Либеральный тоталитарный. Либерализм и тоталитарный режим. Либерал-фашизм как историческая тавтология

Когда-то это была аксиома либерализма — свобода означала неотчуждаемый суверенитет личности. Вы являлись своей собственностью. Вы могли сдать себя в аренду работодателю на ограниченный период и по взаимно согласованной цене, но ваше право собственности на себя не могло быть ни куплено, ни продано. На протяжении двух столетий эта либеральная, индивидуалистическая точка зрения легитимизировала капитализм как «естественную» систему, населённую свободными людьми.

Способность отделить забором часть своей жизни и оставаться суверенным и самостоятельным внутри этих границ была самой важной частью либеральной концепции свободного человека, а также его или её отношений с общественной сферой. Чтобы пользоваться свободой, индивидуумам была нужна безопасная гавань, внутри которой они могли развиваться как настоящие личности, прежде чем вступать в отношения — и сделки — с остальными. Сформировавшись, наша личность могла расти благодаря коммерции и промышленности, то есть сетям сотрудничества между нашими личными гаванями, которые строились и перестраивались для удовлетворения наших материальных и духовных нужд.

Однако границу, отделяющую нашу личность от внешнего мира, то есть границу, на основе которой либеральный индивидуализм создал свою концепцию автономности, индивидуального суверенитета, а в конечном итоге свободы, оказалось невозможно сохранить. Первая брешь в этой границе возникла, когда промышленные товары вышли из моды, а им на смену пришли бренды, захватившие внимание, чувства и желания общества. Спустя короткое время бренды совершили новый радикальный поворот, наделив предметы свойствами «личности».

Как только бренды обрели качества личности (а это сильно повысило лояльность потребителей и, соответственно, прибыли), люди почувствовали необходимость представлять себя брендами. Сегодня, когда коллеги, работодатели, клиенты, недоброжелатели и «друзья» постоянно следят за нашей жизнью в онлайне, мы находимся под непрерывным давлением — превратиться в набор дел, картинок и качеств, которые бы соответствовали привлекательному, хорошо продаваемому бренду. Личное пространство, которое так важно для автономного развития аутентичного я (а именно такое я делает неотчуждаемым индивидуальный суверенитет), сейчас практически испарилось. Исчезает сама естественная среда обитания либерализма.

В этой среде чёткая граница между частной и общественной сферой отделяет ещё и досуг от работы. Но не надо быть радикальным критиком капитализма, чтобы увидеть, что право на время, когда человек не продаётся, тоже испарилось.

Контекст

Когда власть делили, нас позвать забыли

Порядок против либерализма

Образованная молодежь бежит из России

Российская молодежь по стойке «смирно»

Ох уж эта молодежь

Если им повезёт настолько, что их пригласят на собеседование (или даже возьмут на работу), работодатель сразу же подчеркнёт, что они легко заменимы: «Мы хотим, чтобы вы были верными себе, чтобы вы следовали свои чувствам, даже если это означает, что нам придётся вас уволить!». Именно поэтому они удваивают усилия по открытию тех «чувств», которые понравятся будущим работодателям, и по поиску того мифического «истинного» я, которое, как им говорят начальники, находится где-то у них внутри.

Этот квест не знает границ и пределов. Джон Мейнард Кейнс однажды сделал знаменитое сравнение — он привёл в пример конкурс красоты, объясняя, почему никогда невозможно узнать «подлинную» стоимость акций. Участники фондового рынка не заинтересованы в выяснении, кто из конкурсантов красивее. Их решение базируется на прогнозах, кого сочтёт самой красивой усреднённое мнение, и что, согласно этому усреднённому мнению, является усреднённым мнением: возникает ситуация кошек, которые охотятся за собственными хвостами.

Конкурс красоты Кейнса проливает свет на сегодняшнюю трагедию многих молодых людей. Они пытаются выяснить, какое из их потенциальных «истинных» я будет воспринято как наиболее привлекательное усреднённым мнением тех, кто формирует общественное мнение. Одновременно они стараются сфабриковать это «истинное» я в онлайне и офлайне, на работе и дома, вообще везде и всегда. Возникли целые индустрии советников и коучей, а также различные экосистемы субстанций и самопомощи, чтобы провести их через этот квест.

Ирония судьбы заключается в том, что либеральный индивидуализм, похоже, проиграл тоталитаризму, который не является ни фашистским, ни коммунистическим, но который вырос из его же собственных успехов в легитимизации нашествия брендов и превращения в товар нашего личного пространства. Для победы над этим тоталитаризмом, то есть для спасения либеральной идеи свободы как индивидуального суверенитета, может потребоваться всеобъемлющая реконфигурация прав собственности на орудия производства, дистрибуции, сотрудничества и коммуникаций, которые всё чаще обретают электронную форму.

Не будет ли это прекрасным парадоксом, если спустя 200 лет после рождения Карла Маркса, мы решим, что для спасения либерализма нам надо вернуться к идее, что свобода требует прекращения безудержной коммодификации (то есть превращения всего в товар) и обобществления прав собственности на средства производства?

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

Политические, экономические и социокультурные изменения, имеющие место в современном мире, вовлекают фактически все без исключения страны во всеобъемлющую трансформацию существующего миропорядка. Важным средством реализации этой цели в интересах глобального управленческого сообщества становится утверждение в массовом сознании псевдонаучных концепций, созданных в целях защиты либерального социального уклада (как якобы демократического и горизонтально управляемого), сложившегося мирового разделения труда и геополитического расклада сил. И если самоидентификация Запада, начиная с 1950-х гг., осуществляется в рамках сменяющих друг друга доктрин постиндустриализма (включая такие его современные модификации, как «общество знания» и «сетевое общество»), обещающих человечеству свободное и обеспеченное будущее посредством развития технологий, то для характеристики альтернативных, тем более сопротивляющихся западной гегемонии режимов, стран, цивилизаций настойчиво продолжает использоваться понятие «тоталитаризм» (в значении государственного произвола, нарушения прав человека и т.п.).

В действительности, как отмечает В. Каменев , «за тоталитарными обвинениями скрывается большая идеологическая ложь. Если стать на эту точку зрения, то современный Запад уже превзошел в тоталитарности своей пропаганды и Гитлера, и Сталина, об этом говорят, хотя бы, разоблачения электронной слежки спецслужб США Сноуденом, откровения американских «экономических убийц», практика тайных тюрем ЦРУ и узаконенные (!) пытки заключенных» . Человечество становится свидетелем торжества агрессивного ультра-либерализма, требующего тотального мирового господства любой ценой, и превращения такого – тоталитарного –либерализма в либеральный тоталитаризм . Не удивительно, что словосочетание «либеральный тоталитаризм» и термины-синонимы («неототалитаризм», «информационный тоталитаризм», «soft-тоталитаризм», «light-тоталитаризм» и др.) все чаще становятся устойчивыми определениями при характеристике процессов и явлений в современном мире.

