Русско-турецкая война (1877—1878). Русско-турецкая война Русская армия в войне 1877 1878
РУССКАЯ АРМИЯ ПЕРЕД ВОЙНОЙ 1877-1878 гг. ЧЕРНОМОРСКИЙ ВОЕННО-МОРСКОЙ ФЛОТ
Крымская война 1853-1856 гг. показала отсталость военной организации царской России николаевского периода.Выявилось, что комплектование армии по системе рекрутской повинности, в свое время бывшей прогрессивной, уже полностью себя изжило. Рекрутская система комплектования была системой чисто сословной; все тяготы военной службы при рекрутчине падали только на податные сословия - крестьян, мещан и «детей солдатских». Поскольку две последние категории численно были невелики, можно признать, что по существу армия комплектовалась почти из одних крестьян. Но и крестьянские контингента использовались далеко не полно. Отдача крестьян в рекруты затрагивала материальные интересы дворянства, так как с каждым рекрутом помещик лишался либо оброчного плательщика, либо работника на барщине .
В итоге ежегодный набор рекрутов в среднем составлял всего 80 000 человек. При таких условиях в русской армии не могло быть достаточного количества подготовленного запаса на случай войны. С началом Крымской войны обученный запас был быстро исчерпан, и в дальнейшем пришлось пополнять армию, помимо обычных рекрутских наборов, призывом совершенно необученных ополченцев.
Обученный запас начал создаваться с 1834 года за счет увольнения солдат в бессрочный отпуск по прохождении 15-20 лет действительной службы; при 25-летнем сроке службы в войсках уволенный в бессрочный отпуск 5-10 лет состоял в запасе. Эта мера дала к началу Крымской войны накопление запаса 212 ООО человек; в качественном отношении запас был вовсе не эффективен; при невыносимо тяжелых условиях службы николаевский солдат попадал в запас уже полубольным-полуинвалидом.
Крымская война выявила весьма невысокий уровень боевой подготовки русской армии. Дело в том, что в мирное время боевой подготовкой почти не занимались. В основном обучение солдат и офицеров сводилось к строевой муштре и плацпарадным увлечениям. Суворовское требование - учить войска тому, что потребуется на войне - было основательно забыто.
Уменье ценить достоинство воина, его инициативу, боевое содружество офицера и солдата, которое так настойчиво прививал в армии Суворов, уступило место грубому пренебрежению к личности солдата, пренебрежению барина-офицера к солдату-рабу, методам самой жестокой палочной дисциплины. Распространение среди офицеров общего и специального образования, широкого взгляда на военное дело, военной любознательности и творческого отношения к делу - прямо или косвенно осуждалось; все заменял устав и его слепое, шаблонное выполнение. Резко к худшему изменился моральный облик офицера, широко распространилось «казнокрадство» и «солдатокрадство», интриги, подсиживания. Реакционность убеждений, политическая благонадежность и знание деталей строевой муштры искупали в глазах царя все недостатки офицера в его моральном облике, в отношении к солдату и в области военного искусства. Конечно, были и исключения из этого общего правила, но они представляли в общей массе офицерства русской армии редкое явление.
На 60% основная масса офицерства состояла из лиц, не имевших среднего военного, а зачастую вообще какого бы то ни было образования.
По классовому составу офицерство русской армии николаевского времени являлось почти чисто дворянским. Дворянская часть офицерства комплектовалась двумя основными категориями: выпускниками кадетских корпусов и дворянами-юнкерами из числа недорослей типа фонвизинского Митрофанушки. Недворянская часть офицерства была численно невелика и комплектовалась в основном из числа унтер-офицеров, поступивших в армию по рекрутской повинности; они с трудом дослуживались до средних офицерских чинов и в лучшем случае кончали жизненное поприще в должности «вечного ротного командира.
Офицеры дворянского происхождения играли решающую роль в офицерском корпусе; офицеры, являвшиеся выходцами из других сословий, держались в черном теле, использовались для «черновой» работы и влиянием не пользовались. Особую силу в офицерском корпусе имели прибалтийские дворяне-немцы, «остзейцы». Отличаясь в большинстве своем крайней реакционностью, жестокостью и тупостью, они даже в офицерском корпусе николаевских времен прочно утвердили за собой славу самых жестоких истязателей солдат, самых бездарных и невежественных командиров.
В целом русский офицерский корпус николаевского времени по своей организации и составу не мог обеспечить ни накопления достаточного офицерского запаса, ни должного развития русского военного искусства и правильной постановки боевой подготовки войск.
