Полки прусской армии в наполеоновских войнах. Прусская армия XVIII век. Смотреть что такое "Прусская армия" в других словарях

Легкая пехота в Пруссии была создана при короле Фридрихе II Великом (1740-1786 годы) и продолжала развиваться на протяжении последующих лет.
Изначально легкая пехота представляла собой совершенно особенный род войск, который не имел ничего общего с линейной пехотой. Однако к концу XVIII века легкая пехота все больше становилась «универсальной пехотой», которая была способна действовать как в рассыпанном, так и плотном строю.

Стрелки

В соответствии с Приказом от 3 марта 1787 года в каждой роте полагалось иметь десять стрелков, таким образом в каждом полку было по 120 стрелков.
С 5 мая 1793 года в каждом полку появился горнист, который должен был передавать стрелкам приказы на поле боя.
Позднее, в декабре 1793 года, горнисты уже были в каждом батальоне.
Численность стрелковых отделений фузилерских рот была увеличена в 1796 году с десяти до двадцати двух человек.
Позже от стрелковых отделений отказались в пользу «третьей шеренги» — одна из трех шеренг батальона выступала в качестве резерва и прикрывала фланги основных сил.

До 1808 года солдаты стрелковых отделений пехотных батальонов носили стандартную пехотную униформу с некоторыми отличиями:
на головном уборе носился маленький плюмаж черно-белого цвета и черно-белые шнуры на треуголке у унтер-офицеров;
на штыке у унтер-офицеров присутствовал черно-белый темляк;
стрелки гренадерских батальонов носили черно-белый плюмаж, первоначально из шнура, затем из перьев.

В марте 1809 года был сформирован отдельный силезский стрелковый батальон.
В силезских стрелковых батальонах носили униформу следующего образца:
кивер стандартного образца, но без канта, только с кокардой и пряжкой спереди.
Офицерский кивер украшался серебряными и черными шнурами, золотым орлом и цепью, а также черным перьевым султаном с белыми точками.
Кивер образца 1814 года украшался как в егерских частях.
камзол темно-зеленого цвета с темно-зелеными отворотами фалд с кантом красного цвета, желтыми пуговицами, черным воротником с красным кантом, черными «бранденбургскими» манжетами с красным кантом и темно-зелеными петлицами;
до 1815 года — черные погоны с красным кантом;
ранцы из телячьей кожи и ремни черного цвета.

20 июня 1814 года был сформирован гвардейский стрелковый батальон, который был полностью укомплектован добровольцами из района Нефшатель, который был присоединен к Пруссии.

Фузилеры

Фузилерские батальоны появились в Пруссии 1787 году. В то время в прусской армии фузилерами называли солдат, обученных ведению боевых действий в рассыпном строю. Исходя из этого, основным цветом их униформы стал зеленый, а отличительными полковыми были приглушенные цвета.
Белое кожаное снаряжение было заменено черным.
Фузилеры носили шапки с изображением прусского орла до 1812 года, когда были введены кивера.
Изначально введенне для фузилеров брюки зеленого цвета вскоре были заменены на белые.

Каждый такой батальон состоял из четырех рот и насчитывал 19 офицеров, 48 сержантов, 13 музыкантов (в каждой роте был барабанщик и горнист, плюс батальонный горнист), 80 капралов, 440 рядовых и 40 резервистов.
Вспомогательная служба батальона состояла из контроллера, батальонного квартирмейстера, четырех хирургов (в том числе и батальонного хирурга) и оружейника.
В составе батальона имелось 40 .
На 8 апреля 1891 года было сформировано 20 батальонов, сведенных в шесть бригад:

В 1797 году число батальонов достигло 27, но в 1806 году их осталось 24:

В реальности батальоны называли не по номерам, а по фамилиям их командиров.

Реорганизация прусской армии активно началась в 1808 году, при этом менее выраженными стали отличия между легкой и линейной пехотой.

Что касается униформы фузилеров, то в 1789-1796 годах они носили темно-зеленые камзолы покроя, аналогичного пехотным, белые жилеты, бриджи до колен. черные гетры, шляпы-каскетки с орлом, шейные платки черного цвета, белые ремни.

Батальонную принадлежность в 1789-1796 годах определял цвет воротника, манжет, лацканов и пуговиц (смотри таблицу ниже).

У офицеров черная, карминная и темно-зеленая отделка была из бархата.
Офицерские треуголки украшались бело-черным плюмажем, кокардой и пряжкой с маленьким орлом.
Обувь — сапоги.
Солдаты вооружались фузилерскими мушкетами и короткими палашами, офицеры — шпагой. Цвет темляка на палаше с 1793 года определял принадлежность к роте:
1-ая — белый;
2-ая — темно-зеленый;
3-я — оранжевый;
4-ая — фиолетовый.
Укороченный камзол с красной подкладкой и воротником, манжетами и лацканами бригадного цвета (смотри таблицу ниже) появился в 1797 году.

В 1797-1807 годах вместо каскеток были введены треуголки с белым кантом, а цвет помпона различал батальоны:

24 августа 1801 года был введен цилиндрический войлочный кивер черного цвета, который украшался орлом того же цвета, что и пуговицы и плюмажем того же цвета, что и помпон на треуголке и белым кантом вдоль верхнего края.

В 1806 году батальонную принадлежность определяли следующие цвета:

В 1808 году прусским фузилерам была определена новая униформа, которая по покрою соответствовала униформе линейных пехотных полков.
Головным убором стал кивер высотой 18 см из черного войлока. Длина верхней кромки — 56 см.
Вдоль верхней кромки белый кант (у рядовых) и золотой (у унтер-офицеров и офицеров).
Вдоль нижней кромки кивера черная кожаная полоса.
Козырек из кожи черного цвета, подбородочный ремень из кожи шириной 2 см.
На верхней кромке кивера спереди прикреплен цветной помпон бело-черного цвета (у рядовых) и серебристо-черный (у офицеров).

Черно-белая кокарда, прикрепленная к киверу медной пуговицей.
«Петля» белого цвета (у рядовых) и латунная (у офицеров и унтер-офицеров).
В 1814 году был введен кивер нового образца — высотой 17 см, расширяющийся кверху. Окружность по верхней кромке равнялась 58 см.
Его бока были усилены полосками кожи, вдоль верхней кромки также проходила черная кожаная полоса.
Эллиптической формы помпон был закреплен сверху.
Кожаный подбородочный ремень отсутствовал, вместо него был латунный чешуйчатый, который крепился на висках розетками в форме горна.
Спереди кивера располагалась монограмма FWR с короной.
На парадах этот кивер украшался белыми шнурами.

Кители темно-синего цвета, имевшие фалды с отворотами маково-красного цвета, украшались по следующей схеме:

Егеря

Изначально, пеший егерский полк прусской армии в 1792 году состоял из 10 рот. К 1802 году количество рот в полку было увеличено.

В 1808 году остатки пешего егерского полка были сведены в гвардейский егерский батальон (отмобилизован в 1813 году) и восточно-прусский егерский батальон (отмобилизован в 1812 году).
В конце 1815 года на базе руссо-германского легиона был сформирован новый егерский батальон.

Источники:
1. «Прусская легкая пехота 1792-1815» (Новый Солдат № 213)
2. Ullrich «The prussian Army under Frederick William II and Frederick William III, 1786-1807»
3. Ridder «Uniformes de l’armée prussienne, 1813-1814»
4. Elting «Napoleonic uniforms» (volume IV)
5. Mallinson «Armies of the Napoleonic wars»
6. Haythornthwaite «World uniforms and battles 1815-50»
7. Smith «An illustrated encyclopedia of uniforms of the napoleonic wars»
8. Schmidt «Prussian regular infantryman 1808-15»
9. Merta «Uniformen der Armee Friedrich Wilhelms III»

Прослеживая истоки современных войн, можно сделать вывод, что в их основе лежат два фактора: возникновение унитарных государств, с их тенденцией к централизации; стабильность развития промышленности и торговли, контроль всех доходов и… изобретение штыка. Первый из этих факторов сделал возможным - или даже неизбежным - организацию регулярных армий на постоянной основе. Второй позволил осуществить применение этих армий с использованием стратегии и тактики, соответствующих новым видам вооружений, которые были внедрены в практику.

За сравнительно короткий промежуток времени все искусство войны совершенно изменилось. Войны больше не начинались ни со съезда в определенное место джентльменов со слугами и вассалами, ни с вооружения и оснащения отрядов едва обученных ополченцев. Да и оружие не начинали ковать только после начала войны - оно уже лежало наготове, наточенное и вычищенное, рядом с рукой его хозяина. И военачальник уже не осматривал острым взглядом поле будущего боя, выбирая место получше, где следовало бы расположить массу пикинеров, которые прикроют ряды стрелков. Теперь огонь и таранный удар соединялись воедино. И офицеры уже не беспокоились о том, что их подразделения стрелков могут быть разметаны кавалерией, окажись они без прикрытия леса пик. Теперь, образно говоря, каждый мушкет отрастил себе стальное острие и каждый мушкетер стал пикинером.

Когда же к этому потрясающему нововведению было добавлено принятие на вооружение в европейских армиях усовершенствованного мушкета с кремневым замком, то огневая мощь на поле боя стала решающим фактором. Ушли в прошлое длинные горящие фитили, столь зависимые от ветра и дождя. И туда же удалились темпераментные колесцовые замки с их ключами для завода и прижимными пружинами. Теперь мушкет, пистолет и карабин - все они имели один и тот же механизм, которые мог содержаться в рабочем состоянии с помощью самых простых инструментов. При этом не только усилилась скорость стрельбы, - ликвидация пикинеров позволила вдвое увеличить численность мушкетов в боевых порядках. Неуклонный, но постоянный прогресс шел также в отношении конструкции и технологии производства артиллерийских орудий, в результате чего этот род войск постепенно становился все более и более мобильным.