В этих условиях чрезвычайную важность приобретает задача четкого концептуального оформления понятия «либеральный тоталитаризм» и определения его черт, что представляется возможным на основе сравнительно-аналитического обзора и осмысления научно-философских трудов, посвященных данной тематике. Здесь стоит указать в качестве заслуживающих внимания и довольно высоких оценок на несколько работ современных российских авторов, уже предпринимавших в последнее время попытки подобного рода. Так, Р.Р. Вахитов производит обзор критики манипулятивных и репрессивных механизмов западного общества рядом западноевропейских левых интеллектуалов середины и второй половины XX столетия . В.А. Тузова рассматривает взгляды на проблему либерал-тоталитаризма как тоталитаризма информационного некоторых современных восточноевропейских и отечественных авторов . Работа К.П. Стожко и А.В. Чернова в целом представляет собой обзор библиографии критического анализа экономической модели нового тоталитаризма . Однако в своих выводах указанные авторы не пришли к концептуальному синтезу , к выделению упорядоченного перечня признаков либерального тоталитаризма, что и становится основной целью данной статьи.

Напомним, что концепт «тоталитаризм» впервые вводится в политологический дискурс итальянскими либералами-антифашистами Дж. Амендолой и П. Гобетти в начале 20-х гг. XX в. для критики установившегося режима Б. Муссолини. В ответ Дж. Джентиле предпринял попытку элиминации негативности, интерпретации тоталитаризма, релевантной идеологическим запросам итальянского фашизма. В следующем десятилетии в странах-лидерах «свободного» мира была взята на вооружение риторика, пытавшаяся использовать любые общие черты фашизма и советского социализма для объединения их под одной вывеской и тем самым морально-идеологической дискредитации последнего (ее, в частности, охотно использовали Л. Троцкий, У. Черчилль, Г. Трумэн ). Дальнейший этап –стремление подвести эти утверждения под прочный теоретический фундамент, что попытались сделать чуть раньше – Ф. фон Хайек (фашизм и нацизм – не реакция на социалистические тенденции, а неизбежное их продолжение и развитие) и К. Поппер (противопоставление «открытого» и «закрытого» общества), чуть позже – Х. Арендт (квинтэссенция тоталитарного правления –террор, а также идеология, навязывающая сверхсмысл, исполняющий законы Природы или Истории), К. Фридрих и З. Бжезинский (перечень определяющих признаков тоталитарного общества). К концу 1950-х – середине 1960-х гг., после выхода работ Х. Линца, Р. Арона и др., «каноническая» концепция тоталитаризма содержала уже полтора десятка черт, причем универсальность некоторых из них (таких, как отрицание традиционной морали и полное подчинение выбора средств поставленным целям, приверженность экспансионизму, всеобъемлющий контроль правящей партии над вооруженными силами и распространением оружия среди населения) вызывает определенное сомнение или недоумение.

Еще раз подчеркнем, что практически все теоретики тоталитаризма и их последователи утверждают несомненную (для них) тождественность коммунизма и нацизма как антидемократических режимов, существующих в оппозиции «свободному» обществу либерализма, «которое не знает объединяющей всех цели, … наслаждается процессом жизни, а не результатом . Поэтому более поздние попытки создать эмпирическую, построенную на базе реальных, верифицируемых фактов теорию тоталитаризма не имели большого успеха, все больше расходились с действительностью по мере либерализации политического режима стран социализма и к тому же не отражали принципиальные отличия различных «тоталитарных систем» (в вопросах отношений собственности, социальной справедливости, ориентации на национализм или интернационализм и др.). В силу своей вполне определенной политической ориентации такая концепция тоталитаризма оказалась слишком упрощенной, в чем-то даже примитивной, продолжая существовать исключительно как идеологическое оружие.

Правда, именно по этой причине в условиях капитуляции социалистической системы в конце 1980-х – начале 1990-х гг. на постсоветском информационном пространстве классическая концепция тоталитаризма получила одно время широчайшее использование в целях дискредитации самих принципов социальной справедливости, альтруизма.

Типичным примером могут служить идеи К.С. Гаджиева , который, отделяя тоталитаризм от абсолютизма, авторитаризма, деспотизма как феномен, принадлежащий исключительно XX столетию, произвел его нехитрую типологизацию на правый (фашизм и национал-социализм) и левый (коммунизм). Цель тоталитаризма, по его мнению, состоит не только в принудительной трансформации всех видов общественных отношений и институтов, разрушении социальной стратификации (курсив автора статьи), уничтожении традиции, но и в целенаправленном изменении собственно человеческого бытия, «полной переделке, трансформации человека в соответствии с идеологическими установками» , конституировании нового типа человека, атомизации и фрагментизации общества. Террор рассматривается Гаджиевым как сущностная характеристика тоталитаризма, и применяется не только для уничтожения и запугивания, но и в качестве обыденного инструмента управления массами.

В главном с К.С. Гаджиевым согласен А.Г. Таубергер , претендующий, правда, на поиск объективных закономерностей, трактующий тоталитаризм как «метод мобилизации масс, специфический мобилизационный ответ на резко кризисную ситуацию» , неизбежно следующий из задач «догоняющей модернизации». По его мнению, «основной сущностный признак тоталитаризма – стремление к созданию «нового человека» с изменением его внутренней природы так, чтобы он отождествлял интересы общества (государства) со своими личными интересами», при этом перманентный террор, слияние всех ветвей власти, подчиненность государственной власти средств массовой информации относятся к второстепенным элементам тоталитаризма .

Подобная картина моделей общественного устройства обоснованно подвергается критике на основе сопоставления с эмпирической реальностью. И здесь оказывается, что О. Хаксли свой «дивный новый мир» выводил из современной ему капиталистической либеральной демократии, а закрытое общество, описанное у К. Поппера (равно как, скажем, и антиутопия Дж. Оруэлла), – это просто слепок темных сторон самой же западной цивилизации. Либерализм сегодня представляет собой идеологию, требующую от любого государства служения не своему народу, а глобальным монополиям. США как мировой геополитический субъект объявили о своей системной «моральной» монополии на истину, при которой полностью отсутствует какой-либо намек на возможность существования других систем, идеологий и проектов. Та стратегия действий, которую предлагает идея глобализации, априори считается абсолютной и стоящей выше любой альтернативы. Отныне такие темы, как рынок или преследование частных интересов предстают как выражение даже не лучшего, а единственно возможного образа жизни. Рынок приобретает сакральный характер (при том что на практике он давно превратился в фикцию), иерархия потребительства уподобляется божественной иерархии.

В ситуации явственного обнаружения все новых и новых признаков тоталитаризма в социальном бытии именно государств-лидеров Западного мира (по утверждению М.Г. Делягина , «…современный либерализм – это фашизм сегодня, фашизм не индустриальной, но информационной эпохи» ), актуальное звучание обретают как раз его «неклассические» версии.

Как отмечает Р.Р. Вахитов, феномен этого «мягкого, либерального тоталитаризма» глубоко изучен в работах «новых левых», стремившихся раздвинуть границы классического марксизма за счет синтеза его гуманистического содержания с иными философскими направлениями Новейшего времени – психоанализом, структурализмом, экзистенциализмом и вскрывших сам механизм действия капиталистической идеологии .