Крымская война выявила также устарелость вооружения русской армии, особенно в отношении стрелкового оружия. Нарезными ружьями - бельгийскими («люттихскими», льежскими) и отечественными систем Гартунга и Эрнрота, штуцерами - было вооружено лишь 4-5% пехоты: стрелковые батальоны и 24 «застрельщика» в каждом пехотном батальоне. Основным видом массового стрелкового оружия, особенно в начале Крымской войны, являлись гладкоствольные кремневые и капсюльно-ударные ружья с дальностью прямого выстрела в 200 шагов. Помимо общей экономической отсталости страны, непосредственно перевооружению всей армии штуцерами препятствовала отсталость русской военной промышленности с ее немногочисленными заводами и фабриками, почти лишенными самого совершенного по тому времени парового двигателя и отличавшимися крайне низкой производительностью крепостного труда.
Крымская война (1853-1856) показала резкое отставание русской армии николаевского времени от западноевропейских армий. В случае возникновения новой войны отсталость русской армии могла привести к полному военному разгрому царской России, а при наличии резких англо-русских противоречий царизм никак не мог считать устраненной опасность возникновения такой войны. Русское дворянство во главе с Александром II понимало это и боялось войны, так как новый военный разгром царской России мог не только еще более ухудшить и без того слабые международные позиции России, но и серьезно поколебать господствующее положение дворянства и царизма в целом. Поэтому сразу же после Крымской войны в среде русского дворянства стало расти число сторонников проведения военной реформы. Но наряду с этим необходимо отметить, что все же основная масса русского дворянства во главе с его наиболее реакционной частью шла на военную реформу нехотя, скрепя сердце; основная часть русского дворянства желала ограничить военную реформу неизбежным минимумом, который не затрагивал бы дворянских классовых интересов.
Русское дворянство боялось при этом лишиться установленных еще Петром III привилегий. Оно было почти единственным поставщиком офицерского состава, получая военное образование в кадетских корпусах или добровольно поступая в юнкера даже при отсутствии всякого образования. Отмена этих дворянских привилегий привела бы к значительному росту в армии числа офицеров недворянского происхождения и, следовательно, к утере дворянством его господствующих позиций в армии, являвшихся важнейшей основой господства дворянства в стране.
Опасения дворянства не были беспочвенными. Военная реформа, как и все прочие реформы 60-70 годов, являлась по существу буржуазной реформой. Объективной задачей ее являлось создание массовой армии буржуазного типа. Решение такой задачи не могло ограничиться одним лишь увеличением контингентов призываемых в солдаты; требовалось соответственное увеличение числа офицеров в кадрах и запасе. Кроме того, буржуазное существо военной реформы требовало при комплектовании офицерским составом исходить не из происхождения кандидата в офицеры, а из наличия у него того или иного образования. Таким образом, последовательно-буржуазное проведение военной реформы в области комплектования офицерским составом неизбежно должно было привести к утрате дворянством его монополии - господствующих позиций в армии, к необходимости в той или иной мере делить свою власть в армии с буржуазией.
По указанным причинам военные реформы в первые годы после Крымской войны свелись по существу к нескольким робким попыткам, почти не затрагивавшим основных недостатков русской армии. Но такое положение длилось недолго. Ряд обстоятельств потребовал ускорения и углубления военной реформы.
Основное из этих обстоятельств лежало в области внутренней политики. Революционная ситуация 1859-1861 гг. не перешла в революцию; крестьянское движение было подавлено, но оно вынудило царизм, наравне с другими уступками, пойти на проведение военной реформы. Обострение классовых противоречий требовало укрепления и усиления армии как решающего средства в борьбе господствующих классов с эксплуатируемыми массами.
С другой стороны, франко-прусская война 1870-1871 гг. и разгром пруссаками наполеоновской Франции наглядно показали, в частности, какие большие военные преимущества имела прусская массовая армия буржуазного типа в сравнении с отсталой армией Наполеона III.
Помимо этих двух важнейших обстоятельств, ускорению проведения военной реформы способствовали и другие. После «крестьянской» реформы 1861 года отпали основные возражения дворянства против изменения системы комплектования армии солдатским составом. Совокупность гражданских реформ, являвшихся по существу буржуазными, дала толчок к ускорению экономического развития и улучшению финансового положения царской России; появилась возможность изыскать средства, потребные для проведения военной реформы. Развитие железнодорожной сети, создавшее возможность ускоренной перевозки запаса при мобилизации, оправдывало переход армии на систему малых кадров при наличии большого запаса.