Все это были новые инструменты ведения войны, которые ожидали появления великих полководцев и блистательных солдат XVIII века. И эти великие полководцы появились во множестве: Карл XII, Мальборо, Ойген, Сакс, Клайв, Вольф, Вашингтон, Суворов и целая плеяда военачальников, носивших трехцветную кокарду. Их судьба и слава, добытые ведомыми ими солдатами, стали частью воинских традиций их народов. Но, если бы беспристрастного судью воинских достоинств попросили назвать генерала и солдат, заслуживших самую высокую репутацию в этом столетии, он не колеблясь выбрал бы Фридриха II - прозванного Великим - и его несравненную прусскую армию.

Этот его выбор не означал бы пренебрежительного отношения к генералам и солдатам, упомянутым выше. Фридрих не был столь же успешен на поле боя, как герцог Мальборо; не был он и отважнее Карла XII. Его пруссаки не превосходили храбростью облаченных в красные мундиры воинов при Фонтенуа, не были они ни более стойкими, чем привычные к трудностям крестьяне графа Александра Суворова, ни более патриотичными, чем те воины армии Вашингтона, которые умирали и замерзали в Вэли-Фордже. Но как военной машине, обученной маршировать и вести огонь, маневрировать и наступать быстрее и лучше, чем это делали любые солдаты прошлого и настоящего, им не было равных. И человек, который вел их, - государственный деятель, поэт, стратег, общественный реформатор, философ и организатор - был, вне всякого сравнения, одним из величайших военачальников всех времен.

Возвышение Пруссии представляет собой отличный пример потенциальной мощи, заключенной в небольшом полумилитаристском государстве, управляемом способными и работящими людьми, думающими и заботящимися только о безопасности и упрочении своего государства. История Пруссии как государства, собственно, начинается только в 1701 году, когда Фридрих I, маркграф Бранденбургский, короновал себя в качестве прусского короля. Но еще задолго до этого правители Бранденбурга с помощью войн, браков и договоров умудрялись сохранять целостность своих земель, а время от времени еще и приумножать их. Политика эта нашла свое наиболее яркое выражение в период правления предыдущего маркграфа Фридриха-Вильгельма, прославившегося своей крупной победой над шведами при Фербеллине и известного как «Великий курфюрст» (маркграфы Бранденбурга были одними из девяти принцев, имевших право избирать императора Великой Римской империи германской нации). Твердо уверенный в том, что сильная армия столь же необходима в дипломатии, как и на поле брани, маркграф владел шпагой столь же искусно, как и пером. Своим разумным правлением и курсом на религиозную терпимость в стране он не только заслужил любовь своего народа (достаточно необычное чувство в Германии тех дней), но и привлек в страну тысячи эмигрантов-протестантов из Франции и Голландии (ставших со временем чистокровными тевтонскими предками расы господ).

При Фридрихе армия продолжала увеличиваться в численности, и на полях Войны за испанское наследство прусские войска обрели завидную репутацию.

В 1713 году ему наследовал его сын, Фридрих-Вильгельм. Этот монарх остался в истории как фанатичный деспот - грубый и жестокий, с неуравновешенным нравом, - но в то же время как крупный организатор и необыкновенный труженик на троне, фанатически преданный идее возвышения Гогенцоллернов и расширения власти Пруссии. Финансы, сколоченные им путем суровой экономии, которую он ввел в каждой области государственного управления - в том числе и в расходах на королевский двор (королева была вынуждена обходиться только одной придворной дамой), - он расходовал в основном на армию. Численность ее была увеличена с 50 000 до 80 000 человек, набранных в основном насильственной вербовкой. Пройдохи вербовщики и банды проходимцев-охмурял стали столь же привычным антуражем во всех прусских владениях, как и в английских портах во время войны, а любой пробел между этими методами привлечения новых рекрутов в армию заполнялся той или иной формой воинской повинности. Все аристократы были обязаны служить в качестве офицеров, что связывало феодальную знать с короной тесными и жесткими военными узами. Их юные сыновья занимались в военных школах, и этот кадетский корпус молодых юнкеров был кадровым резервом для офицеров все увеличивающейся армии. Его особым увлечением, которому он предавался со всей страстью, был полк гигантов гренадер, которых он завлекал деньгами или даже похищал из всех стран Европы. По словам генерала Фуллера, некий итальянский аббат много выше среднего роста был похищен, когда служил мессу в одном из итальянских костелов. Добытые такими же способами рослые девицы должны были стать достойными подругами этих воинов-монстров. Эти любимые Фридрихом «длинные парни» так никогда и не побывали на поле боя, и одним из первых своих указов Фридрих II распустил эту чрезвычайно дорогую коллекцию.

Как и можно было ожидать от столь прилежного монарха-труженика, в королевской семье насчитывалось четырнадцать принцев и принцесс. Но смерть не видит никакой разницы между принцем и нищим, и лишь четвертый сын короля, Карл-Фридрих, стал наследником престола - и, как можно было заметить, этот титул скорее был ему в тягость, чем в радость. Фридрих-Вильгельм, который позволял себе поколачивать тростью даже королеву, не говоря уже о ком-либо из подданных, попадавших ему под горячую руку, будь то канцлер империи или лакей, не жалел розог для воспитания своих детей. К сожалению, чувствительный ребенок, которому судьба предназначила стать наследником престола, был прямой противоположностью тому, каким, по мнению доброго короля, должен быть будущий правитель. Мало кому из детей выпало на долю такое трудное детство, как юному Карлу-Фридриху. Жестокие порки, полуголодное существование, оскорбления, унижения и намеренная жестокость сопровождали его вплоть до самого дня смерти его отца. Дважды король в слепой ярости едва не убил его - однажды пытался задушить шнуром от портьеры, а в другой раз от мальчика едва удалось отвести клинок отцовской шпаги.

Доведенный едва ли не до безумия подобным обращением, юный принц задумал побег. План его дошел до ушей отца, и юноша был посажен под арест, осужден за дезертирство и, по настоянию отца, приговорен к расстрелу. Лишь вмешательство многих известных личностей, в том числе самого императора, побудило старого тирана помиловать сына. Принца, однако, заставили присутствовать при казни его ближайшего друга, молодого лейтенанта, который помогал ему в подготовке побега.

Прусский конный гренадер

Представляется просто чудом, что, имея отцом такое чудовище, юный принц сохранил в своем характере умеренность и здравый смысл, которые он обычно демонстрировал в отношении тех, с кем общался. Действия же его в качестве государственного мужа, наоборот, были отмечены такой печатью цинизма, безжалостности, лживости и откровенного мошенничества, которая редко встречалась даже среди коронованных голов Европы.

Но доскональное постижение всего, относящегося к прусским владениям, от возведения плотин до разведения свиней - а все эти знания вдалбливались в сопротивляющегося такому познанию юношу силой или посредством силы, - дали молодому принцу такое знание своего будущего королевства, которым редко какой монарх мог бы похвастаться. К тому же между принцем и его народом постепенно возникло прочное чувство привязанности и уважения - что станет весьма важным фактором, когда королевство будет едва не завоевано врагами.

В последние годы правления старого короля было заключено нечто вроде перемирия между отцом и сыном, который во исполнение своего долга будущего монарха женился на выбранной для него невесте и стал выказывать интерес и даже рвение в изучении различных державных аспектов прусского государства. Ему было позволено завести свой небольшой двор в его замке Рейнсберг. Здесь он погрузился в свои литературные занятия, играл на флейте и предавался философским размышлениям со своими друзьями, многие из которых были французами. (Именно эта франкофилия и заставляла порой его отца впадать в почти неуправляемую ярость.) Такое гедонистическое существование, которое, как часто говаривал Фридрих, было самым счастливым периодом его жизни, обмануло многих из его современников, предполагавших расцвет в Пруссии новой великой эры культуры и просвещения, когда юный поэт и философ унаследует трон. Как же они ошибались!

Спустя всего шесть с половиной месяцев после своего восхождения на трон он обдуманно втянул королевство в войну. Конфликт, который Фридрих столь хладнокровно начал, возник не по причине недоразумения или из-за порыва гнева молодого монарха. Напротив, это был намеренный и рассчитанный поступок человека, который тщательно взвесил все шансы. И стимулом, больше всего побудившим его сделать этот шаг, были те самые основы, на которых было выстроено прусское государство: разумная и здоровая финансовая система и армия. Благодаря строжайшим финансовым мерам его отца казначейство пухло от денег, а армия представляла собой блестяще организованную силу численностью в 80 000 человек, вымуштрованных так, как еще никогда не был вымуштрован солдат.

Прусский пехотинец

Муштра в армии была столь суровой - с поркой, избиениями и другими формами телесных наказаний, назначаемых за малейшее нарушение дисциплины или промедление в выполнении приказа, - что участие в боевых действиях воспринималось как благословенное облегчение. Ни с одним солдатом в те времена не обращались иначе, как с существом определенно более низкого класса, но отношения между невежественной, грубой, ограниченной знатью и даже еще более невежественным крестьянством, из которого и формировался рядовой состав прусской армии, были, насколько можно судить, особенно плохими. Для офицеров прусский солдат был не человеческим существом, но куском облаченной в голубой мундир глины, который следовало побоями и муштрой превратить в бесчувственного робота, неспособного к самостоятельному мышлению. («Если мои солдаты начнут думать, - заметил однажды Фридрих, - то в строю не останется ни одного».) Его собственная позиция по поводу солдат и отношений между офицерами и рядовыми заключалась в следующем: «Все, что следует дать солдату, - это привить ему чувство чести мундира, то есть высочайшее почитание своего полка, стоящего превыше всех остальных вооруженных сил в стране. Поскольку же офицеры должны будут вести его навстречу величайшим опасностям (и он не может быть ведомым чувством гордости), он должен испытывать бoльший страх перед своим собственным офицером, чем перед той опасностью, которой он подвергается».

Блестяще вымуштрованного прусского солдата, однако, не следовало транжирить без необходимости. Он был пешкой в большой военной игре и в державной политике, причем такой, которую трудно заменить. Фридрих писал: «Проливать кровь солдата, когда в этом нет необходимости, - значит бесчеловечно вести его на бойню». С другой стороны, - подобно любому хорошему генералу, он, не скупясь, бросал их в бой, когда это служило его целям, и тогда солдатская кровь текла рекой.