У истоков этого направления в понимании феномена тоталитаризма стоит А. Грамши , позаимствовавший из русского марксизма термин «гегемония», но наполнивший его новым содержанием. Гегемония буржуазии осуществляется при помощи целого ряда институтов – школ, профсоюзов, партий, ассоциаций, которые исподволь внушают массам совершенно определенные идеи, представляющие ее господство «естественным, незыблемым порядком вещей». Причем, в качестве проводника подобных идей выступает особая, взращенная правящей элитой социальная группа – буржуазные интеллектуалы, сила воздействия которой особенно велика вследствие того, что ее составляют во многом выходцы из народа. Главное средство гегемонии – создаваемая такими интеллектуалами и ими же проводимая в массы идеология, выражающаяся в самых различных формах – от прямых политических призывов до полунамеков, содержащихся во внешне «аполитичных» произведениях литературы или в учебных программах школ. Вне зависимости от этого, все они направлены на формирование определенного – выгодного гегемону – образа мыслей .

Огромная роль в расширении взгляда на субъект тоталитаризма принадлежит Франкфуртской школе .

Уже представители ее «старшего» поколения – Т. Адорно и М. Хоркхаймер – выдвинули тезис о связи научной рациональности и политического тоталитаризма, развитие которого подвело их к выводу о том, что фашизм есть своего рода диалектический плод парадигмы Просвещения: гипертрофия рацио привела к само-раскрытию в этой рациональности ее иррациональной, мифологической природы. На основе этого тезиса Г. Маркузе – представитель «младшей» генерации франкфуртцев – полагал, что из тезиса: «мы должны полностью подчинить себе природу» прямо вытекает тезис: «мы должны научиться управлять обществом и человеком», иными словами технология не может быть нейтральна, а классическая механика и паровая машина рождают Освенцим. Идеал тоталитарного проекта – общество-машина, где люди выполняют роль винтиков. Ничего подобного не могло прийти в голову человеку античности или средних веков, когда господствовало органическое понимание космоса и общества. Процесс перехода общества к тоталитаризму ускорился в годы 1-й Мировой войны – именно тогда началось формирование опирающихся на научную рациональность механизмов общественного контроля (до этого власть не ставила себе целью методично подчинить себе умы и волю всех граждан и удовлетворялась необходимым, эпизодическим политическим и идеологическим насилием).

Смысл либеральной разновидности тоталитаризма сфокусирован у Г. Маркузе в следующем утверждении: «В развитой индустриальной цивилизации царит комфортабельная, умеренная, демократическая несвобода, свидетельство технического прогресса» . Созданы мощнейшие информационно-технические механизмы подавления скептицизма и протеста в самом зародыше (телевидение, шоу, реклама, лотерея и т.д.). Мир «одномерных людей» – «общество без оппозиции», поскольку при господстве лояльного «счастливого Сознания», удовлетворенного контролируемым комфортом, убаюканного ложной свободой и не желающего пользоваться даже доступными ему критическими институтами, почти нет людей, которые умеют мыслить самостоятельно. Везде царит культ унификации – покупают те товары, которые рекламируются, повторяют те мысли, которые признаны «прогрессивными». Ассортимент этого общества велик, однако одновременно оно и самое бедное, поскольку не может предложить человеку ничего кроме товаров. Свобода, которой это общество так кичится – иллюзорна, это свобода выбора между товарами примерно одного качества. При этом властная элита располагает мощнейшими механизмами подавления, скрытой идеологией, сильной именно тем, что большинство людей этого общества искренне убеждены, что никакой идеологии в нем не имеется, что они живут в «свободном мире».

К становлению теории либерального тоталитаризма имеет непосредственное отношение и учение Г. Дебора о современном капитализме как «Обществе Спектакля». Спектакль – апогей открытого К. Марком капиталистического отчуждения (где человек теряет не материальные блага, как при экономической эксплуатации, а самого себя, творческую суть, становясь пассивным, послушным объектом манипуляции, вещью, товаром) – превратилось всё – политические дебаты в парламенте, террористические акты, продажа уцененных товаров. Специально смонтированный и продуманный спектакль со своими постоянными сюжетами (авиакатастрофы, теракты, сексуальные похождения «звезд» и т.п.) властно вторгается в жизнь, деформирует ее, наполняя своими смыслами, т.е. идеологией и начинает выдавать себя за саму жизнь. В результате становится невозможно различить, где кончается Спектакль и начинается реальность, ибо спектакль становится настолько тотальным, что в него начинают верить даже те, кто его создают.

Позднее, в «Комментариях к Обществу Спектакля» Г. Дебор пророчески выдвинул идею о том, что крушение СССР и монополия рынка приведет к торжеству нового вида спектакля – интегрированного , который будет совмещать в себе диктат потребления и сильный репрессивный аппарат .

И. Валлерстайн уже после капитуляции системы социализма не только обосновал отсутствие противостояния тоталитарных идеологий, с одной стороны, и либерализма, с другой, но и поставил под сомнение традиционное изложение послевоенной истории XX в. как истории биполярного мира. Противостояние социализма и либерализма, по мнению Валлерстайна, было частью консенсуальной политической игры в интересах глобальной мировой политики и глобального либерального проекта, элементами которого они являлись: «Существовала лишь одна истинная идеология – либерализм, которая нашла свои проявления в трех основных обличьях» . Крушение социализма в конечном итоге имеет следствием глубокий кризис либерализма, который стремительно теряет свою легитимность.

Наличие прямой связи между либерализмом и тоталитаризмом устанавливает Т. Сунич . Он отмечает, что, поставив людей исключительно в экономическую зависимость друг от друга и уничтожив более традиционные связи родства и патриотизма, современный либерализм с неизбежностью придет к созданию общества, где в тяжелые времена каждый будет стремиться перекупить, перехитрить и обойти прочих, расчищая таким образом поле для «террора всех против всех» и готовя почву для возникновения новых тоталитарных систем .

З. Видоевич констатирует уже наступление в современном мире либерального тоталитаризма, обусловленное отсутствием у западного мира новой жизненной философии, поскольку «пресыщенность вещами и исчерпанность цивилизационной парадигмы как бесконечной аккумуляции предметов и мощи делают в исторической перспективе западный проект по существу нереальным, так как он не может предложить что-нибудь существенно новое» . Тоталитаризм не является стохастическим социальным явлением, а представляет собой «постоянно присутствующую тенденцию западной цивилизации и неизбежное последствие вырождения либеральной демократии» . Источники либерального (или постмодернистского, по терминологии самого З. Видоевича) тоталитаризма коренятся в политической экономике современного капитализма, основанной на глобальной роли мультинациональных компаний, стремящихся действовать как фактическая планетарная власть, планетарном насилии и сверхсовременных технологиях. Последние предоставляют неограниченные возможности для манипуляции массовым сознанием (и подсознанием); при этом происходит постоянное методологическое совершенствование манипуляций. Атомизированные индивиды при этом оказываются в мире консьюмеризма и «тиражирования и объединения в сети псевдореальности, или, говоря постмодернистским языком, «симулякра» . Иными словами, современный тоталитаризм обладает свойством «идеологического самоискажения собственной сущности» .

Системный кризис, переживаемый постсоветской Россией, явное несоответствие объяснительных концепций либерал-глобализма существующей реальности способствовали осознанию наличия доминирующей идеологии и агрессивной стратегии Запада по крайней мере частью научно-философского сообщества постсоветской России.

