Первую мировую воевал на восточном фронте против нас. Он и другие немецкие офицеры, например, небезызвестный Эрнст Рем, находившийся там до 33 года, рассматривали Боливию как новую Пруссию. Они стали внедрять в боливийской армии прусский военный дух, перевооружать её по немецким канонам и фактически командовать ею. Масштабы перевооружения впечатляли, тем более, что накануне войны американцы выдали Боливии значительные кредиты. На них боливийцы, действуя по немецким рекомендациям, закупили новейшие английские танки фирмы Виккерс, боевые самолеты, большое количество артиллерии, крупнокалиберные пулеметы и даже экзотические автоматы « Томпсон». Боливия смогла довести численность своей армии до ста двадцати тысяч человек и добилась пятикратного общего перевеса в силах над Парагваем.

В начале тридцатых годов в дипломатических кругах ходила такая шутка. На одном из приемов знаменитый генерал Першинг, тот самый, именем которого американцы впоследствии назвали свою страшную ракету, сказал послу Боливии: « Когда я слышу о военных приготовлениях Вашей страны, то всерьёз опасаюсь за судьбу Соединенных Штатов».

Что же касается плана войны, то относительно неё Кундт, назначенный её главнокомандующим, считал, что это будет легкая прогулка, вроде полевых маневров с боевыми патронами. Поэтому замысел немецкого командования был довольно прост. Используя свое многократное преимущество, он сводился к прямолинейным наступательным действиям, не обращая внимания на особенности района Чако. Целью этого наступления был город Консепсьон, расположенный на левом берегу реки Парагвай в её среднем течении. Выход к реке в районе этого города, её форсирование и взятие Консепсьона автоматически означало победу Боливии. Справедливости ради стоит упомянуть, что Парагваю, в общем-то, повезло с командующим боливийской армией: генерал Кундт был человеком не слишком большого полета.

5 марта 1931 года в Боливии пришел к власти Даниэль Саламанка, « человек-символ» как его называли, который стал носиться с идеей Великой Боливии. Война стала неизбежной и началась 15 июня 32 года. Однако сразу после её начала Боливию ожидал неприятный сюрприз. Русские офицеры в количестве 46 человек, посчитав, что их новая родина находится в смертельной опасности, пошли на фронт добровольцами. Это означало, что эта латиноамериканская война, начинавшаяся на первый взгляд в духе знаменитого романа O’Генри «Короли и капуста», неожиданно приобрела характер русско-германского столкновения.

О том, как воевали наши соотечественники, можно понять хотя бы из следующего эпизода. Вот как его описывает Б.Ф.Мартынов.

В конце июля передовой отряд боливийской армия, находясь на острие главного удара наступления на Консепсьон, захватил в центре Чако парагвайский форт Бокерон. Стремясь остановить это наступление, армия Парагвая перебросила туда свои главные силы. Однако довольно скоро выяснилось, что обе стороны оказались в стратегическом тупике. Основные силы боливийской армии застряли в дебрях Чако, а сил её передового отряда не хватало для преодоления обороны парагвайцев. В то же время и парагвайцы, несмотря на бесконечные атаки, не могли выбить боливийцев из Бокерона.

14 сентября под Бокерон добрался едва выздоровевший от малярии дон Хуан. Он упрашивал командующего парагвайскими войсками дать ему несколько орудий и пятьсот снарядов, ручаясь за два часа разбить боливийские укрепления, как он проделывал это в Первую мировую (Беляев был генерал от артиллерии). Однако парагвайцы считали это невозможным, и осада продолжалась. Между тем обе стороны при сорокоградусной жаре жестоко страдали от недостатка воды. Случилось именно то, о чем предупреждал дон Хуан: вода в Чако — очень важная вещь. Единственный источник воды, которым располагали парагвайцы, находился далеко в тылу и был близок, уже в конце сентября, к окончательному высыханию. Колодец, который находился в распоряжении боливийцев, также не мог обеспечить их водой. Воду доставляли по воздуху, но её все равно было мало. Люди пили мочу и сходили с ума от жажды. В этих условиях командование парагвайской армии приняло в октябре решение идти на последний штурм. Атака была назначена на 28 число.