Как бы негуманна ни была прусская система муштровки и боевой подготовки, но на поле боя она давала большие преимущества. Тактика того времени отнюдь не поощряла личную инициативу солдата или офицера - как раз наоборот, она требовала безоговорочного повиновения воле вышестоящего командира и буквально автоматического выполнения отданного приказа. Движения по заряжанию оружия и стрельбе из него повторялись бесчисленное множество раз, пока солдат не начинал выполнять их с машиноподобной точностью при любых обстоятельствах. Маневры сомкнутым строем с акцентом на скорость передвижения и поддержание строя отрабатывались вплоть до самого дня сражения, когда сложные передвижения выполнялись уже в дыму и сумятице битвы, когда пушечные ядра косили ряды солдат, а половина офицеров и сержантов были убиты.

Прусская кавалерия - сплошь крупные мужчины на сильных и выносливых конях - была подготовлена в соответствии с воззрениями на тактику конницы, которая господствовала тогда в Европе, то есть движение сплошной конной лавиной и наступление медленной рысью, с ведением огня из пистолетов и карабинов. Это не отвечало присущему Фридриху стилю ведения боя, и после первой же своей военной кампании он переобучил своих конников маневрированию на большой скорости и атаке всеми наличными силами с саблями в руках. Использование всадниками огнестрельного оружия в седле было запрещено, а вооружение и снаряжение облегчено. Были приняты все возможные меры к тому, чтобы кавалерия могла двигаться быстрее, сохраняя в то же время установленный строй и равнение в рядах.

Современник, повествуя о том прекрасном состоянии, в которое Фридрих привел свою кавалерию, писал: «Лишь в Пруссии существует такое положение, при котором конники и их офицеры питают такую уверенность, такое мастерство в обращении со своими лошадьми, что буквально сливаются с ними и возрождают в памяти мифы о кентаврах. Лишь там можно видеть, как шестьдесят или восемьдесят эскадронов, в каждом из которых от 130 до 140 конников, маневрируют столь слаженно, что всем кавалерийским флангом можно прекрасно управлять на поле боя. Лишь здесь можно видеть, как 8000 или 10 000 кавалеристов несутся в общую атаку на расстоянии в несколько сотен ярдов и, нанеся удар, тут же останавливаются в полном порядке и немедленно приступают к следующему маневру против новой линии вражеских войск, которая только что появилась на поле боя».

Внедряя это ошеломляющее изменение в принятую тактику кавалерии, Фридрих получил полное содействие двух генералов от кавалерии, Зейдлица и Цитена, которые непосредственно и вели прусских конников от победы к победе, и совершенно дискредитировал старые методы. Другой военный автор того же времени писал: «Такого мне еще не приходилось ранее видеть, но в ходе боев на моих глазах неоднократно эскадроны, полагавшиеся на свое огнестрельное оружие, были опрокинуты и разбиты эскадронами, шедшими в атаку на скорости и не ведшими огня».

Полковник Джордж Тейлор Денисон, канадский автор, признавал в своей «Истории кавалерии»: «Еще никогда в древней или современной истории, даже в ходе войн Ганнибала или Александра Македонского, кавалерией не были совершены столь блестящие операции, которые можно было бы сравнить с деяниями конников Фридриха Великого в его последних войнах. Секрет их успеха заключался в тщательной подготовке отдельного солдата, в постоянных маневрах больших масс конницы, в доверии к сабле и в пламенной энергии, а также в тщательной расчетливости великих военачальников, командовавших ею».

Он также упоминает одну из заметок Фридриха на полях его меморандума по тактике кавалерии. «N. В. Если обнаружится, что какой-то солдат отказывается исполнять свой долг или желает сбежать, то первый же офицер или унтер-офицер, заметивший это, должен поразить его своей саблей» - целительная мера, которая сохранялась во имя поддержания дисциплины с самого начала истории и, как представляется, будет сохранена и в будущем. Один трус может увлечь за собой всю роту, а ненадежная рота может стать причиной поражения в сражении. Расправа с трусливым солдатом прямо на поле боя - это мучительное решение, которое, может статься, придется в один момент принять любому офицеру или унтер-офицеру. Бывают, однако, времена, когда людей не может удержать в строю даже страх смерти (что в значительной степени обусловливает то, почему большинство людей все-таки остаются в строю, хотя все инстинкты повелевают им бежать). В такие моменты осознание того, что впереди их, возможно, ждет почетная смерть, а позади - смерть неизбежная, причем бесчестная, удерживает их на месте.

Прусская кавалерия подразделялась на три вида: кирасиры, драгуны и гусары.

Кавалерия всегда, с начала истории, подразделялась на три более или менее обособленные группы - легкую, среднюю и тяжелую. Легкая кавалерия предназначалась для разведки, рекогносцировки и быстрых атак. Средняя, более тяжеловооруженная и лучше защищенная доспехами, все же сохраняла быстроту маневра. Тяжелая - крупные воины на больших конях, часто целиком закованные в доспехи, - была значительно медленнее, но побеждала врага шоковым ударом за счет своей массы. Во времена Фридриха Великого такое деление было усугублено еще и использованием огнестрельного оружия. Существовали кирасиры, все еще сохранявшие кирасу из наспинника и нагрудника, которые были вооружены двумя громадными пистолетами и тяжелым палашом; драгуны, как тяжелые, так и легкие, имели на вооружении короткий мушкет со штыком и саблю и были способны вести бой пешими, если того потребуют обстоятельства; конные гренадеры, чьи функции почти совпадали с функциями тяжелых драгун; гусары - легкая кавалерия - вооруженные саблей и еще более коротким мушкетом, называвшимся карабином; в некоторых частях уланы, тяжелые и легкие.

Головные уборы гусарского полка «Мертвая голова» и 2-го гусарского полка

Однако с самого начала такого многообразия видов кавалерии существовала все усиливающаяся тенденция (особенно в прусских частях) использовать легких драгун и гусар в одном строю с полками тяжелой кавалерии. Эта тенденция особенно обозначилась в течение следующего столетия, и к тому времени, когда конница исчезла с полей сражений, почти не существовало какой-либо разницы в вооружении, оснащении и использовании между кавалерийскими полками различных типов.

Кирасиры и драгуны Фридриха были сведены в полки по пять эскадронов, состоявшие из двух рот по семидесяти человек в каждой. Каждый полк насчитывал семьдесят пять офицеров и двенадцать трубачей. Гусарские полки, представлявшие собой легкую кавалерию, состояли из десяти эскадронов каждый. Строй эскадрона, принятый накануне Семилетней войны, представлял собой две шеренги, а для атаки полк формировал две линии, эскадроны в первой линии строились с небольшими интервалами, а во второй, или резервной, линии - в более свободном порядке.

Поскольку кавалеристы часто использовались небольшими группами, или пикетами, что давало большие возможности для дезертирства, кавалерия набиралась с определенным разбором, особым предпочтением пользовались сыновья благополучных фермеров или владельцев небольших земельных участков. В случае дезертирства сына его родители несли ответственность за пропажу как солдата, так и коня.

Для поддержки масс кавалерии в бою Фридрих создал первые подразделения конной артиллерии, легкие орудия, перевозимые конной тягой, и орудийные передки с верховыми пушкарями. Эта мера открыла путь для новых возможностей тактики кавалерии. В первый раз огневая мощь артиллерии соединилась с ударной мощью атакующих всадников. До этого времени атакующая кавалерия, вплоть до момента непосредственного соприкосновения с неприятелем, была открыта огню вражеской артиллерии и несла жестокие потери, сидя верхом на конях час за часом, под разящим огнем врага, не имея возможности ответить на него.

Артиллерия уже играла заметную роль в войнах XVIII столетия, и армии Фридриха имели в своем составе значительное число 3-, 6-, 12- и 24-фунтовых орудий. Фридрих также широко использовал 18-фунтовые гаубицы, которые могли посылать снаряд по навесной траектории через препятствие, например холм, и поражать войска неприятеля, скрывающиеся за ним.

Артиллерийский же снаряд, однако, хотя и появился в XVI столетии, не претерпел изменений к лучшему - да и не был способен к изменениям до такой степени, чтобы стать решающим фактором на поле боя. Разрывной заряд в нем был слишком мал, а взрыватели слишком ненадежны - до такой степени, что ядро порой взрывалось в стволе орудия или, что случалось чаще, не взрывалось вообще. Эти снаряды стали эффективными лишь с появлением орудий с нарезным стволом, стреляющим цилиндрическими снарядами с взрывателями ударного действия. Основным средством поражения была шрапнель, которая и оставалась таковой вплоть до окончания Гражданской войны в США.

Пехотные полки прусской армии состояли из двух батальонов - в каждом из них насчитывалось по восемь рот. Из последних одна рота была гренадерской. Правда, сами гранаты использовались теперь только в случае осадных действий, но особые роты, формировавшиеся из самых высоких и сильных воинов, тем не менее оставались, хотя личный состав их был вооружен мушкетами. Такая рота считалась элитной ротой полка и часто носила отличительное обмундирование или особый головной убор. Для боя батальоны формировали боевой строй по три человека в глубину.

Прусский солдат имел на вооружении металлический шомпол, хотя в то время другие армии использовали шомполы из дерева. Вес и надежность металлического шомпола давали преимущества при заряжании, но лишь в результате бесконечных тренировок прусская пехота могла делать по пять залпов в минуту, тогда как командование других армий было счастливо, если их солдатам удавалось за это же время выстрелить дважды.

Подобная четкость обращения с оружием встречалась редко в каких армиях, если вообще могла сравниться с прусской. Она достигалась только в профессиональных армиях, у долго служивших солдат, которые тратили на подобную муштру изрядную долю своей жизни. Во времена битвы при Ватерлоо мушкетный огонь британской пехоты считался самым убийственным во всем мире. Воинская подготовка требовала, чтобы британские солдаты могли заряжать мушкет и стрелять пятнадцать раз в течение трех и трех четвертей минуты - то есть четыре раза в минуту. Но даже при таком темпе стрельбы их огонь не мог сравниться со скорострельностью пруссаков Фридриха; разве что стрельба британцев была несколько более точной, поскольку английских солдат обучали прицеливаться перед тем, как нажать на спусковой крючок.