Мощным толчком послужило распространение поздних работ А.А. Зиновьева , в которых предельно ясно и откровенно объяснялись механизмы функционирования, экспансии и устойчивости Западной цивилизации в Новое и Новейшее время. Мыслитель постоянно подчеркивал, что политическая стабильность западных обществ на протяжении последних столетий обеспечивается не выборностью представительной власти и многопартийностью, а системой институтов «сверхгосударства» . Сверхгосударство образует разросшийся аппарат полиции, судов, тюрем, а самое главное, – спецслужбы, тайные общества, элитарные клубы, транснациональные корпорации, которые на деле никак не контролируются обществом, в некоторых случаях вообще не узаконены в праве, но целиком управляют властью видимой, обладая неограниченными финансовыми возможностями, идеологической сплоченностью, дисциплинированностью, широчайшим выбором средств и форм репрессивного подавления и устранения противников глобального миропорядка .

Среди отечественных исследователей теории и практики тоталитарного хозяйства можно назвать С.Н. Бабурина, В.М. Межуева, А.С. Панарина, Л.М. Марцеву и др. Современный тоталитаризм, согласно представителям теории экономической дискриминации , вполне может уживаться с рыночной экономикой, мимикрировать в условиях «представительной демократии», приобретать форму охлократии и бюрократии. Стоит привести суждение Р.Л. Лившица о том, что рыночная диктатура обладает всеми признаками тоталитаризма и использует самые современные технологии: ювенальную юстицию, специальную пропаганду, манипулирование сознанием . Характерными признаками диктатуры рынка являются следующие: рыночные отношения охватывают все сферы человеческой жизнедеятельности, в т.ч. частную, превращая в товар самого человека; рыночные институты «работают» под жестким контролем государства, создавая лишь видимость свободы хозяйственной деятельности; рыночные принципы действуют только в период благоприятной конъюнктуры, но полностью или частично прекращают свое действие в условиях кризиса (когда становятся допустимыми жесткие ограничения со стороны государства). При этом в условиях дискриминационной экономики (отрыв от производства материальных благ и знаний в пользу экономики услуг) – искусственно девальвируются все духовные ценности, которые также получают более низкий публичный статус. Вместо духовных благ они низводятся до уровня простых услуг: услуги по образованию, по научным исследованиям, по здравоохранению и т.д.

В.П. Пугачев в сформулированной им концепции информационно-финансового тоталитаризма выделяет две сочетающиеся группы методов воздействия на поведение человека: 1) информационные , основанные на возможностях тотального контроля за личностью с помощью современных спутниковых, компьютерных, PR-технологий; 2) экономические , используемые контролирующей государство финансово-политической олигархией. Более широкие возможности, по мнению политолога, несомненно, принадлежат информационным методам как более эффективным, по сравнению с которыми очевидной становится примитивность основанных на прямом внешнем насилии методов классических тоталитарных режимов. Более того, современные методы социального контроля зачастую заимствуются из других наук, например, кибернетический триггерный способ управления, предполагающий управление социальной системой «…через контроль лишь за ее ключевыми точками, которыми применительно к современному обществу являются прежде всего финансовые ресурсы, электронные СМИ, наиболее влиятельные элиты и организованные группы» . К важнейшим характеристикам информационно-финансового тоталитаризма автор относит также разрушение традиционных аксиологических установок, формирование массового типа личности, манипуляцию сознанием и поведением .

Экзистенциальная концепция природы тоталитаризма В.Ю. Даренского выстраивается на базе следующей дефиниции: «Тоталитаризм – это такой тип социально-экономического, политического и культурного устройства общества, при котором носители власти пытаются максимально унифицировать жизнь людей в соответствии c определенной идеологической и мировоззренческой доктриной путем максимального воздействия на формирование личности» . Репрессии исследователь не относит к необходимым атрибутам тоталитаризма, поскольку его суть состоит в саморазрушении человека, возведении государства в псевдоабсолют, полагании себя способным контролировать основы человеческой жизни. Репрессии тоталитаризма обусловлены сопротивлением людей саморазрушению, но при отсутствии сопротивления они излишни. Поэтому современный тоталитаризм – это «тоталитаризм потребительского общества и тотальной манипуляции сознанием», прикрывающейся идеологией либерализма .

А.Г. Дугин, определяющий современное западное общество как «третий тоталитаризм», пишет следующее: «Либерализм тоталитарен по-особому. Вместо прямых физических репрессий против инакомыслящих он прибегает к тактике «мягкого удушения», постепенного сдвига на окраину общества диссидентов и оппонентов, к экономическому шантажу и т.д. … доминирующая идеология Запада (либерализм) активно борется с альтернативными политико-идеологическими проектами, но использует для достижения своих целей методы более тонкие, более «мягкие», более отточенные, чем известные до того формы тоталитаризма. Либеральный тоталитаризм не брутален, но завуалирован, призрачен, невидим. Однако от этого он не менее жесток» . Дугин отмечает, что сам факт выдвижения индивидуума как высшей ценности и меры вещей есть проекция общества, то есть форма тоталитарного влияния, идеологической индукции. Индивидуум есть социальный концепт, сам человек узнает о том, что он – частное лицо только из общества, причем из такого, где либеральная идеология доминирует. Поэтому либерализм есть тоталитарная идеология, настаивающая с помощью классических методов тоталитарной пропаганды на том, что индивидуум есть высшая инстанция. Либеральное общество, противопоставляя себя массовым обществам социализма и фашизма, в свою очередь, остается массовым и стандартизированным. Чем больше человек стремится быть не обычным в контексте либеральных парадигм, тем более похожим на других он становится .

При этом А.Г. Дугин (как и З. Видоевич), смог ощутить сложную связь между идеологией либерального тоталитаризма и постмодернистским дискурсом. Пусть философы-постмодернисты подвергли критике претензии Западной цивилизации на демократию, равенство и толерантность, доказали, что все это – заувалированные формы контроля и репрессивного подавления Другого. В сущности, постмодерн открывается как новый ход стратегии модерна, который осознал неэффективность борьбы с традицией через ее прямое отрицание, как его итог. Отсюда понятие «конца истории» и аналогичные концепции оптимистических либералов, отождествивших постмодерн с окончательной победой своих идеалов .

А.В. Щипков , в рамках критики классической теории двух тоталитаризмов как противников либеральной демократии, и утверждения о наличии только одного тоталитарного режима – либерального (составными частями, вариантами которого выступают фашизм и коммунизм), уничтожающего традиционное христианское общество, обращается к анализу морально-этических оснований либерализма и фашизма. Утверждая об их полной идентичности, он непосредственно обнаруживает по крайней мере два общих императива : 1) тотальной конкуренции, то есть естественного отбора, перенесенного из животного мира в человеческое общество; 2) расколотого мира, поделенного на «высших» и «низших» (не имеющих прав человека), легко исключающего из понятия человеческого, разумного, цивилизованного целые народы, расы, культуры (в разное время это могли быть ирландцы, негры, азиаты, славяне вообще, русские и др.), продолжающегося конструирования идентичности по принципу «мы–они» .