В 1861 году военным министром стал Д. А. Милютин; на него и легла задача осуществления военной реформы.
Милютин был высокообразованным человеком, окончил Московский университетский пансион и Военную академию. Уже с ранних лет он занимался самообразованием и приобщился к литературной и научной деятельности. С 1845 по 1856 год Милютин был профессором Военной академии; в это время он написал большой труд о
A. В. Суворове, в котором высоко оценил суворовское национальное военное искусство. В академии Милютин создал и возглавил новую кафедру военной статистики, имевшую целью углубить и расширить кругозор слушателей академии. Трижды за свою жизнь Милютин служил на Кавказе - в 1839-1840, 1843-1845 и 1856-1860 годах; боевого, непосредственного участия в Кавказской войне он почти не принимал, занимая ряд должностей в высших штабах; не участвовал Милютин и в Крымской войне. Несколько раз Милютин выезжал за границу, что дало ему возможность ознакомиться с состоянием военного дела за рубежом.
Милютин являлся сторонником буржуазного развития России. Хотя Милютин и был знаком с многими трудами передовых демократов того времени, но он был далек от революционных идей и настроений. Он считал, что народная революция может много разрушить, но не может дать ничего положительного. Он стоял за «благоразумие» и реформу предпочитал революции. Революционеров Милютин рассматривал как беспочвенных фантастов. Сам факт существования и деятельности революционеров в России он объяснял тем, что, по его мнению, до 1861 года Россия не встала на путь буржуазных реформ, а после 1861 года - недостаточно, в пределах «благоразумия», твердо шла по этому пути. Являясь весьма умеренным либералом, кровно связанным с царизмом, Милютин считал вполне достаточным осуществление буржуазных реформ в рамках монархического строя и самую цель реформ видел в укреплении монархического строя.
При осуществлении военных реформ Милютину пришлось выносить ожесточенные нападки реакционной части русского дворянства, считавшей его «красным», чуть ли не социалистом, и вести с ним упорную борьбу. Конечно, ничего революционного в этой борьбе не было. «Пресловутая борьба крепостников и либералов, - писал
B. И. Ленин, - ...была борьбой внутри господствующих классов, большей частью внутри помещиков, борьбой исключительно из-за меры и формы уступок. Либералы так же, как и крепостники, стояли на почве признания собственности и власти помещиков, осуждая с негодованием всякие революционные мысли об уничтожении этой собственности, о полном свержении этой власти» .
Важнейшей из реформ, проведенных Милютиным, являлась реформа комплектования русской армии рядовым составом. Уже менее чем через год после своего назначения военным министром, 15 января 1862 года, Милютин представил доклад, в котором неоспоримо доказал необходимость изменения системы комплектования русской армии.
Милютин показал, что при численности русской армии в мирное время в 765 000 человек она не могла быть доведена до предусмотренной на военное время численности в 1 377 000 человек, так как в запасе состояло всего 242 000 человек. Для накопления достаточного запаса Милютин предлагал увольнять солдат во временный отпуск после семи - восьми лет действительной службы, что становилось возможным при увеличении нормы рекрутского набора (четыре человека с 1000 вместо трех).
Доклад был утвержден Александром II, но при его осуществлении Милютин встретил сильнейшее сопротивление реакционных кругов России, возглавлявшихся князем Барятинским и шефом жандармов Шуваловым.
Так как временные отпуска не решали вопроса о накоплении обученного запаса, Милютин выдвинул идею всеобщей воинской повинности с сравнительно короткими сроками службы. Новый «Устав о воинской повинности», вошедший в силу с 1874 года, разрешал важную задачу реорганизации армии - задачу создания запаса обученных резервов на случай войны.
По этому уставу призыву в армию подлежало мужское население всех сословий, достигшее 21 года; часть его, по жребию, зачислялась на действительную службу, остальные - в ополчение.
Срок действительной службы в армии для основной массы призываемых устанавливался в 6 лет с последующим пребыванием 9 лет в запасе. Таким образом, общий срок военной службы исчислялся в 15 лет. В зависимости от происхождения и образования срок действительной службы мог быть сокращен в пределах от 6 месяцев до 4 лет. По этому уставу призыву в армию не подвергались казаки, некоторые религиозные сектанты, служители культа и ряд народов России (Средней Азии, Кавказа и Севера); льготы предоставлялись также по имущественному и семейному положению. Следовательно, нельзя признать, что в России по уставу 1874 года была установлена всеобщая воинская повинность, как это делали буржуазные историки.