Огонь велся поротно, а не шеренгами и начинался с обоих флангов батальона. Когда командир, стоявший на фланге роты, давал команду «Огонь!», командир следующей роты командовал своим подчиненным «Готовсь!» - и так до центра. Когда давали залп две стоявшие в центре роты, фланговые уже заканчивали перезаряжать мушкеты и изготавливались к стрельбе. При наступлении каждая рота перед открытием огня продвигалась вперед на несколько шагов. Таким образом, наступление батальона складывалось из последовательных продвижений отдельных рот, медленно шагавших вперед и изрыгавших пламя и дым с трехсекундными интервалами. На расстоянии тридцати шагов от неприятельских рядов либо на большем, если передовая шеренга под градом свинца теряла строй, отдавалась команда, и солдаты шли в наступление с примкнутыми штыками.

Уже было сказано о том, что стрелковое оружие того периода, то есть до принятия на вооружение нарезного мушкета, вполне соответствовало тактике того времени. Или вернее будет сказать, что тактика того периода, как и любого другого периода истории, определялась существующим на тот момент оружием. По современным стандартам оружие это выглядело достаточно примитивным. Основным оружием пехоты был гладкоствольный мушкет. Поскольку такой вид огнестрельного оружия использовался всеми странами вплоть до второй четверти XIX века, имеет смысл подробно описать его.

Кремневое ружье, которое пришло на смену фитильному и колесцовому ружью XVII века, представляло собой, по сравнению со своими предшественниками, гораздо более эффективный механизм. Его замок был более надежен, его можно было гораздо проще обслуживать и чинить. Воспламенение заряда осуществлялось от кремня, закрепленного в державке курка, высекавшего искры при ударе кремня о стальную пластину с насечкой, называвшуюся теркой. Если ружье было правильно снаряжено, а кремень в хорошем состоянии (солдат имел запасные кремни. Британцы получали три кремня на каждые шестьдесят выстрелов) и правильно установлен, порох на затравочной полке сухой, а затравочное отверстие не забито нагаром, ружье верно служило своему владельцу.

Мушкет «Коричневая Бесс» с ударным кремневым замком

Один офицер в 1796 году жаловался на то, что «ненадежность мушкета, и в частности крышки затравочной полки его замка, приводит к тому, что солдаты называют осечкой. Они случаются столь часто, что если взять наугад любое число человек, то после десяти или двенадцати залпов вы увидите, что по крайней мере пятая часть патронов не была использована. Следовательно, один человек из пяти практически не участвовал в обстреле неприятеля. Такое мы наблюдаем каждый день во время боевых действий снова и снова; я сам неоднократно видел, как после команды «огонь» солдаты пытаются выстрелить, но тщетно…».

Если исходить из числа операций, необходимых для производства выстрела, то можно сказать, что кремневое ружье могло быть перезаряжено и изготовлено для производства нового выстрела довольно быстро; длительность этого процесса целиком зависела от подготовленности и самообладания каждого солдата в отдельности. Мушкет системы Тауэра, ставший всемирно известным под прозвищем «Коричневая Бесс», представлял собой оружие, широко распространившееся во всех армиях. Как и другие образцы современного ему оружия, он оставался практически неизменным с начала XVIII столетия. Его вес составлял одиннадцать фунтов и четыре унции, не считая веса штыка, сама же пуля сферической формы весила одну унцию. Пуля вместе с пороховым зарядом хранилась в бумажном патроне, конец которого солдат перед выстрелом откусывал и, высыпав часть пороха на затравочную полку, засыпал остальной в ствол. Затем в ствол шомполом загонялась до упора пуля. Покинув ствол, пуля следовала в том направлении, которое ей придал последний удар при вылете из дула. При такой внутренней баллистике о какой-либо точности попадания на расстоянии далее нескольких метров говорить не приходилось. Единичный человек на таком расстоянии имел довольно значительные шансы остаться в живых. На больших расстояниях точность падала столь быстро, что на рубеже в 137 метров любое попадание было просто чудом. Известный стрелок, майор британской армии в дни Войны за независимость США, писал: «Солдатский мушкет, если только его ствол должным образом просверлен и не искривлен, что бывает весьма часто, дает возможность попасть по фигуре человека на расстоянии до 73 метров - а иногда и до 91,5 метра. Но воистину исключительным неудачником будет тот солдат, который будет ранен из обычного мушкета на расстоянии 137 метров; что же до стрельбы по человеку на расстоянии 183 метра, то с таким же успехом можно стрелять по луне и надеяться попасть в нее».

Во многих отношениях это было довольно плохое оружие. Верно, что оно было надежным и простым в обращении, а поэтому являлось вполне подходящим товарищем крепкому и недалекому крестьянину, вооруженному им. Оно также представляло собой весьма удачную опору для штыка, посредством которого все еще решался исход многих сражений, но как огнестрельное оружие оно оставляло желать много лучшего.

Если солдат был снабжен оружием, эффективная дальность стрельбы которого не превышала 36,5 или 45,7 метра, то нет ничего удивительного в том, что во многие атаки он шел с незаряженным мушкетом, используя только сталь своего штыка. Существовала, однако, еще одна причина для штыковых атак. Заключается она в том, что не так-то просто воодушевить значительные массы людей до такой степени, чтобы побудить их идти в атаку под сильным огнем неприятеля, особенно если они уже побывали в бою и понесли урон от этого огня. Барабаны могут выбивать дробь, а офицеры кричать и размахивать саблями, но это не всегда может победить определенное колебание у тех, кто стоит в первой шеренге и должен сделать первый шаг. Поэтому если строй уже пришел в движение, то весьма существенно, чтобы движение это не прерывалось до тех пор, пока не произошел контакт с противником. Если первая шеренга остановится для залпа, то всегда существует вероятность того, что атака перейдет в перестрелку, и наносимый ею удар потеряет свою мощь.

Возвращаясь к Фридриху, надо сказать, что в мае 1740 года умер старый Фридрих-Вильгельм и на троне оказался эссеист и поэт, обладающий великолепно вымуштрованной армией и туго набитой казной. Имелось и искушение в виде слабого соседа - причем не только слабого, но и даже не соседа, а соседки, причем прекрасной.

Когда в октябре 1740 года умер номинальный глава весьма рыхлой Священной Римской империи Карл VI, у него не было наследников мужского пола - только дочь, Мария-Терезия. Было составлено соглашение, получившее название Прагматической санкции, которое гарантировало ее наследование. Договор этот был признан всеми государствами, за исключением одной только Баварии. Фридрих, который также был связан этим весьма важным соглашением, нацелился на богатую провинцию Силезию. Он принял решение захватить ее, обосновав подобное действие весьма шаткими и полузабытыми правами. Но для пропагандистских целей эти права были извлечены из древних актов и всячески раздувались (на подобные действия король был мастером). Втайне он признавался, что «амбиции, интересы и желания подвигнуть людей говорить обо мне приблизили день, когда я решился на войну».

Король направил эрцгерцогине послание с предложением, в обмен на легализацию его претензий на отторгнутые территории, организовать оборону остальных ее владений от посягательств любой другой державы. Подобное предложение, весьма напоминающее мафиозное предложение «крыши», было с негодованием отвергнуто, и австрийцы стали готовиться к войне. Но Фридрих столь внезапно бросил тысячи своих солдат через границу Силезии, что юная эрцгерцогиня узнала об этом только тогда, когда эта ее провинция уже была захвачена. Совершенно не готовые к такому повороту событий, ее войска, расквартированные в Силезии, были быстро оттуда выведены. Захват Силезии имел далекоидущие последствия. Процитируем английского историка Макколи: «Весь мир взялся за оружие. На главу Фридриха пала вся кровь, которая была пролита в войне, яростно бушевавшей в течение многих лет и в каждом уголке света, кровь солдатских колонн при Фонтенуа, кровь горцев, павших в бойне при Куллодене. Беды, сотворенные его злой выходкой, охватили и те страны, в которых даже не слыхивали имени Пруссии; и, во имя того, чтобы он мог грабить соседние ему области, которые он обещал защищать, чернокожие люди сражались на Коромандельском берегу, а краснокожие воины снимали друг с друга скальпы у Великих озер в Северной Америке».

Редко когда карьера выдающегося генерала начиналась столь неблагоприятно, как в случае с Фридрихом. Первое большое сражение произошло у Мольвица (10 апреля 1741 года). Прусская кавалерия была тогда еще не в лучшей своей форме, которой она достигла впоследствии, поэтому удар более многочисленной австрийской конницы вытеснил ее с поля боя. Король был убежден, что бой проигран, и спешно покинул поле боя. Затем австрийская кавалерия снова атаковала, на этот раз центр прусских сил, но на доблестную прусскую пехоту под командованием бывалого ветерана, маршала Шверина, трудно было произвести впечатление какой бы то ни было кавалерией в мире. Храбрые австрийцы атаковали ее пять раз, но каждый раз мушкетный огонь отбрасывал их назад. Австрийская пехота имела не больший успех, чем кавалерия, и наконец маршал отдал своим воинам приказ перейти в атаку. Стройными рядами, под музыку своих оркестров, пруссаки двинулись на врага, и австрийцы, не выдержав, отступили, бросив девять орудий. Король, как язвительно заметил Вольтер, «покрыл себя славой - и пудрой».

Война все продолжалась. Подписывались тайные соглашения, заключались сепаратные миры, совершались вторжения, отступления и предательства. Пруссаки выиграли несколько значительных сражений - при Хотузице, Хоенфридберге и Кессельдорфе, еще выше поднявшие престиж их оружия. Кроме этого, Силезия надолго стала владением прусской короны.