Осмысление тоталитарной эволюции либерализма, превратившегося ныне в агрессивный догматизм, не признающий никаких альтернатив, подводит к выводу о том, что он так и не устоялся как идеология, а превратился в широкий путь «освобождения» индивидуума от коллективной идентичности: вначале от религиозной и сословно-корпоративной, затем от государственной, национально-этнической, семейной, в настоящее время – от гендерной, а в ближайшей перспективе – от генетической. В этом – духовном и телесном –расчеловечивании каждого индивидуума и состоит конечная цель стратегии коллективного сверхгосударства. Объяснение же мотивов кардинального перевоплощения либерализма возможно в рамках теории антиморали.

Распространение и эволюция установок антиморали в целом осуществлялись в рамках двойной доктрины (одни постулаты – для «профанов», другие – для «посвященных» и «избранных»), через спекуляцию понятиями «гуманизм», «свобода», «разум», «демократия», «прогресс» и т.п. Наряду с акцентированием внимания лишь на негативных сторонах и проявлениях традиции, ее интерпретации исключительно как предрассудка, а новизны – как прогресса и истины, главной инверсией стала замена местами в иерархии ценностей понятий «добро» и «свобода» с последующим разрывом их связи (что вполне коррелирует с базовой заповедью сатанизма: «Ничего нельзя запрещать и всё позволено»). Сверхгосударство как коллективный субъект-носитель антиморали производит иерархический отбор сотрудников по степени приверженности антиценностям и ввод «посвященных» в сферы легальной политики и управления, масс-медиа и т.д.

То, что антимораль как метаидеология выдает за рациональность, есть лишь внешняя логика, ее форма. По замечанию К. Касториадиса , «в силлогизмах современного мира посылки заимствуют свое содержание у воображаемого. И преобладание силлогизма как такового, навязчивая идея «рациональности», отделенной от всего остального, формируют воображаемое второго порядка. Псевдорациональность современного мира – одна из исторических форм воображаемого. Она произвольна в своих конечных целях, поскольку последние не основываются на разумных основаниях» . Недаром на протяжении всего последнего столетия в литературе и искусстве жадно эксплуатируется тема психического расстройства, безумие возводится в культ, поскольку больное сознание воспринимает и создает картину не подлинного мира, а параллельной реальности. В этой ситуации корректно говорить о тоталитарной шизофренической логике.

Создание же воображаемого достигается посредством лженауки . Антимораль сегодня систематически прибегает к сконструированной лженаукой псевдореальности, с тем, чтобы в одних случаях сгладить, замаскировать цинизм и нигилизм, в других – представить их чем-то естественным, объективным, единственно возможным.

Так, техноутопические проекты в рамках т.н. НБИКС-конвергенции призваны прежде всего эмпирически обосновать «естественность» антиморальных и античеловеческих доктрин транс- и постгуманизма; концепция гендерного конструирования напрямую связана с ценностным нигилизмом постмодернизма; либертарный подход в теории права и монетаризм в экономической теории обслуживают идеологию социал-дарвинизма и анархо-капитализма .

Таким образом, «зеркально» отталкиваясь от признаков тоталитаризма, которые в годы «холодной войны», пытаясь отождествить нацистскую Германию и СССР, выделяли классики тоталитарной школы, с учетом «антидемототалитарных» наработок мировой и отечественной мысли (включая, кроме ранее упомянутых авторов, тех, кто прямо доказывает псевдо- и антидемократичность всей общественно-политической системы «свободного мира»: Л. Фельд, Дж. Кьеза, А.Д. Богатуров, В.Л. Авагян, В.В. Сорокин С.Г. Кара-Мурза) , можно выделить следующие характерные признаки наступающего либерального тоталитаризма:

Литература

1. В аллерстайн И. После либерализма. М.: Едиторная УРСС, 2003. 256 с.
2. Вахитов Р.Р. Либеральный тоталитаризм: репрессивные механизмы современного западного общества и их критический анализ в зарубежной философии ХХ века. URL: http://www.situation.ru/app/j_art_20.htm (дата обращения: 21.07.2017).
3. В идоевич З. Либеральный тоталитаризм // Социологические исследования. 2007. № 12. С. 39-49.
4. Гаджиев К.С. Тоталитаризм как феномен XX века // Вопросы философии. 1993. № 2. С. 3-25.
5. Головатенко А.Ю. Тоталитаризм XX века. М.: Школа-пресс, 1992. 96 с.
6. Грамши А. Теория гегемонии. URL: http://politiko.ua/blogpost67770 (дата обращения: 25.07.2017).
7. Даренский В.Ю. Тоталитаризм как экзистенциальный феномен // Гуманитарный вектор. 2014. № 3 (39). С.122-129.
8. Дебор Г.

«Для обозначения этого нового вида социального прессинга Грамши использует термин «гегемония», позаимствованный им из русского марксизма, но наполненный новым содержанием. Гегемония буржуазии осуществляется при помощи целого ряда институтов - школ, профсоюзов, партий, ассоциаций, которые исподволь внушают массам совершенно определенные идеи, оправдывающие господство класса буржуазии и представляющие это ее господство «естественным, незыблемым порядком вещей». Причем, в качестве проводника подобных идей выступает особая, взращенная правящей элитой социальная группа - буржуазные интеллектуалы, сила воздействия которой особенно велика вследствие того, что ее составляют во многом выходцы из народа. Итак, главное средство гегемонии - создаваемая буржуазной интеллигенцией и ей же проводимая в массы идеология, причем, она может выражаться в самых различных формах - от прямых политических призывов до полунамеков, содержащихся во внешне «аполитичных» произведениях литературы или в одобренных министерствами учебных программах школ. Вне зависимости от этого, все они направлены на формирование определенного - выгодного гегемону образа мыслей».

Антонио Грамши — итальянский философ, журналист и политический деятель; основатель и руководитель Итальянской коммунистической партии и теоретик марксизма.

«Представители Франкфуртстской школы или фрейдомарксисты, были, пожалуй, одними из первых западных философов, всерьез занявшихся разработкой дефениции и теории тоталитаризма. Уже мыслители, принадлежащие к старшему поколению франкфуртцев - Адорно и Хоркхаймер выдвинули тезис о связи научной рациональности и политического тоталитаризма, развитие которого привело их к выводу о том, что фашизм есть своего рода диалектический плод парадигмы Просвещения: гипертрофия рацио привела к самораскрытию в этой рациональности ее иррациональной, мифологической природы. На основе этого тезиса строилась социально-философская теория франкфуртцев, описывающая репрессивные механизмы современного общества во всех его разновидностях (фашизм, коммунизм, неолиберализм ). Младшая генерация школы - Маркузе, Фромм, Хабермас как раз и занимались изучением этой стороны жизни современного социума, причем, наиболее яркой фигурой тут был, наверное, Маркузе - признанный властитель умов оппозиционно настроенной западной молодежи 60 - х годов, идейный лидер студенческих бунтов, получивших название «революции трех М» (Маркс, Мао, Маркузе), создатель идеологии Великого Отказа, оказавшей огромное влияние на западную контркультуру - движения хиппи, панков, битников, рокеров, экологистов, неоанархистов и т.д. Можно сказать, что Маркузе довел до логического завершения «критическую теорию общества» франфуркстской школы и именно этим он и интересен для исследователя репрессивных механизмов постмодернистского капитализма.

Герберт Маркузе — немецкий и американский философ, социолог и культуролог, представитель Франкфуртской школы.