По этому поводу В. И. Ленин писал: «В сущности, у нас не было и нет всеобщей воинской повинности, потому что привилегии знатного происхождения и богатства создают массу исключений» . Реформу комплектования армии по уставу 1874 года правильнее назвать всесословной воинской повинностью.
Тем не менее и то, что удалось сделать в области изменения системы комплектования армии, являлось делом прогрессивным, так как царское правительство было вынуждено «обучать в конце концов весь народ владеть оружием, так что последний приобретает возможность в известный момент осуществить свою волю вопреки командующему военному начальству» .
Революционная ситуация 1859-1861 гг. не перешла в революцию; таков же был исход революционной ситуации в 1879-1881 гг. Причина этого - слабость революционных сил. В этих условиях нельзя было ждать введения взамен рекрутского набора всеобщей воинской повинности путем народной революции. Следовательно, с политической точки зрения даже половинчатая всесословная воинская повинность 1874 года являлась прогрессивной; вводя в армии, хотя и не в полной мере, буржуазные порядки, эта реформа расшатывала устои главного в то время врага русского народа - самодержавия.
Введение всесословной воинской повинности оказало положительное влияние на русскую армию во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Русская армия вышла на войну с двумя годовыми наборами новобранцев, призванных на основе нового устава; это значительно омолодило армию, сделало ее состав более подвижным, более выносливым. Первый призыв по уставу 1874 года дал 150 000 новобранцев вместо 80 000, набиравшихся при рекрутчине, а в годы войны число принимаемых на службу новобранцев возросло до 218 000 человек. Запас армии к войне 1877 года не состоял еще из лиц, прошедших действительную военную службу на основе новой воинской повинности, но в нем имелось уже значительно большее число людей, чем было до реформы.
Помимо этой основной реформы, касавшейся комплектования армии рядовым составом, на протяжении 1862-1874 гг. были проведены и другие реформы. В числе этих реформ было изменение комплектования армии офицерским составом.
Вопрос комплектования армии офицерским составом стоял весьма остро. Так, к 1861 году образовался огромный некомплект офицерского состава в армии. Это видно из того, что в 1861 году поступило в армию всего 1270 офицеров при годовой убыли их в 4241 человек. Немудрено, что в течение ряда лет даже в офицерском составе мирного времени образовался значительный некомплект, в случае же мобилизации для армии создавалось прямо-таки катастрофическое положение, так как офицерского запаса и в помине не было.
Серьезные опасения Милютина вызывал и качественный состав офицеров. Некоторая часть выпускавшихся из кадетских корпусов офицеров находилась под влиянием господствовавших в 60-е годы передовых политических взглядов, что, естественно, не способствовало выработке из них преданных слуг царизма. Часть кадетов не чувствовала призвания к военной службе и не являлась людьми, сознательно избравшими военную службу своей профессией.
Чтобы избежать этих недостатков и улучшить систему подготовки офицерских кадров, был принят ряд мер.
Прежде всего была произведена замена кадетских корпусов военными гимназиями. В них была ликвидирована строевая организация, прекращено военное обучение, и по своей программе они были приближены к гражданским гимназиям. Непосредственная подготовка офицеров была перенесена в военные училища, которые были созданы на базе специальных классов кадетских корпусов. Это мероприятие давало возможность принимать в военные училища лиц из числа окончивших военные гимназии, а также поступавших со стороны, обеспечивая при этом отбор благонадежных, не «повинных» ни в каких революционных настроениях. При такой системе попадали в юнкера лишь те, кто сознательно избрал своей профессией военную службу. Однако все училища в совокупности давали армии ежегодно только 400-500 офицеров, и, следовательно, в количественном отношении замена корпусов военными гимназиями не решала вопроса полного обеспечения армии офицерским составом.
Этот недостаток было решено восполнить созданием юнкерских училищ при военных округах. С 1864 по 1877 год было создано 17 таких училищ. Основной контингент воспитанников набирался из числа войсковых юнкеров и вольноопределяющихся; некоторое число набиралось также из среды лиц, не прошедших полного курса военных гимназий и подобных им гражданских учебных заведений, а также из окончивших начальные училища и унтер-офицеров срочной службы. К 1877 году юнкерские училища выпустили офицерами 11 500 человек. Создание юнкерских училищ дало возможность прекратить доступ к производству в офицеры лиц, не обладавших определенной суммой общих и военных знаний. Политическая благонадежность выпускаемых юнкерскими училищами офицеров обеспечивалась строгим классовым отбором юнкеров; три четверти юнкеров были дворяне.