В течение 11 лет (1745–1756) в Пруссии царил мир, и Фридрих получил возможность посвятить себя проблемам страны. Проектировались и возводились здания и мосты, осушались болота, развивалось сельское хозяйство, поощрялась промышленность, возродилась захиревшая Академия наук, расширялось народное просвещение. Как и можно было ожидать, большое внимание уделялось армии. Численность ее увеличилась до 160 000 человек, и к началу Семилетней войны армия представляла собой самые подготовленные и оснащенные вооруженные силы в мире.

1 - офицер-кирасир; 2 - палаш; 3 - перевязь с ташкой; 4 - кираса из простой стали рядового кирасира

Этот знаменитый конфликт, в ходе которого Пруссия не единожды оказывалась на грани уничтожения, был прямым следствием той роли, которую сыграл Фридрих в предшествующей войне. Мария-Терезия не могла забыть и простить отторжение Силезии; Франция, хотя и традиционный враг Австрии, была обеспокоена возвышением Пруссии (к тому же многие из язвительных высказываний Фридриха были направлены на мадам де Помпадур, в то время истинную правительницу Франции). Своими колкими замечаниями он не щадил и русскую царицу Елизавету; одним из ее прозвищ, данных ей, было «папская ведьма». Мария должна была вернуть себе Силезию; в обмен на помощь Франции той были обещаны австрийские владения в Нидерландах; царице должна была достаться Восточная Пруссия; Саксонии были обещаны Магдебург и Швеция с Померанией. Таким образом, Фридрих восстановил против себя все государства континента, рассчитывать же он мог только на поддержку английского флота и английских денег, поскольку Англия автоматически становилась союзником противников Франции. По сути, никогда не прекращались сражения между двумя державами в их заокеанских владениях - в Индии, Канаде и Вест-Индии.

Коварный Фридрих, не дожидаясь, пока все его противники объединятся, нанес удар первым. Оставив часть войск присматривать за русскими и шведами, он вторгся в Саксонию (в августе 1756 года), взял Дрезден и разбил австрийскую армию при Лобозице. Следующей весной он снова разбил австрийцев, начал осаждать Прагу и необдуманно нанес удар по австрийской армии, почти вдвое превосходившей его собственные силы, у Колина. Здесь король потерпел серьезное поражение - потерял около 40 процентов личного состава своей армии. После этого началась невиданная концентрация вооруженных сил различных государств с целью сокрушения Пруссии. Русские вторглись в Пруссию, заняв небольшой частью своих сил Берлин, и получили 300 000 талеров в качестве выкупа за то, что оставили его в целости и сохранности. Тем временем Фридрих, быстро маневрируя, пытался сдерживать продвижение своих противников, но в конце концов сошелся лицом к лицу с объединенной франко-австрийской армией при Росбахе.

Французы насчитывали в своих рядах около 30 000 солдат, значительно уступавших по своим боевым качествам тем, что в свое время шагали к победам под предводительством Морица Саксонского. Один из их собственных офицеров весьма недобро охарактеризовал их как «убийц, вполне заслуживающих быть изломанными на колесе», и предсказал, что при первом же выстреле они повернутся спиной к врагу и бросятся бежать с поля боя. Вполне возможно, что и 11 000 солдат австрийских войск были ничем не лучше своих коллег. Фридрих смог собрать только 21 000 воинов, но это все были испытанные ветераны, и сражаться их вел сам король.

Гусарские сабли

Битва при Росбахе (5 ноября 1757 года), одно из самых известных сражений Фридриха, состоялась на открытой равнине с двумя небольшими возвышенностями, которые едва ли можно назвать холмами. Пруссаки как раз расположились лагерем прямо перед ними, когда увидели своих противников, двигающихся крупными силами таким образом, чтобы атаковать армию короля во фланг и в тыл. Прусский лагерь был тут же поднят по тревоге, и кавалерия в количестве тридцати восьми эскадронов под командованием Зейдлица стала выдвигаться под прикрытием возвышенностей на встречу неприятелю. Пехота и артиллерия следовали за ней. Союзники, решив, что эти быстрые перемещения означают отход пруссаков, продолжили наступление уже тремя параллельными колоннами. Теперь атакующие, еще не осознавая этого, подставили пруссакам свой незащищенный фланг. Как только плотные колонны оказались перед невысокими возвышенностями, Зейддиц, чьи эскадроны поджидали неприятеля, укрывшись за холмами, неожиданно отдал им приказ атаковать, перевалив через вершины холмов. Захваченная врасплох вражеская кавалерия, шедшая во главе колонн, едва успела развернуться в боевой порядок, когда в их ряды врубилась «прусская конница, наступавшая сомкнутым строем, подобно стене, и с невероятной скоростью». После ожесточенной схватки эскадроны кавалерии союзников были отброшены и обращены в бегство. Лишившись флангового прикрытия кавалерии, плотно сбившиеся колонны пехотинцев попали под сильный огонь прусской артиллерии, а семь батальонов прусской пехоты, наступая вниз по склону, вступили в бой с передовыми полками союзников. Пехотные колонны, попав под артиллерийский огонь и залпы наступавшей прусской пехоты, стали в замешательстве отступать. Будучи не в состоянии развернуться в боевой порядок, они сбились в плотную толпу, когда Зейдлиц со своими кавалеристами ударил им в тыл. Союзные войска дрогнули и побежали, а солдаты Зейдлица провожали их мушкетными залпами в спину. Потери союзников составили 7700 человек, тогда как победители потеряли только 550 человек.

В этом сражении убедительным образом было продемонстрировано превосходство прусской военной выучки. Быстрота, с которой лагерь был поднят по тревоге и построен в колонны (в течение получаса), а также скорость, с которой передвигались пруссаки, стали большим преимуществом Фридриха. Превосходство прусской кавалерии было очевидным. Она не только выиграла первичную схватку, но и сохранила затем дисциплину в такой степени, что в любой момент была готова нанести решающий удар. Артиллерийская прислуга батареи из восемнадцати тяжелых орудий много сделала для того, чтобы сорвать все попытки колонн противника атаковать вверх по склону холмов, в чем им существенно помогла быстрота и эффективность мушкетного огня семи пехотных батальонов (единственных пехотных подразделений, принимавших участие в сражении со стороны Пруссии).

Месяцем позже состоялось сражение при Лейтене (5 декабря 1757 года), ставшее еще одним блестящим примером тактики Фридриха и отваги прусских солдат. Соотношение сил при Лейтене в еще большей степени было не в пользу короля - 33 000 против 82 000. Строй австрийских и саксонских сил был слишком растянут, но прикрыт естественными препятствиями, у союзников имелось около двухсот орудий, большей частью легких. План Фридриха заключался в том, чтобы пройти вдоль фронта вражеской армии и нанести удар по ее левому флангу, проведя предварительный отвлекающий маневр небольшими силами, который должен был выглядеть как удар по правому флангу. В соответствии с этим планом прусская армия сплоченным строем приблизилась к правому флангу австрийцев, а затем, оказавшись под прикрытием небольшой возвышенности на поле, повернула вправо, перестроилась в две колонны и быстрым шагом двинулась вдоль фронта австрийских войск. Австрийцы же, которые, как представляется, не давали себе труда отслеживать прусские маневры, по-прежнему продолжали усиливать свой правый фланг, ожидая удара по нему. Колонны пруссаков, сохраняя идеальное равнение и дистанцию, появились на их левом фланге и перестроились из маршевых колонн в боевую линию. Каждый батальон имел при себе 6-фунтовое орудие, к тому же вместе с атакующими колоннами была подтянута батарея из 10 тяжелых осадных мортир.

Теперь эти мортиры принялись своим огнем крушить засеки из поваленных стволов деревьев, которыми австрийцы укрепили свой фронт, после чего в атаку пошли прусские батальоны. Наступали они косым строем, известным со времен Эпаминонда, в этом случае батальоны шли на расстоянии пятидесяти ярдов друг от друга и таким образом, что правый фланг каждого из них был ближе к неприятелю, а левый как бы отставал. Атака эта прокатилась по австрийским позициям слева направо. Резервы австрийцев, расположенные в деревушке Лейтен, сражались отчаянно; с правого фланга австрийцев подошло подкрепление, и те сделали попытку выровнять линию фронта. Сосредоточенная здесь масса людей была столь велика, что в отдельных местах оборонявшиеся стояли по сто человек в глубину. Батальон за батальоном пруссаков шел на штурм австрийского строя, но не раньше, чем в бой были брошены резервные батальоны, деревня была наконец очищена от австрийцев. Наступление, поддерживаемое огнем тяжелых орудий, все продолжалось. Командующий австрийским левым флангом бросил всю кавалерию, сосредоточенную здесь, в отчаянной попытке отбить упорное продвижение прусской пехоты. Но сорок эскадронов прусской конницы, появившиеся из замаскированных укрытий, перехватили их ударом с фронта, во фланг и в тыл. Австрийские конники рассеялись, и торжествующие пруссаки на своих конях атаковали тылы австрийской пехоты. Когда день стал клониться к закату, австрийцы дрогнули и побежали, преследуемые кавалерией. Другие стали бросать оружие и сдаваться, армия перестала существовать как боевая сила. Потери австрийцев насчитывали до 10 000 человек, около 21 000 попали в плен, захвачено было 116 орудий, 51 знамя и тысячи телег с припасами. Как бы в придачу к этому триумфу две недели спустя Фридриху сдался Бреслау вместе с 17 000 солдат и 81 орудием.

«Сражение при Лейтене, - писал Наполеон, - являет собой шедевр марша, маневра и анализа. Одного этого было бы достаточно, чтобы обессмертить имя Фридриха и занести его в ряд величайших генералов».