Маркузе вполне разделяет положение Адорно и Хоркхаймера о тоталитарном характере науки и техники Нового времени. Наука экспериментального типа уже заражена вирусом фашизма. На место гармонии с природой, к которой стремились люди дотехнологической цивилизации, и которая реализовывалась в мифе и религиозных мировоззренческих установках, рационалистическая парадигма Просвещения предлагает модель «Абсолютный Господин - Абсолютный Раб». Согласно ей, человек призван полностью покорить природу, низвести ее до пассивного и безгласного материала, служащего удовлетворению наших многообразных потребностей. При этом употребляются самые жестокие методы: так, один из основных инструментов этой науки - эксперимент, который представляет собой не что иное как пытку природы (Галилей говорил, что эксперимент - это «испанский сапожок», который надевается на природу, для того, чтобы вырвать у нее ее секреты).

В конце концов саморазвитие этой логики приводит к политическому тоталитаризму. Человек ведь тоже - часть природы, так что из тезиса: «мы должны полностью подчинить себе природу» прямо вытекает тезис: «мы должны научиться управлять обществом и человеком». Прогресс порождает тоталитаризм, классическая механика и паровая машина рождают Освенцим.

Таким образом, Маркузе исходит из выведенного еще старшими франкфуртцами определения тоталитаризма, согласно которому он характеризуется не только наличием государственного прессинга на человека - иначе не было бы никакой разницы между тоталитаризмом и классическим древним деспотизмом, но еще и особым мирочувствованием, замешанным на тотальной рациональности. Тоталитаризм есть порождение нашего времени, привыкшего все раскладывать по полочкам, подгонять под общий, рационалистический аршин, делать все абсолютно прозрачным и абсолютно предсказуемым. Идеал тоталитарного проекта - общество-машина, где люди выполняют роль винтиков, разумеется, ничего подобного не могло и прийти в голову человеку античности или средних веков, когда господствовало совершенно иное, органическое понимание космоса и общества, для этого должна была произойти научная революция. Итак, в основаниях тоталитаризма лежит абсолютизация рациональности и если в этом обществе и проявляются иррационалистические феномены - факельные шествия, сожжения книг, абсурдные обвинения в шпионаже, то это расплата за гипертрофию рацио, диалектическое перерождение «логоса» в «мифос».

С точки зрения Маркузе, переход общества западного типа к тоталитаризму произошел с началом 1 мировой войны - именно тогда началось формирование опирающихся на научную рациональность механизмов общественного контроля (до этого власть не ставила себе целью подчинить себе умы и волю всех граждан, причем, методичным единообразным способом, и удовлетворялась необхо-димым, эпизодическим политическим и идеологическим насилием). Однако тоталитаризм по Маркузе можно подразделить на два типа - военно-полицейский, открытый, к которому он относил советский и фашистский режимы, и либеральный, нетеррористический, мягкий, окончательно сформировавшийся в Европе и особенно в США после 2 мировой войны. Маркузе не считает их взаимоисключающими, они в разной степени могут срастаться и дополнять друг друга - так, противостояние между США и СССР в «холодной войне» Маркузе рассматривал как симбиоз двух тоталитарных режимов, которые за счет создания образа врага и его пропагандистской эксплуатации лишь поддерживают и укрепляют друг друга.

Если советский тоталитаризм Маркузе исследовал в работе «Советский марксизм», фашистский - в некоторых разделах книги «Разум и революция», то изучению неолиберального тоталитаризма был посвящен его труд «Одномерный человек». Эта книга начинается фразой, в которой как в фокусе собран ее основной смысл: «В развитой индустриальной цивилизации царит комфортабельная, умеренная, демократическая несвобода, свидетельство технического прогресса». Созданы мощнейшие механизмы подавления скептицизма и протеста в самом зародыше - телевидение, радио, газеты, шоу, реклама, лотерея. Повсюду царит лояльное «счастливое Сознание», которое удовлетворено контролируемым комфортом, убаюкано ложной свободой и не желает пользоваться даже доступными ему критическими институтами. В этом обществе почти не преследуют за убеждения, потому что почти нет людей, которые умеют мыслить самостоятельно и располагают собственными убеждениями. Везде царит культ унификации - покупают те товары, которые рекламируются, повторяют те мысли, которые признаны «прогрессивными», одеваются в те вещи, которые объявлены модными. Создана целая система искусственных потребностей, при помощи которых человека вовлекают в бешенную гонку по кругу, составляющую бессмысленную суть общества постмодернистского капитализма. Если ты не купишь новый приемник и новые джинсы, тебя не признают достаточно «продвинутым». Но для того, чтобы их купить, нужно заработать деньги. А их можно заработать, трудясь на фирме, в концерне, на фабрике и производя все новые и новые приемники и джинсы. Или в газете, в пиар-компании, на ТВ и рекламируя эти приемники и джинсы. Мода меняется, нужно за всем поспевать, в итоге человек абсолютно доволен своей жизнью, абсолютно лоялен к своему правительству и имеет только одно беспокоящее его желание - потреблять, потреблять и еще раз потреблять.

Такого человека Маркузе характеризует как «одномерного», указывая на отсутствие в его духовной конфигурации «объемности», «сложности». Легко заметить, что это - псевдоним «человека масс» Хосе Ортеги-И-Гассета, торжествующей посредственности, самодовольного мещанина, который не способен к творческой деятельности, но при этом уверен, что весь мир существует лишь для него, что свет в лампах загорается сам по себе, по законам природы и не стоит за ним труд, душевные драмы и озарения тысяч ученых и инженеров, пот миллионов рабочих. Маркузе с горечью констатирует, что в современном западном обществе таких большинство и что в этом смысле пролетарий ничем не отличается от буржуа, средний интеллектуал - от продавца пылесосов. И владелец фирмы и негр-коридорный смотрят одни и те же телепрограммы, напевают одни и те же популярные мелодии, они - представители одной и той же культуры, называемой поп- или мас-культурой, хотя правильнее было бы ее обозначит как посткультура. Она поглотила классическую литературу, живопись, театр, переварила все и в итоге получилось мессиво, которое напоминает поп-артовские картины, где изображения Джоконды соседствуют с приклеенными на холст окурками. В этой «одномерной культуре» нет места Истине, Добру, Красоте - это для нее анахронизмы, пережиток феодализма, в ней есть только товар, который вовлекает в свое поле и поглощает все, политические взгляды отныне - товар, талант - товар, красивое лицо - товар, гениталии - товар, почки - товар, дети - товар… Парадигма товара все унифицирует, денежное исчисление все усредняет, разница между законом против наркотиков и партией героина здесь измеряется в долларах.

Маркузе называет мир «одномерных людей» «обществом без оппозиции». Здесь и вправду нет принципиальных противников этого строя, а если кое-кто и называет себя так, то с ним легко договориться. Для каждого есть своя цена - для одного портфель министра, для другого - престижная литературная премия. Ассортимент этого общества велик, недаром его называют «обществом потребления», однако, в полном согласии с законами диалектики, оно и самое бедное, ведь оно может предложить только товары и ничего кроме товаров… Свобода, которой это общество так кичится в общем-то иллюзорна, это свобода выбора между пепси - и кока-колой, демократической и республиканской партией, короче, между товарами примерно одного качества.