Оба эти мероприятия позволили ликвидировать некомплект офицеров по штатам мирного времени, но к 1877 году они не решили и не могли решить проблему комплектования армии офицерским составом в военное время. При мобилизации дополнительная потребность армии в офицерах достигала 17 000 человек, а такого запаса офицеров царское правительство создать не могло. Одной из основных причин слабого накопления офицерского запаса было стремление правительства ограничить лицам недворянского звания доступ к офицерским должностям.
Тогда же были проведены более мелкие реформы для подъема качественного состояния рядового и офицерского состава армии. Так, например, с 1863 года юридически были сведены до минимума телесные наказания солдат; с 1867 года начато обязательное обучение солдат грамоте, для офицеров созданы офицерские полковые собрания с библиотеками при них; оживилось и расширилось преподавание в военных академиях; для окончивших академии офицеров вводился обязательный стаж командования ротой или эскадроном, а затем полком и т. п.
Проведенные военные реформы, однако, не искоренили крепостнических пережитков в армии, особенно в области оздоровления генералитета русской армии.
За эти пережитки крепко держалась вся дворянско-аристократи-ческая среда и сам Александр II, так как в корпусе офицеров они видели святое святых своих командных позиций в армии. В вопросе прохождения службы - и особенно продвижения по службе офицеров - Александр II руководствовался реакционными династическими и классово-дворянскими побуждениями, не имевшими ничего общего с интересами России, армии и военного дела. Особенно резко сказалось это на русском генералитете, назначение и продвижение которого Александр II сохранил в своих руках. А так как генералитет задавал в армии тон, то естественно, что и все остальные реформы Милютина или терпели неудачу, или прививались чересчур медленно.
Далее, в общее понятие военной реформы входили изменения военного управления войск - создание военных округов. Это мероприятие освободило военное министерство от текущих повседневных забот и дало ему возможность более целеустремленно и планомерно заниматься подготовкой страны и армии к войне. Военно-окружная реформа способствовала уменьшению бумажной волокиты.
Наряду с чисто военным значением «...военно-окружная реформа преследовала и политическую цель - борьбу самодержавия с революционным движением. Наличие военных округов давало возможность царскому правительству концентрировать в руках командующих всю полноту как военной, так и гражданской власти» , так как широко практиковалось совмещение в одном лице должности командующего войсками и генерал-губернатора. Наконец, без введения военных округов практически невозможно было провести мобилизацию армии на случай войны. Однако при этом была уничтожена корпусная организация войск, что в деле боевой подготовки войск являлось несомненным шагом назад.
В 1869 году был учрежден «Комитет по передвижению войск железными дорогами и водой». Таким образом, впервые в мире были созданы органы военных сообщений .
К числу военных реформ необходимо отнести также: 1) военно-судебную реформу, имевшую своим основным назначением усовершенствование борьбы с враждебной царизму политической деятельностью внутри армии; 2) разработку нового «Положения о полевом управлении войсками», в котором весьма, впрочем, слабо был разработан вопрос о тыле действующей армии; 3) начало разработки планов мобилизации войск, хотя к 1877 году общего плана мобилизации создано еще не было, но мобилизационные расписания призыва запасных и их перевозок по железным дорогам уже имелись; 4) издание в 1867 году закона о военно-конской повинности, решавшего вопрос о комплектовании армии лошадьми при развертывании ее во время мобилизации; 5) создание на случай мобилизации неприкосновенных запасов предметов вооружения, обмундирования и т. п.
Довольствие армии, ранее в значительной степени основывавшееся на системе натуральных повинностей, было переведено на денежное.
Наконец, крупные изменения произошли в военной промышленности, вооружении армии и подготовке войск, о чем будет сказано ниже.
Некоторые иностранные державы еще до войны 1877-1878 гг. заранее пытались опорочить военные реформы в России и удержать царизм от их проведения. Германские, австрийские и английские газеты отнеслись к военной реформе неприязненно, видя в ней усиление военной мощи России .
Организация тыла и снабжения армии имела много недостатков, в частности, не было начальника, объединявшего всю службу тыла, а в «Положении о полевом управлении войсками» не был разработан вопрос о полевой базе армии.