Прусские гусары эпохи Фридриха Великого. Рядовой и офицер

Но непрерывные кампании измотали прусскую армию. Многие лучшие части пали на поле боя; потери в сражениях при Праге и Колине были чрезвычайно тяжелы. Такие победы, как при Цорндорфе (25 августа 1758 года), где пруссакам впервые пришлось испытать на себе стойкость и боевой дух русских, достались дорогой ценой. Наряду с победами, при Кунерсдорфе (11 августа 1759 года) Фридрих потерпел сокрушительное поражение, потеряв около 20 000 человек убитыми и ранеными (почти 50 процентов армии) и 178 орудий. Боевой дух и дисциплина в прусской армии продолжали оставаться превосходными, но ветеранов в значительной степени заменили недавно набранные воины либо солдаты вражеских государств, многие из которых после сдачи в плен были скопом приняты на службу в армию Пруссии. Хотя и слаженные в боевые подразделения строгой прусской дисциплиной, они все же не были теми воинами, которые могли бы невозмутимо идти как на параде строевым шагом под ливнем шрапнели и мушкетных пуль или вести огонь из своих мушкетов со скоростью пять выстрелов в минуту. Дисциплина, кастовый дух и вера в своих генералов частично возмещали недостаток подготовки; и хотя дезертирство, эта чума всех армий того периода, стала серьезной проблемой, командованию все же удавалось возмещать убыль рядового состава. Более того, эти войска, хотя среди рядовых в них было много новобранцев, были по-прежнему способны ходить в такие атаки, как при Торгау (3 ноября 1760 года), когда они штурмовали окопавшегося врага, имеющего шесть сотен орудий, извергавших ливень картечи по наступавшим, пока из шести тысяч гренадер в одной из колонн не осталось на ногах только шесть сотен.

Тем не менее война настолько обезлюдила страну, что к концу 1761 года прусская армия сократилась до 60 000 человек. Совершенную катастрофу предотвратила только смерть русской царицы и восшествие на престол ее наследника, германофила Петра III. Этот «достойный» монарх не только предложил заключить немедленный мир, но и вернул Фридриху Померанию, а также приказал предоставить в его распоряжение русскую армию численностью в 18 000 человек. При известии об этом из альянса тут же вышла Швеция. Саксония потерпела полное поражение, Австрия и Франция были истощены до предела. Последняя, кроме поражений на полях Европы, лишилась Канады и Индии. В 1763 году наконец был заключен мир.

Пруссия лежала в развалинах. По свидетельствам современников, четыре пятых всех мужчин, служивших за это время в армии, были убиты или ранены, а в городах осталось чуть больше половины живших в них до войны людей. Тем не менее королевство смогло пережить эту бурю и даже выйти из войны победителем. Всей мощи России, Франции, Австро-Венгрии, Швеции и Саксонии оказалось недостаточно, чтобы вырвать у прусского короля хотя бы один акр пространства его страны. Располагая силами численно несравнимо меньшими, чем его противники, он вел неравную борьбу в течение семи долгих лет. Познав горечь случайных поражений и вынужденный порой отступать, он выиграл много достославных сражений. Слава его затмила славу любого другого генерала того времени, и рабское копирование военными деятелями во всем мире всего прусского было лишь еще одним свидетельством репутации прусской армии и прусского солдата.

Солдат этот мог быть невозмутимым и лишенным воображения; ему, возможно, не хватало личной инициативы, и без твердой направляющей руки он терялся. Но у него была привычка повиноваться и врожденная стойкость, побуждающая его выполнять свой долг любой ценой. В большой степени на создание этой привычки повлияла и жестокая система прусской муштровки. Да, она была крайне жестокой, а унтер-офицеры - безжалостны и знали свое дело; но нечто большее, чем страх перед наказанием, побуждало колонны солдат идти в атаку в битве при Лейтене, с пением старого германского гимна под бой барабанов и завывание флейт, или снова и снова бросало прусских гренадеров на залитые кровью склоны холмов под Торгау.

Англоязычные историки и популярные писатели в большинстве своем совершенно не понимают исторических особенностей вооруженных сил Бранденбурга-Пруссии. Они породили множество мифов, из которых наиболее нелепые и беспочвенные мифы относятся к прусской легкой пехоте времен Наполеоновских войн. Задача данной работы прояснить, наконец, все эти басни о “жесткой” и “устаревшей” тактике прусской армии до 1807 года, а также о “новой” тактике в 1812-1815 года.

Общепринятая точка зрения заключается в том, что опыт сражений времен Французской революции и кампании 1806 года заставили прусскую армию относиться к легкой пехоте достаточно осторожно. В действительности, легкая пехота появилась в Пруссии при Фридрихе Великом (1740-1786) и продолжала развиваться на протяжении всех последующих лет. В ходе Семилетней войны на Фридриха огромное впечатление произвели австрийская легкая пехота – пехота пограничных округов / Grenzregimenter . Прусский король захотел сформировать у себя похожие части. Опыт войны за баварское наследство (1778-1779) подтвердил эту необходимость. Было сформировано три т.н. “добровольческих полка” , а численность корпуса “пеших егерей” , вооруженных нарезным оружием, была доведена до десяти рот.

В 1787 году “добровольческие полки” переформировали в фузилерные батальоны, о чем будет рассказано .

Первоначально отношение к легкой пехоте было настороженным. Причину этого понять не сложно. “Добровольческие батальоны” периода Семилетней войны представляли собой плохо дисциплинированные банды грабителей и отличались высоким уровнем дезертирства. Аристократы не желали служить в этих частях, поэтому там приходилось ставить офицеров неблагородного происхождения. Однако уже фузилерные батальоны, сформированные на их базе, считались отборными частями, они были хорошо обучены и дисциплинированы. Возглавляли их тщательно отобранные молодые и образованные офицеры.

Вооруженные нарезным оружием егеря всегда считались ударными частями. Их профессионализм щедро вознаграждался различными привилегиями, которых не знали в пехотных полках. Первоначально они выступали в качестве колонновожатых. Численность егерей росла от небольшого отряда до полнокровного полка (1806 г.). Их набирали из числа охотников и лесничих. Они умели метко стрелять и их вооружали более точным оружием. Они являлись прирожденной легкой пехотой, предназначенной для скрытных действий в лесах. Часто егеря приобретали оружие за свой счет, их униформа была зеленого цвета, традиционного для охотников. Контраст между егерями и “добровольческими батальонами” был очень резкий, тем не менее, ко времени Наполеоновских войн они слились, положив начало прусской легкой пехоте.

Первоначально легкая пехота представляла собой совершенно особенный род войск, ничего не имеющий общего с линейной пехотой. Однако к концу XVIII века она все больше и больше превращалась в “универсальную” пехоту, то есть пехоту, способную действовать как в рассыпанном, так и сомкнутом строю. Важным шагом в этом направлении стало появление 3 марта 1787 года десяти стрелков (Schuetzen), вооруженных нарезными ружьями, в составе каждой роты пехотных полков. Это были отборные солдаты, кандидаты в унтер-офицеры. С 1788 года они получили право носить унтер-офицерские знаки различия и стоять в строю рядом с унтер-офицерами. С 5 декабря 1793 года каждый пехотный батальон получил горниста, в обязанности которого входило передавать приказы стрелкам.

Как уже было сказано выше в 1787 году были сформированы фузилерные батальоны, сформированные из трех легких полков, пяти гренадерских батальонов, 3-го батальона Лейпцигского полка (№ 3) и выборных рот гарнизонных полков. Фузилерные батальоны получили собственный строевой устав, опубликованный 24 февраля 1788 года.

Развитие стрелковых отделений в пехотных полках и фузилерных батальонов продолжалось. Вскоре в фузилерные батальонах сформировали собственные стрелковые отделения. Численность этих отделений в 1789 году довели до 22 человек. Некоторые офицеры понимали, что в линейных полках не хватает стрелков. Поэтому в 1805 году в Потсдамском гарнизоне были сформированы десять так называемых “резервных стрелковых” отделений.

Отношение к легкой пехоте в Европе продолжало оставаться двойственным. Одни считали, что в будущем именно застрельщики будут решать исход боя. Другие отдавали предпочтение консервативной тактике линейной пехоты. Как показало время, обе стороны были в чем-то правы. Действительно, легкая пехота имела нарезное оружие - оружие будущего. Однако до появления казнозарядных винтовок процесс заряжания нарезных ружей был крайне длительным. Поэтому солдаты, вооруженные нарезным оружием не могли действовать без огневой поддержки линейной пехоты. И до середины XIX века застрельщики не представляли собой самостоятельной боевой силы. Кроме того, тактика застрельщиков требовала от них высокого уровня дисциплины. При том, что армии XVIII века комплектовались рекрутами, взятыми на воинскую службу насильно, а также наемниками, солдаты были склонны дезертировать при первой же подвернувшейся возможности, а тактика застрельщиков с ее патрулями и рассыпанным строем такие возможности предоставляла в избытке. Однако в период Французской революции и Наполеоновских войн возникли массовые армии, многие солдаты которых служили не за страх, а за совесть, движимые чувством патриотизма. Кроме того, с введением всеобщей воинской повинности и появлением многочисленных армий с высоким уровнем дезертирства вполне можно было мириться. Таким образом, сложились благоприятные условия для развития легкой пехоты.

Армия Бранденбурга и Пруссии пошла по промежуточному пути, постепенно наращивая численность легкой пехоты. Личный состав для стрелковых подразделений тщательно отбирался, готовился и получал различные привилегии. Фузилеры были столь хорошо выучены, что вскоре в глазах окружающих стали выглядеть настоящими элитными частями. Хорошо обученный и имеющий хорошие перспективы солдат не станет дезертировать. В кампаниях 1793 и 1794 годов против французов в Пфальце - лесистой и холмистой части Германии - легкая пехота показала себя с лучшей стороны. Пфальц представлял собой идеальную местность для действий легкой пехоты. Кампания 1806 года, проходившая на открытой местности, развивалась по другому сценарию и легкая пехота сыграла в ней гораздо меньшую роль.

Во время Итальянской кампании Бонапарта вполне выявился еще один козырь легкой пехоты - сильное влияние большого числа выделяемых застрельщиков на боевой дух противника. Наиболее эффективной тактикой борьбы с вражескими цепями застрельщиков было использовать в рассыпном строе собственную пехоту. Обычно для этих целей выделялась треть пехотного батальона (последняя из трех шеренг). Сведенные в отдельные взвода эти солдаты могли выступать в качестве резерва батальона, прикрывать его фланги, а также образовывать цепь застрельщиков или поддерживать ее.