И откуда в этом мире появиться настоящей свободе, настоящим оппозиционерам, ведь властная элита здесь располагает мощнейшими механизмами подавления, скрытой идеологией, «растворенной» в кино, рекламе, шоу, сильной именно тем, что большинство людей этого общества искренне убеждены, что никакой идеологии в нем не имеется, что они живут в «свободном мире».

Маркузе, подобно другим франкфуртцам - например, Фромму, стремился постичь суть психологии этого «одномерного человека» и пришел к неутешительному выводу, что ее следует характеризовать как фашизоидный тип сознания. Его основные черты - ограниченность, самодовольство, ненависть к другому, непохожему, оригинальному. Всякая несхожесть сразу же включается в идеологический дискурс, начинает работать на него, становится товаром, поглощается - как, например, гомосексуализм или пацифизм. Примером такого государства «скрытого фашизма», где властвует агрессивное, ханжеское большинство для Маркузе и других франкфуртцев служили США.

В молодые годы Маркузе жил надеждой в изменение положения вещей, в революционный заряд «изгоев», «люмпенов», вышвырнутых на обочину в обществе потребления, в очистительную силу сюрреалистического, авангардистского искусства, предназначенного развеять пропагандистские чары, в действенность Великого Отказа от всех буржуазных ценностей. Но затем, после неудавшихся студенческих революций 60-х, он все больше и больше стал видеть будущее в черном цвете и постепенно отошел от политики и с головой погрузился в академическую науку. Однако его анализ общества «либерального тоталитаризма» стал классическим образцом современной критической социальной теории, с которой, может быть, не все согласны, но от которой все же невозможно просто так отмахнуться, так как она ставит, действительно, «больные» вопросы и указывает на реально существующие проблемы».

Чтобы приступить к лечению наших либералов, надо понять, в чём заключается «положительная программа» либерализма, то есть самооправдание либерала в его собственных глазах. В идейном смысле она достаточно проста и (говоря научным стилем) вытекает из «прогрессивного» позитивистского линейного взгляда на исторический процесс. Если мы согласимся, что мир развивается «позитивно и линейно», то придётся согласиться и с существованием лидеров прогресса — «цивилизованных народов», а все остальные народы автоматически попадают в «развивающиеся», отсталые и даже варварские и дикие. Кстати, термины «развитые» и «развивающиеся» страны общепризнанны «мировым сообществом», и никого это не смущают, хотя, если вдуматься, от них попахивает расизмом.

Из позитивистского «научного» постулата либералами делается политический вывод, о котором они не всегда говорят, но часто проговариваются, когда ситуация становится горячей, как на Украине, что «западная цивилизация», и в лице своей бандеровской марионетки, всегда права. Что бы она ни делала, как бы ни убивала на Украине «пророссийских сепаратистов», даже детей, потому что «западная цивилизация» всегда права по отношению к отсталым народам и «варварам», в данном случае русским. Заметим, что эти определения российского народа стали общим местом у бандеровцев, но западный слух это нисколько не режет.

Небезызвестный «политолог» Латынина с «Эха» прямо заявила, что западная цивилизация должна противостоять «варварам» с Ближнего Востока, даже если это беженцы, спасающиеся от ужасов войны.

Почему? Очень просто: потому что «цивилизация» усиливается за счёт «варваров» и движет вперёд дело «мирового прогресса». Поэтому любое цивилизованное зверство оправдывается либералами тем, что оно, так или иначе, служит делу «прогресса человечества», который выступает, таким образом, настоящим кровавым идолом либерализма. Соответственно, любой успех «варваров» наносит ущерб не только отдельным «цивилизованным» странам, но и делу "мирового прогресса".

Поэтому Западом оправдываются все «цивилизованные» сукины сыны, все их преступления против «недоцивилизованных» народов и стран, то есть ещё не контролируемых Западом, поскольку они действуют, в конечном итоге, в интересах «западной цивилизации» и «мирового прогресса». Поэтому для «мирового сообщества» «цивилизованные» кровь и слёзы безмерно ценнее любых не европейских и не американских. Поэтому наш либерал всегда готов вычистить сапоги европейскому либералу, по словам Ф.М. Достоевского, токмо ради «прогресса человечества».

Хотя линейная позитивистская историческая концепция — это не более чем один из самых ранних проевропейских взглядов на исторический процесс, а в политическом отношении просто идеологическая диверсия, она всё ёщё господствует в «научном мировом сообществе». Альтернативная цивилизационная историческая концепция, представленная, в частности, историками с мировыми именами Арнольдом Тойнби и Львом Гумилёвым, третируется и шельмуется либеральным общественным мейнстримом как ненаучная, хотя именно она позволяет гармонизировать международные отношения.

Если отвлечься от либеральных прогрессивно-позитивистских спекуляций, а привлечь цивилизационный и другие взгляды на историю, то придётся признать, что диктаторские режимы были, есть и будут: они неизбежно следуют за периодами хаоса и распада общества, после смут, расколов и революций. В Древнем мире диктатуры, демократии и олигархии всегда соседствовали друг другу, и Аристотель не видел особых преимуществ ни у одной из этих форм общества: все они хороши по-своему.

Сегодня модно называть диктатуры «тоталитарными», но суть дела от этого не меняется — это всё равно диктат определённой идеологии, и можно говорить лишь о степени технологичности её осуществления. В этом смысле, диктат либеральной «демократической» идеологии в мире является сегодня так же тоталитарным.

Между прочим, Карл Маркс, видимо, понимая историческую данность диктатуры, оснастил свою теорию построения коммунистического «царства свободы» концепцией «диктатуры пролетариата». И действительно, именно благодаря этой диктатуре российские марксисты сумели преодолеть хаос после революционного переворота 1917 года (социалистической / коммунистической революции), удержать за собой власть и сохранить целостность России, хотя бы советском виде. Поэтому обвинять Сталина и его большевиков в «диктатуре пролетариата» и в «тоталитаризме» просто глупо.

С другой стороны, термин «тоталитаризм», то есть абсолютная тотальная власть, имеет западноевропейское происхождение, а именно гитлеровское. Именно Гитлер кричал на весь мир о тотальной войне с Россией, он вообще любил страшные и предельные эпитеты, в данном случае они означали войну с Советской Россией на уничтожение.

Где-то в конце ХХ века эпитет «тоталитарный» взяли на вооружение либеральные политологи, причём опять с антироссийскими целями. Чтобы идеологически поставить на одну доску Гитлера и Сталина, они объединили их звучным именем «тоталитарные диктаторы». В этом, видимо, сказывается европейская любовь к ярким оскорблениям своих политических противников: они всегда у них «кровавые палачи» и «преступные режимы», а европейцы на таком фоне предстают, естественно, в белых штанах.

В действительности, за тоталитарными обвинениями скрывается большая идеологическая ложь. Если стать на эту точку зрения, то современный Запад уже превзошёл в тоталитарности своей пропаганды и Гитлера, и Сталина, об этом говорят, хотя бы, разоблачения электронной слежки спецслужб США Сноуденом, откровения американских «экономических убийц», практика тайных тюрем ЦРУ и узаконенные (!) пытки заключённых.