Артиллерийское снабжение лежало на начальнике артиллерии армии, подчиненном главнокомандующему армией. В корпусах и отрядах артиллерийским снабжением ведали начальники артиллерии корпусов и отрядов, подчиненные по линии артиллерии начальнику артиллерии армии, в дивизии - командиры артиллерийских бригад.
Интендантское снабжение армии - продовольственное, фуражное, вещевое, квартирное, обозное и денежное - лежало на интендантстве армии. Интендант подчинялся главнокомандующему армией, но все свои представления давал ему через начальника штаба армии. Интенданту армии были подчинены корпусные интенданты, а последним - дивизионные интенданты.
Медицинское обслуживание армии возглавлялось двумя лицами: полевым военно-медицинским инспектором и инспектором госпиталей. Первый ведал лечебной частью и военно-медицинскими кадрами; ему подчинялись корпусные (отрядные) врачи, а последним - дивизионные и полковые. Инспектору госпиталей подчинялись все начальники госпиталей, и он ведал вопросами эвакуации и госпитальным делом. Оба эти должностных лица подчинялись начальнику штаба армии. Двойственность руководства медицинским обслуживанием являлась серьезным недостатком в организации тыла.
Военными сообщениями ведал начальник управления военных сообщений, подчиненный главнокомандующему армией, но делавший все свои представления главнокомандующему через начальника штаба армии.
При всех этих начальниках состояли соответствующие управленческие аппараты.
Снабжение предметами разного вида довольствия и эвакуация больных и раненых мыслились в России перед войной в следующем виде.
Артиллерийское снабжение частей действующей армии производилось из летучих и подвижных парков, которые придавались по одному на каждую пехотную дивизию; кавалерийской дивизии придавалась половина конно-артиллерийского парка. Летучие, подвижные и конно-артиллерийские парки пополнялись из придаваемых каждой армии местных парков. Местные парки пополнялись из расположенных на территории России артиллерийских складов. Пополнение материальной части артиллерии, артиллеристов и артиллерийских лошадей производилось из выдвигаемого в район действий армии передового артиллерийского запаса.
Интендантское снабжение частей действующей армии предполагалось производить при помощи армейского транспорта в 4900 повозок; транспорт пополнялся из закладываемых по мере продвижения армии складов. Склады пополнялись как железнодорожным подвозом из глубины страны, так и интендантскими заготовками в дальнем тылу армии. Провиант войска должны были получать от интендантства натурой; на заготовку приварка войскам отпускались деньги. Фураж войска могли либо получать натурой, либо заготавливать сами за отпускаемые им на это деньги. Вещевое довольствие предполагалось осуществлять по табелям и срокам носки мирного времени; исключение делалось для шинелей и сапог, которые с особого разрешения могли пополняться и до истечения срока носки; предусматривалась также замена утраченных в бою вещей.
Эвакуацию раненых мыслилось производить в следующем порядке. Раненые, подобранные ротными носильщиками, получали первую помощь у ротных фельдшеров (по одному фельдшеру на роту) и затем переносились носильщиками на перевязочные и главные перевязочные пункты. Оттуда раненые средствами лазаретного, интендантского и госпитального транспорта должны были перевозиться в военно-временные госпитали, из которых дальнейшая эвакуация вглубь страны производилась частично конным, но главным образом железнодорожным транспортом.
Вооружение русской пехоты во время войны не отличалось единообразием, и к открытию военных действий перевооружение войск более совершенным ружьем еще не было закончено. Перевооружение началось с войск гвардии, гренадеров, западных военных округов,- войну же на Балканском полуострове начали в основном войска южных военных округов, а на Кавказском театре - войска Кавказского военного округа. Вследствие этого значительная часть русских войск вступила в войну с ружьями старого образца и лишь в ходе войны в действующую армию влились части, вооруженные более совершенными нарезными ружьями.