Подобная практика была введена в 1791 году герцогом Брауншвейгским. В 1797 году принц Гогенлоэ написал ряд правил для Инспекции Нижней Силезии, опубликованных 30 марта 1803 г. под общим названием “Об использовании третьей шеренги в качестве застрельщиков” (Vom Gebrauch des 3ten Gliedes zum Tiraillieren ). (…) Таким образом, еще до появления “цепей застрельщиков” времен Революционных войн существовала подобная практика. Поэтому непонятно, почему многие историки позволяют себе называть данную тактику прусской армии “фридриховской”, “негибкой” и “устаревшей”.

Однако прусская легкая пехота к началу Наполеоновских войн не имела достаточного военного опыта. (…)

Организация

Стрелки / Schuetzen

Приказом от 3 марта 1787 года определялось наличие в каждой роте десяти стрелков. Таким образом, в пехотном полку было 120 стрелков. С 5 мая 1793 года в каждом полку появился горнист, в задачу которого входило передавать приказы стрелкам. В декабре того же года, горнисты появились в каждом батальоне. В 1798 году численность стрелковых отделений фузилерных рот увеличили с 10 до 22 человек. 23 ноября 1806 года число стрелков в линейной пехотной роте увеличили до 20. В дальнейшем от стрелковых отделений отказались, перейдя к практике “третьей шеренги”.

В марте 1809 года был сформирован отдельный Силезский стрелковый батальон, а 20 июня 1814 года появился Гвардейский стрелковый батальон, укомплектованный добровольцами из района Нефшатель, только что присоединенного к владениям Прусской короне.

Фузилеры / Füsilier

Фузилерные батальоны появились в 1787 году. Каждый батальон состоял из четырех рот и насчитывал 19 офицеров. 48 сержантов, 13 музыкантов (в каждой роте был барабанщик и горнист, плюс батальонный горнист), 80 капралов, 440 рядовых и 40 резервистов. Вспомогательная служба батальона состояла из контроллера, батальонного квартирмейстера, четырех хирургов (в т.ч. батальонного хирурга) и оружейника. В составе батальона имелось 40 стрелков. В какой-то период каждый фузилерный батальон располагал 3-фунтовой пушкой с расчетом. Численность батальона военного времени составляла 680 рядовых и 56 нестоевых, в том числе 46 солдат обоза и четырех помощников артиллерийского расчета. Общая численность фузилерного батальона составляла 736 человек.

В 1787 году было сформировано 20 батальонов, сведенных в бригады. По состоянию на 8 апреля 1791 года структура была таковой:

1-я Магдебургская бригада: 1-й, 2-й и 5-й батальоны

2-я Магдебургская бригада: 18-й, 19-й и 20-й батальоны

Восточно-прусская бригада: 3-й, 6-й, 11-й и 12-й батальоны

Западно-прусская бригада: 4-й, 16-й и 17-й батальоны

Верхнесилезская бригада: 7-й, 8-й, 9-й и 10-й батальоны

Нижнесилезская бригада: 13-й, 14-й и 15-й батальоны

В 1795 году был сформирован еще один батальон. В 1797 году число батальонов достигло 27. Батальоны были сведены в 9 бригад, каждая из которых возглавлялась полковником и по статусу примерно соответствовала полку.

С 1797 года в составе каждого фузилерного батальона имелось по восемь саперов. Однако, в 1806 году осталось лишь 24 батальона, организованных следующим образом:

Магдебургская бригада: № 1 Кайзер-лингк, № 2 Била, № 5 Граф Ведель

Вестфальская бригада: № 18 Зоббе, № 19 Эрнест, № 20 Ивернуа

1 -я восточно-прусская бригада: № 3 Вакениц, № 6 Рембов, № 11 Берген

2-я восточно-прусская бригада: № 21 Штуттергейм, № 23 Шахтмейер, № 24 Бюлов

1 -я варшавская бригада: № 9 Борель дю Вернэ, № 12 Кнорр, № 17 Хинрикс

2-я варшавская бригада: № 4 Грейф-фенберг, № 8 Клох, № 16 Освальд

Верхнесилезская бригада: № 7 Розен, № 10 Эрихсен, № 22 Богуславский

Нижнесилезская бригада: № 13 Ра-бено, № 14 Пелет, № 15 Рюле

Вместе с номерами приведены фамилии командиров батальонов. На практике, батальоны так и называли по фамилии его командира, в то время как номер использовался лишь по формальным поводам (…)

Егеря / Jä eger

Строевая и боевая подготовка

В некоторых работах можно увидеть, что их авторы довольно смутно представляют себе, каким образом действовали застрельщики. Зато они любят сыпать терминами вроде “звенья застрельщиков”, “рассыпанный строй” и “распустить формирование”. Именно они создали миф о том, что “свободные” французские солдаты применяли тактику легкой пехоты, в то время как “забитые” солдаты “деспотических” режимов действовали только в плотном строю, чтобы исключить дезертирство. Конечно, как и в любом другом мифе, в этом мифе имеется некоторая доля правды. Однако эта доля правды погребена под кучей цветистой, поражающей воображение лжи. В действительности же любая европейская армия того времени располагала более или менее многочисленными частями легкой пехоты, действовавшими в рассыпанном строю. И главным фактором, сдерживающим развитие легкой пехоты, была не социология или политика, а недостаточно развитая технология.

Гладкоствольные кремневые ружья, заряжавшиеся со ствола, были слишком громоздки, трудны в заряжании и обладали невысокой меткостью. Поэтому сколько-нибудь значимых результатов можно было добиться лишь при массовом залпе. Кроме того, имелось множество других причин, о которых будет рассказано ниже, из-за которых застрельщикам приходилось действовать в непосредственной близости от основных сил. Чтобы наладить взаимодействие между плотным строем линейной пехоты и рассыпанным строем пехоты легкой, необходим был высокий уровень опыта командиров и подготовки личного состава.

Фридрих Великий разработал первые рекомендации по подготовке прусской легкой пехоты, опубликованные 5 декабря 1783 года. Согласно этим рекомендациям в задачу легкой пехоты входило ведение боя в населенных пунктах и лесах, действие в авангарде, арьергарде и на флангах, атака позиций противника, расположенных на возвышении, штурм артиллерийских батарей и редутов, а также охрана обозов и зимних квартир. Такая деятельность называлась “войной аванпостов” . Как уже говорилось выше, добровольческие полки были предшественниками фузилерных батальонов, передав им свои методы и способы подготовки.

Устав для фузилерных батальонов был опубликован 24 февраля 1788 года. Он сохранил свою силу вплоть до кампании 1806/07 годов и составил основу для пехотного устава 1812 года. Этот устав легкой пехоты предписывал действовать легкой пехоте, построенной в две шеренги, вместо трех, обычных для линейной пехоты. Фузилерные батальоны стреляли залпами из двух шеренг, так что первой шеренге не было необходимости вставать на колено. Двухшереножная тактика получила распространение и в линейной пехоте после введения устава 1812 года. Каждая фузилерная рота состояла из четырех дивизионов - восьми взводов. В качестве застрельщиков выступали 1-й и 8-й взводы, что составляло четверть от общей численности батальона. При необходимости их могли поддержать 5-й и 7-й взводы. Горнисты могли передавать следующие сигналы: наступать, остановиться, сплотить ряды, открыть огонь, прекратить огонь, сместиться влево, сместиться вправо, развернуть порядки, отступить, вызвать подмогу. Разумеется, больше любого устава значили опытные офицеры, которые знали, как следует вести “войну авнпостов”. И такие офицеры в прусской армии были. Офицерский корпус составляли командиры добровольческих батальонов, офицеры, имевшие опыт войны за независимость в Америке. Среди них имелись очень талантливые командиры: Йорк, Бюлов и Мюффлинг. Это были профессионалы с высоким боевым духом, которые показали свои возможности в ходе войн Французской революции.

Стрелковые отделения линейных рот получили свой устав 26 февраля 1789 года. Стрелки, вооруженные нарезным оружием и имевшие совершенно особые боевые задачи, требовали отдельной подготовки. Две недели в году стрелки практиковались в меткой стрельбе. За стрельбами наблюдали специально назначенные офицеры. Один из 12 ротных унтер-офицеров также был стрелком и вооружался нарезным мушкетом. Предполагалось, что стрелки будут действовать наподобие пеших егерей.

Основной акцент делался на меткой стрельбе и эффективном использовании особенностей местности, прежде всего леса, мелколесья, рвов, скал, посевов и др. Кроме того, стрелки могли действовать в составе пикетов и патрулей, а также охранять основные силы полка на марше. Во время атаки позиций противника стрелки выдвигались на 100 шагов вперед. В их задачу входило расстроить порядки противника перед ударом основных сил батальона. При отступлении стрелки действовали аналогичным образом.

Легкая пехота хорошо себя показала в ходе войн Революционных войн. Опыт, полученный в ходе этих войн, показал, что тактика в целом верна и нужны лишь небольшие дополнения. Эти дополнения ввел устав от 14 марта 1798 года. Вместо того, чтобы выдвигать вперед фланговые взводы, для фузилерных батальонов предписывалось выдвигать стрелковые отделения каждого взвода, что позволяло быстрее формировать линию застрельщиков. Вооруженные гладкоствольным оружием фузилеры также стали искать цель. Число стрелков в фузилерной роте довели до 22. Приказом от 18 июня 1801 года число стандартных сигналов горном достигло 20, что внесло порядок в огромное количество импровизированных сигналов, использовавшихся на практике. Хотя легкая пехота была хорошо подготовлена и представляла собой элиту прусской армии, в ходе кампании 1806 года выяснилось, что ее численность явно недостаточна. Очень часто противник одерживал победу лишь благодаря своей подавляющей численности. Эту ситуацию многие немецкие военные специалисты предвидели еще до начала кампании 1806 года и пытались предпринять какие-либо меры. На практике для усиления легкой пехоты использовали выдвижение третьей шеренги пехотных батальонов. Герцог Брауншвейгский разработал этот маневр для своего 10-го полка еще в 1791 год. Принц Гогенлоэ также увлекся этой идеей, описав ее в инструкциях для нижнесилезской инспекции в 1797 году. Гарнизоны Потсдама и Берлина также были обучены выдвигать третью шеренгу. Инструкции Гогенлоэ были опубликованы 30 марта 1803 года. Более поздние уставы содержали в себе обширные цитаты данного текста. Курфюрст Гессенский, фельдмаршал Пруссии и генерал-инспектор вестфальских полков, издал аналогичный приказ для своих частей 11 апреля 1806 года. Аналогичный приказ издал 5 октября 1805 года и король Пруссии.