Одним из парагвайских батальонов командовал русский офицер Василий Федорович Орефьев, есаул Войска Донского. Выйдя со своим подразделением на рубеж атаки, он не обнаружил противника и отправился за разъяснениями в штаб полка. Там выяснилось, что он должен был быть совсем в другом месте. Прозвучали обвинения в трусости. Однако в процессе разговора неожиданно выяснилось, что Орефьев неважно говорил по-испански, и просто не смог понять приказ. Орефьев был ветераном первой мировой и стерпеть такие обвинения не мог. Он кинулся в свой батальон и поднял его в «психическую» атаку.

В Латинской Америке такого способа атаки ещё никто не знал — это было невиданное дело. Поэтому, когда батальон Орефьева с примкнутыми штыками двинулся в сторону боливийцев, те, оторопев, прекратили огонь. С обеих сторон все заворожено смотрели на этих безумцев, идущих на верную смерть. Когда до боливийских окопов остались считанные метры, в полной тишине прозвучала команда: « В атаку!», боливийцы пришли в чувство и открыли огонь. Орефьева скосило первыми же выстрелами, но его солдаты смогли вытащить его из мясорубки на передовой. Он был еще жив и успел сказать, что приказ он выполнил, а, значит, и умереть теперь не зазорно. В это время на позициях боливийцев уже кипела рукопашная схватка — бой был страшный. На следующий день форт Бокерон сдался.

После этого боя обе стороны сделали свои выводы. Парагвайцы стали считать, что если русские могут так сражаться, то до победы рукой подать. Боливийцы и немцы заключили для себя, что русские явные психи, а раз так, то хорошего ждать не приходится. Кстати говоря, после Бокерона в оставленных боливийцами окопах стали находить записки примерно такого содержания: « Если бы не проклятые русские, мы бы давно сбросили ваше босоногое воинство в реку Парагвай».

Генерал Беляев написал в своем дневнике, что взятие Бокерона означало пятьдесят процентов успеха. Победа Парагвая стала очевидной уже в конце 1933 года, а в 1935 году Боливия запросила мира. О масштабах этой, в общем – то во многом братоубийственной войны, свидетельствует хотя бы количество убитых в ней: шестьдесят тысяч боливийцев и сорок тысяч парагвайцев. Это притом, что население Боливии перед войной составляло три миллиона человек, а Парагвая — около восьмисот тысяч.

Однако мы отвлеклись от темы прелюдии большой войны между Германией и Россией. С учетом её неизбежности, как и предсказывал генерал Вандам, война Чако была, если можно так выразиться, «опытной», в ходе которой опробовались многие новшества военного дела. Правда, русская военная школа оказалась сильнее немецкой, а война — как говорил старшина Васков — это не кто кого перестреляет, а кто кого передумает. Но опыт, полученный в ходе её битв, Германией и СССР был использован совершенно по-разному.

Германия постаралась извлечь из неё максимум полезного для реванша в будущей большой войне, особенно с учетом того, что многие ее немецкие участники продолжили службу уже в вермахте. Эта тема становится особенно интересной, если учесть, что инициатива опробования большинства тогдашних военных и технических новшеств исходила именно от немецких военных советников, использовавших для этих целей довольно большой военный бюджет Боливии.

Из новых видов оружия на поле боя были испытаны автоматы, огнеметы, пулеметы разных типов, минометы и артиллерия, и многое из этого было потом использовано против нас. Относительно же применения танков и авиации следует напомнить, что по Версальскому миру Германии нельзя было иметь ни того, ни другого. Поэтому немцы постарались максимально использовать открывшиеся перед ними возможности для разработки как способов их эффективного применения, так и выяснения тактико-технических требований к этим видам оружия для будущих сражений. Например, было быстро выяснено, что тогдашняя английская концепция танкостроения не выдерживает критики. Британский танк «Виккерс шеститонный» с картонной броней, вооруженный пулеметами или опереточной артиллерией, и с отвратительной, в условиях Парагвая, проходимостью, имел нулевую боевую ценность. К тому же наш соотечественник, генерал от инженерии Зимовский, быстро наладил в Парагвае выпуск противотанковых гранат собственной конструкции, которыми и были довольно скоро уничтожены, по большей части, британские танки. Неудивительно, что из этого немцы сделали для себя вывод, что для будущей войны нужны совершенно другие машины. И поэтому проектирование танка « Тигр» началось уже в 1937 году. Кстати говоря, нам очень повезло, что на 22 июня у вермахта не было этого «чудовища», против которого была в то время бессильна любая противотанковая пушка.