Наиболее удачной системой ружья являлась в русской армии однозарядная винтовка, принятая на вооружение под названием «Бердана № 2, образца 1870 года», История ее создания такова. Русские конструкторы А. П. Горлов и К. И. Гунниус были направлены в США для исправления недостатков винтовки системы американского конструктора Бердана, которую русское военное министерство приняло за исходный образец. Горлов и Гунниус настолько переконструировали винтовку Бердана, что от первоначального образца мало что уцелело. Полная творческая переработка системы Бердана Горловым и Гунниусом была так очевидна, что даже в США созданный ими образец винтовки называли «русской винтовкой». Этот образец был принят на вооружение русской армии и поступил в производство. Впоследствии Бердан внес в «русскую винтовку» ряд изменений; самым существенным из них являлась замена открывающегося вниз затвора скользящим. Но и этот образец имел еще недостатки, потребовавшие новых изменений системы. Они были выполнены русским конструктором капитаном Роговцевым; главным из них было улучшение ударника и экстрактора. Этот образец явился окончательным и был принят на вооружение русской армии, а первичный образец «русской винтовки» снят с вооружения и производства. Русская военная бюрократия отказалась признать и самим названием подчеркнуть русский приоритет в создании новой системы ружья и первому образцу без всякого здравого обоснования присвоила название «Бердана № 1», а последнему-«Бердана № 2».
Винтовка Бердана № 2 имела калибр 4,2 линии (10,67 мм), четырехгранный штык и прицел, нарезанный на 1500 шагов. Начальная скорость полета пули составляла 437 м/сек, так что дальность прямого выстрела доходила до 450 шагов, а наибольшая дальность достигала 4000 шагов. Вместе со штыком винтовка весила 4,89 кг, без штыка - 4,43 кг. Вес металлического унитарного патрона составлял 39,24 г. По своим качествам винтовка Бердана №2 в ряде отношений превосходила лучшие системы ружей главных западноевропейских стран.
К концу войны этой винтовкой были вооружены три гвардейские, четыре гренадерские и три (24-я, 26-я и 39-я) армейские пехотные дивизии, то есть 31% от числа дивизий, участвовавших в войне на Балканском и Кавказском театрах (их было 32). Такое положение, на первый взгляд, являлось весьма странным; как известно, к началу войны в России на складах лежало 230 000 винтовок Бердана № 2. Формальным мотивом отказа от перевооружения винтовками Бердана № 2 всех принимавших участие в войне дивизий была боязнь дать пехоте во время войны незнакомое ей оружие, а также боязнь того, что русская пехота, вооруженная этим более совершенным ружьем, завяжет длительные огневые бои и утратит «присущее» ей стремление к решительному штыковому удару. Объективно же отказ от перевооружения воевавших дивизий винтовкой Бердана № 2 отражал косность русского командования, барское пренебрежение его к жизни и крови русского солдата,- с одной стороны, и, с другой, слабость русской военной промышленности, которая не справилась бы с задачей снабжения армии патронами при полном использовании мощности нового оружия, Говоря о качестве новой винтовки, надо отметить, что совершенно неоправданной была нарезка прицела на винтовке Бердана № 2 в пределах всего 1500 шагов, тогда как наибольшая дальность ее составляла 4000 шагов.
Кроме основного образца, принятого на вооружение пехоты, винтовка Бердана № 2 была представлена в русской армии также драгунским и казачьим образцами и, наконец, карабином. Все эти образцы разнились от основного длиной ствола, наличием или отсутствием штыка и в связи с этим имели неодинаковый вес; карабин, например, весил всего 2,8 кг.
Второй по качеству системой ружья, принятой в русской пехоте, являлась винтовка Бердана № 1 образца 1868 года. Имея общие баллистические данные с системой Бердана № 2, эта винтовка в ряде отношений отличалась от нее в худшую сторону. Откидной затвор не позволял стрелять из винтовки Бердана № 1 лежа, штык прикреплялся снизу, заряжание происходило медленнее. В пехоте этим ружьем были вооружены стрелковые бригады, но в ходе войны часть их перевооружилась винтовками Бердана № 2.
С учетом четырех принимавших участие в войне стрелковых бригад винтовкой Бердана № 1 и № 2 к концу войны было вооружено 33-34% русской пехоты на Балканском и Кавказском театрах.