При этом надо иметь в виду, что Гитлер — это ультранационалистическая диктатура, продукт «национальной революции», а Сталин — диктатура пролетариата, продукт интернациональной социалистической революции, почувствуйте разницу. Ведь это такая разница, которая сделала их смертельными врагами.

Заметим, что на Украине в феврале 2014 года произошла именно «национальная революция», по утверждениям её апологетов, и сегодня мы воочию наблюдаем диктаторские и тотальные пропагандистские черты у победившего бандеровского режима, который, набравшись «достоинства», обозвал своих политических противников «колорадами», «сепарами», «донбаунами» и «лугандонами».

Эти унизительные и обесчеловечивающие клички говорят не просто о бандеровской диктатуре, но бандеровско-нацистской. Что не удивительно: она имеет одинаковые с гитлеровской диктатурой корни в «национальной революции». Причём абсолютизм бандеровцев в информационно-культурной сфере дошёл до идиотизма, вроде составления международных «белых» и «чёрных» списков по критерию «украинскости» (бандеровщины).

Только внешнее давление со стороны Европы заставляет бандеровский режим соблюдать хоть какие-то приличия, и маскировать гитлеровские кресты своих Шухевичей, бесчеловечные намерения в отношении своих противников. Примечательно, что Рада приняла закон о «декоммунизации», осуждающий вообще тоталитаризм, но профашистские партии Киевом нисколько не преследуются, что только подтверждает его нацизм гитлеровского толка. Кстати, Гитлер тоже подписался бы под «декоммунизацией», здесь Порошенко достиг поставленной нацизмом цели.

…Из этого следует, что в «тоталитарном вопросе» здравый смысл и логика «не отдыхают», как иногда говорят обозреватели, они сознательно игнорируются и Европой, и Америкой. Чтобы доказать это миру, нужно показать нищету либеральной идеологии, её тоталитаризм, и повернуться лицом к нормальному, действительно общечеловеческому цивилизационному взгляду на историю, отправив на свалку истории линейный позитивизм.

P.S. Несколько фото для иллюстрации практических технологий.

"Парад зомби", живые мертвецы. Молодежь, насмотревшись соответствующей кино и телепродукции, начитавшись книг про вампиров, зомбаков и орков, протестив "безобидные и забавные" игровые приложения, массово готовится к "могиле". Шутейно, конечно, это ведь так забавно - копировать героев навязанных полюбившихся фильмов и книг.

И это не Украина, Карл, это Питер, культурная столица России.

Патернализм , в значении описания формы государственного устройства, имеет следующие особенности:

1. Подчинённый находится в ресурсной зависимости от патерналиста, возможно, добровольной. Поскольку многие риски, связанные с добычей ресурсов берёт на себя патерналист, это может быть выгодно для подчинённого.
2. Патерналист обычно является отдельным лицом, в то время как его подчинённые рассматриваются как коллектив. Возможно также возникновение иерархических структур, при котором патерналист делегирует часть своих полномочий.
3. Идеологический аспект патернализма связан с оправданием подчинения, подчёркивающим заботливую роль патерналиста. Подчёркивается, что подчинённые не обладают достаточной самостоятельностью, чтобы оценить возможные последствия своих поступков и решений. Таким образом, они могут нанести себе необратимый вред, и за ними необходим контроль для их же блага. Вместе с этим, с подчинённых снимается часть ответственности за это.
4. Патернализм обычно является распространённым отношением, охватывающим все аспекты жизни подчинённых и затрагивающим личность в целом, не ограничиваясь отдельными видами деятельности индивида.

Идеология патернализма рассматривается как противоречащая социальному дарвинизму и либерализму.

Либерализм

Либерали зм (от лат. liberalis - свободный) - философское и общественно-политическое течение, провозглашающее незыблемость прав и свобод человека перед лицом государства и выступающее за минимизацию вмешательства государства в жизнь граждан. В XX веке либерализм стал общепринятым в развитых странах.

Либерализм провозглашает права и свободы каждого человека высшей ценностью и устанавливает их правовой основой общественного и экономического порядка. При этом возможности государства и церкви влиять на жизнь общества ограничиваются конституцией. Важнейшими свободами в либерализме признаются свобода публично высказываться, свобода выбора религии, свобода выбирать себе представителей на честных и свободных выборах. В экономическом отношении принципами либерализма являются неприкосновенность частной собственности, свобода торговли и предпринимательства. В юридическом отношении принципами либерализма являются верховенство закона над волей правителей и равенство всех граждан перед законом вне зависимости от их богатства, положения и влияния.

Либерализм зародился во многом как реакция на бесчинства абсолютных монархов и Католической церкви. Либерализм отверг многие положения, бывшие основой предшествующих теорий государства, такие как божественное право монархов на власть и роль религии как единственного источника истины. Вместо этого либерализм предложил следующее:
обеспечение данных от природы естественных прав (включая право на жизнь, на личную свободу, на собственность);
обеспечение гражданских прав;
установление равенства всех граждан перед законом;
установление свободной рыночной экономики;
обеспечение ответственности правительства и прозрачности государственной власти.

Функция государственной власти при этом сводится к минимуму, необходимому для обеспечения этих принципов. Современный либерализм также отдаёт предпочтение открытому обществу, основанном на плюрализме и демократическом управлении государством, при условии неукоснительного соблюдения прав меньшинств и отдельных граждан.

Некоторые современные течения либерализма более терпимы к государственному регулированию свободных рынков ради обеспечения равенства возможностей добиться успеха, всеобщего образования и уменьшения разницы в доходах населения. Сторонники таких взглядов полагают, что политическая система должна содержать элементы социального государства, включая государственное пособие по безработице, приюты для бездомных и бесплатное здравоохранение. Всё это не противоречит идеям либерализма.

Согласно либерализму, государственная власть существует только для блага граждан, и политическое руководство страной может осуществляться только на основе общественного консенсуса. В настоящее время наиболее соответствующей либеральным принципам политической системой является либеральная демократия .

Тоталитаризм

Тоталитаризм (от лат. totalis - весь, целый, полный; лат. totalitas - цельность, полнота) - политический режим, стремящийся к полному (тотальному) контролю государства над всеми аспектами жизни общества.

Тоталитаризм с точки зрения политологии - форма отношения общества и власти, при которой политическая власть берёт под полный (тотальный) контроль общество, образуя с ним единое целое, полностью контролируя все аспекты жизни человека. Проявления оппозиции в любой форме жестоко и беспощадно подавляются или пресекаются государством. Также важной особенностью тоталитаризма является создание иллюзии полного одобрения народом действий этой власти.

Исторически понятие «тоталитарное государство» (итал. stato totalitario) появилось в начале 1920-х для характеристики режима Бенито Муссолини. Тоталитарному государству были свойственны не ограниченные законом полномочия власти, ликвидация конституционных прав и свобод, репрессии в отношении инакомыслящих, милитаризация общественной жизни. Правоведы итальянского фашизма и немецкого нацизма использовали термин в положительном ключе, а их критики - в отрицательном. На Западе в годы холодной войны была взята на вооружение риторика, которая пыталась использовать любые общие черты сталинизма и фашизма для объединения их под одной вывеской тоталитаризма. Эта модель широко использовалась в антикоммунистической пропаганде.