Помимо этого, в начале 30-х годов о тактике танков также имелось весьма расплывчатое представление – опыт Первой мировой был здесь бесполезен. Войсковые испытания бронетанковых сил были очень кстати. Это дало возможность немцам добиться уже в начале Второй мировой очень существенной эффективности своих танковых войск.

То же самое относилось и к применению авиации. Военно-воздушные силы Боливии были откровенно слабы, но с их помощью немцам удалось как отработать тактику бомбометания с пикирования, так и определить технические параметры пикирующих бомбардировщиков или, по немецкой терминологии, штурмовиков. Поэтому вполне логично, что проектирование своего знаменитого пикирующего штурмовика Ю-87, перевернувшего потом всё представление о воздушной войне против наземных войск, немцы смогли начать уже в 1934году.

Принятием на вооружение пистолета–пулемета МП-38 или, в просторечии, автомата Шмайсера, вермахт также обязан испытаниям подобного оружия в парагвайской войне. До этого пистолет-пулемет считался экзотическим оружием американских гангстеров. Но в Чако воевал некий майор Брандт, который, вернувшись в Германию, сумел убедить руководство вермахта в его необходимости.

Как видно из этих нескольких примеров, влияние войны Чако на немецкое оружие и тактику Второй мировой было велико. А вот Советская власть, исходя из безумных идеологических соображений, предпочитала игнорировать наших эмигрантов, а события этой войны старательно замалчивала. Возможные резоны тогда могли быть такие: если в гражданской войне «белые» были разгромлены, так чему ж учиться у этой, окопавшейся в Парагвае, недобитой контры?

При этом советское руководство было прекрасно осведомлено о событиях той войны. Латинская Америка тогда просто кишела агентами Коминтерна. Например, в 35 году власти Бразилии предотвратили попытку государственного переворота, готовящегося ими. Это замалчивание продолжалось вплоть до 1941 года. После же окончания Великой Отечественной события войны Чако и вовсе стали запретным плодом для советских людей. Причина проста. Если горсточка парагвайцев и русских — именно русских, а не «советских» — смогли разгромить многократно превосходящую их « новую Пруссию», то чем можно объяснить, несмотря на всю многолетнюю подготовку к войне и огромные истраченные ресурсы, страшный разгром Красной Армии в 1941 году? А поскольку объяснить это не представляется возможным на основе имеющейся в нашем распоряжении информации, то возникает совсем уже крамольная мысль: уж не было ли у советского руководства, к примеру, некого тайного умысла? А если был, то в чем же он состоял? И, наверное, оттого, даже сейчас, когда Советской власти как бы и нет уже больше 20 лет, война Чако особенно не освещается.

При подготовке к войне идеология не расходилась с делами, что видно хотя бы из такого примера. В 1931 году СССР закупил лицензию на выпуск британского танка «Виккерс шеститонный» и с завидным упорством выпускал его до 1941 года. Всего было выпущено 11218 этих танков (Шунков В.Н. Оружие победы. — Минск, 1999г.). Вот только не ясно – зачем? Эти « ошибки» Советской власти можно приводить еще очень долго, но это уже совсем другая история.

Однако у войны Чако было еще одно, не слишком явное следствие. Маленький, нищий Парагвай со своими русскими добровольцами первым встал на пути германского реваншизма и идущей за ней « коричневой чумы» — и победил. Поражение Боливии поставило крест на планах создания «новой Пруссии». По престижу Германии и, соответственно нацистов, рядившихся в белые одежды в сравнении со злобными гринго-англосаксами, был нанесен сильный удар. И это в некоторой степени способствовало тому, что во время Второй мировой Латинская Америка оставалась нейтральной. Планы по втягиванию её в войну на стороне Германии остались не реализованы. И на этом нам остается закончить наш очерк.