Развертывание части в стрелковую цепь вовсе не означало, что все солдаты батальона выступали в роли застрельщиков. В действительности вперед выдвигалась только некоторая часть солдат, в то время как основные силы батальона сохраняли тесный строй. Главная причина, по которой невозможно было развернуть весь батальон цепью, заключалась в недостаточно развитой ружейной технологии. Оружие пехотинца в то время было слишком малоэффективно, чтобы обеспечить безопасность отдельного солдата. Слишком много времени уходило на заряжание. Даже если застрельщики действовали парами - один стреляет, другой заряжает - все равно практическая скорострельность оставляла желать много лучшего. Количество боеприпасов, которые нес один солдат, было ограничено, поэтому часто случалось, что пехотинец расходовал все патроны прежде, чем успевал нанести противнику какой-либо урон. Все это отрицательно сказывалось на боевом духе. Быстро расстреляв боекомплект солдат делался совершенно беззащитным на поле боя, а ружье выходило из строя от перегрева ствола. Наконец, дульнозарядные ружья удобнее всего заряжать стоя, поэтому пехотинцу приходилось вставать во весь рост, представляя собой удобную мишень для противника.

Цепь застрельщиков была особенно уязвима для кавалерии противника. Если кавалерии удавалось застать стрелков врасплох, то вся цепь могла быть уничтожена. Взводы и отделения застрельщиков меняли друг друга. При этом не только в бой вступали свежие солдаты, но и цепь обретала большую устойчивость. Таким образом, стрелковая цепь представляла собой составную часть пехотных порядков. Лишь в редких и исключительных случаях стрелки могли решить исход боя самостоятельно. Как правило, стрелки лишь завязывали бой, готовя дорогу для линейной пехоты.

Взводы третьей шеренги обычно действовали строем в две шеренги. Если для решения боевой задачи привлекалась вся шеренга сразу, то ее возглавлял специально подготовленный для этих целей капитан. Каждый взвод возглавлялся младшим лейтенантом и тремя унтер-офицерами. В распоряжении лейтенанта имелся горнист, который передавал солдатам различные команды. (…)

Вооружение

Среди моделей мушкетов, использовавшихся легкой пехотой, можно назвать следующие:

1. Фузилерный мушкет образца 1787 года;
2. Фузилерный мушкет образца 1796 года;
3. “Старые” прусские нарезные ружья разных типов, в том числе образца 1796 года;
4. “Новая” корпусная винтовка образца 1810 года;
5. Стрелковое нарезное ружье образца 1787 года;
6. Различные охотничьи ружья и карабины, нарезные и гладкоствольные.

Застрельщики третьей шеренги обычно вооружались стандартными пехотными мушкетами следующих типов:

1. Образца 1782 года;
2. Образца 1801 года (Нотард):
3. Образца 1809 года (“новый” прусский мушкет).

Фузилеры

Первоначально фузилерные батальоны вооружались фузилерными мушкетами, но с 1808 года в батальонах стали использовать любое оружие, какое удавалось достать - сказывалась острая нехватка стрелкового оружия. Популярностью пользовались французские мушкеты Charleville, а также “новые” прусские мушкеты.

Егеря

Так как егеря набирались из числа лесничих и охотников, то они брали с собой на службу собственные охотничьи ружья, поэтому очень трудно дать сколько-нибудь полный перечень егерского вооружения. Несколько раз предпринимались попытки навести порядок: в 1744, 1796 и 1810 годах. Однако по множеству причин все попытки провалились. (…)

Важнейшее различие между винтовкой и мушкетом заключается в том, что канал винтовочного ствола имеет несколько желобков, которые придают вылетающей пуле вращение вдоль продольной оси. Благодаря этому повышается дальнобойность и кучность огня. В отличие от гладкоствольных мушкетов, нарезные винтовки имели мушку и целик. (…) Недостатком нарезных ружей была их низкая скорострельность (чтобы зарядить ружье могло потребоваться даже несколько минут), а также быстрота загрязнения канала ствола. Чтобы повысить меткость свинцовую пулу обертывали войлочным пыжом, так что пуля плотнее врезалась в бороздки. Чтобы загнать пулю в ствол, по шомполу наносили удары киянкой. После нескольких выстрелов использовали пули меньшего калибра, поскольку ствол загрязнялся. Очень быстро ружье начинало требовать тщательной прочистки. Поэтому стрелки тщательно выбирали цель, стараясь стрелять только наверняка. Несколько удачно расположенных стрелков могли выступать в роли снайперов, но удручающая скорострельность нарезных ружей не давала им шансов получить широкое распространение.

Стрелки

Стрелковые отделения в линейных и легких пехотных ротах вооружались нарезными ружьями образца 1787 года. Ружья имели мушку и целик, причем целик был откалиброван на дистанции 150 и 300 шагов. Было изготовлено около 10000 таких ружей. К стволу ружья можно было примкнуть штык. Силезские стрелковые батальоны не имели единого вооружения, многие силезские стрелки располагали лишь пехотными гладкоствольными мушкетами.

Унтер-офицеры

Теоретически унтер-офицеры вооружались нарезными карабинами. Унтер-офицеры не стреляли залпом вместе с рядовыми. Однако, на практике они обычно имели те же ружья, что и рядовые. Иногда унтер-офицеры пользовались кавалерийским огнестрельным оружием. (…)

Униформа

Фузилеры

1789-1796

Фузилеры носили темно-зеленые камзолы того же покроя, что и пехотинцы, белые жилеты, бриджи до колен, черные гетры, шляпы-каскетки с орлом, черные шейные платки и белые ремни. Цвет воротника, лацканов, манжет и пуговиц определял батальонную принадлежность.

» Таблица / » Table

У офицеров темно-зеленая, черная и карминная отделки

Была из бархата. Офицерские треуголки украшались бело-черным плюмажем, кокардой и пряжкой с маленьким орлом.

Обувь - сапоги. Солдаты вооружались фузилерными мушкетами и коротким палашом. С 1793 года темляк палаша определял принадлежность к роте: белый, темно-зеленый, оранжевый и фиолетовый. Офицеры вооружались шпагой.

1797-1807

Вместо каскеток ввели ношение треуголок с белым кантом. Батальоны отличались цветом помпона:

Белый: 2, 6, 8, 10, 14, 17, 19,21

Красный: 1,4,7,9, П. 15, 18,23

Желтый: 3,5, 12, 13, 16,20,22,24

С 24 августа 1801 года вводилось ношение цилиндрического черною войлочного кивера. Кивер украшался орлом того же цвета, что и пуговицы, плюмажем того же цвета, что помпон на треуголке и белым кантом вдоль верхней кромки,

В 1797 году появился укороченный камзол с красной подкладкой. Воротник, лацканы и манжеты цветные. Бригада “Курмарк” (с 1803 года “Магдебург" ) и “Магдебург” (с 1803
года “Вестфалия” ) имела малиновую отделку. Бригада “Верхняя Силезия” и “Нижняя Силезия” - черную отделку, 1-я и 2-я Восточно-прусские бригады - светло-зеленую. 1-я Варшавская бригада и оршада “Южная Пруссия” (батальоны №7 и 8) - голубую. 2-я Варшавская бригада (батальоны № 4 и 16) - темно-зеленую. В 1800 году бригаду “Южная Пруссия” расформировали, а ее цвета перешли ко 2-й Варшавской бригаде (батальоны № 6, 8 и 16).

В 1806 году различия между батальонами осуществлялось по следующей схеме:

В 1800 году солдаты силезских батальонов получили красные шейные платки, в то время как офицеры продолжали носить платки черного цвета. Белый “шемизетовый” жилет заменили на жилет зеленого цвета, который, в свою очередь, в 1801 году уступил место белой безрукавке. Длинные белые брюки носили с черными гетрами. Имелись рабочие штаны из саржи. Ремни черные, саблю подвешивали к поясному ремню, а не носили на перевязи через плечо. Офицерский китель но покрою соответствовал кителю офицера линейной пехоты, но имел фалды с красными отворотами. Белый жилет, брюки и черные сапоги дополняли офицерскую униформу. Офицерскую треуголку украшал белый плюмаж. Поверх кителя носили серебристо-черный кушак. На черной перевязи сабля с темляком. Плащ и шинель зеленого цвета.

Егеря

1789

В пешем егерском полку носили простую каскетку с зеленым плюмажем у рядовых и черным с белым кончиком у унтер-офицеров. Камзол с зелеными отворотами и манжетами, зеленый жилет, кожаны брюки и сапоги. V офицеров плюмаж белый с черным основанием, кокардой и пряжкой. В остальном униформа не изменилась со времен Фридриха Великого.

1797-1807

Появилась шляпа-треуголка с белыми и зелеными шнурами, черной кокардой и золотой пряжкой. Плюмаж остался прежним. В 1800 году ввели ношение белых матерчатых бриджей до колен и сапог с высокими голенищами. В 1802 году цвет жилета изменили с зеленого на белый. В ходе мобилизации 1805 года егеря получили длинные зеленые рабочие брюки на пуговицах. В 1806 году появился серый вариант таких брюк. Зеленый камзол сохранил красный воротник с манжетами и желтые шерстяные погоны. Отвороты зеленые. Черный бархатный шейный платок с белым галстуком. В 1806 году планировалось ввести кивер, но до начала войны этот план осуществить не удалось.

Публикация: ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЙ АЛЬМАНАХ Новый СОЛДАТ №213

Редактор: Киселев В.И.

Текст размещен с сокращениями (...)!