Третьей по качеству системой ружья явилась винтовка системы чеха Крнка, переделанная из старых заряжавшихся с дула ружей; поэтому в русской армии винтовка Крнка называлась «переделочной». Эта система являлась переходной от заряжавшихся с дула ружей к ружьям, заряжавшимся с казны. По времени русская армия перевооружалась ею раньше, чем системой Бердана № 2; винтовку Крнка приняли на вооружение в 1869 году. Она должна была постепенно вытесняться «берданкой», но к началу войны этот процесс еще не закончился, хотя, как выше указывалось, возможности к этому имелись. Всего по системе Крнка было переделано 800 000 ружей. Калибр этого ружья составлял 6 линий (15,24 мм). Винтовка имела начальную скорость полета пули около 305 м/сек, дальность ее прямого выстрела равнялась 350 шагам; винтовка являлась однозарядной и имела трехгранный штык; вес со штыком составлял 4,9 кг, без штыка - 4,5 кг. Резко отрицательным качеством этой винтовки являлось то, что, несмотря на хорошую дальность боя, доходящую до 2000 шагов, прицел ее нарезался для основной массы пехоты только на 600 шагов; лишь у рядовых в стрелковых ротах и у унтер-офицеров прицел нарезался на 1200 шагов. Причины такого искусственного ограничения технических возможностей винтовки Крнка были в конечном счете те же самые, из-за которых русское командование не решалось перевооружить всю пехоту винтовкой Бердана № 2. Вторым крупнейшим недостатком винтовки Крнка являлась плохая экстракция гильзы патрона после выстрела в случае более или менее длительной стрельбы. Наконец, вес унитарного патрона у этой винтовки был значительно больше (54,18 г), чем у винтовки Бердана. Поэтому носимый запас патронов к винтовке Крнка Сильно отягощал солдат. Войска были недовольны винтовкой Крнка, и известны случаи, когда они охотно перевооружались трофейными турецкими ружьями. Винтовкой Крнка во время войны
1877 - 1878 гг. было вооружено 17 пехотных дивизий из числа 32, участвовавших в войне, то есть 51-52%. По окончании войны эти винтовки были оставлены вновь созданной болгарской армии.
В отношении настильности, дальности и кучности огня винтовка Бердана значительно превосходила винтовку Крнка. Д. И. Козловский дает следующее сравнение :
Четвертой по качеству и наихудшей являлась система Карле, так называемое «игольчатое» ружье. Винтовка Карле была первым образцом «переделочных ружей» (утверждена в 1867 г.). Ее калибр составлял 15,24 мм; вес без штыка 4,5 кг, со штыком - 4,9 кг; начальная скорость полета пули 305 м/сек. Дальность прямого выстрела из ружья этой системы была даже несколько больше, чем у ружья Крнка, но затвор часто отказывал в действии, а унитарный бумажный патрон плохо обеспечивал обтюрацию пороховых газов, засорял канал ствола, от дождя размокал и приходил в негодность; 20 процентов пуль из бумажного патрона давало недолет. Всего по системе Карле переделали 200 000 ружей. Этой винтовкой были вооружены только пять дивизий (19, 20, 21, 38 и 41), действовавших на Кавказском театре, то есть 15 процентов русской пехоты, участвовавшей в войне.
Кроме того, на вооружении имелось некоторое количество так называемых «картечниц», или «скорострельных пушек». С пушками они ничего общего не имели, являясь прообразом пулемета, но тем не менее были введены на вооружение артиллерийских частей и предназначались для использования в качестве артиллерии. Картечницы были двух систем: 10-ствольные системы Горлова и 6-ствольные системы Барановского. Ружейные стволы укреплялись на общей раме. Стреляла картечница винтовочным патроном. Опытные расчеты в минуту могли из 10-ствольной картечницы дать 250-300 выстрелов . В 1876 году картёчницы (они назывались также «митральезами») были сняты с вооружения.
Наконец, в регулярных кавказских пехотных частях имелось некоторое количество нарезных и гладкоствольных пистонных и даже кремневых ружей.
Таким образом, общим недостатком стрелкового оружия русской армии являлась многосистемность и неполное использование присущей этому оружию дальнобойности («короткие» прицелы). Лишь незначительное число гладкоствольных и игольчатых ружей совершенно не отвечало боевым требованиям того времени.
В пехотных дивизиях на винтовку полагалось 182 патрона, из них 60 носилось солдатом, 60 возилось в полковых патронных ящиках, 52 - в летучих и 10 - в подвижных парках. В стрелковых бригадах на винтовку полагалось 184 патрона. Всего к началу войны в войсках, действовавших на Балканском театре, имелось 45 млн. патронов.
Офицеры, фельдфебели, музыканты, барабанщики и горнисты пехотных частей были вооружены револьверами системы Смит-Вес-сон; офицеры, кроме того, имели сабли.
Еще более разнообразным являлось вооружение русской кавалерии. Драгуны в гвардейской дивизии были вооружены облегченными винтовками Бердана № 1 (вес 3,8 кг), прочие же драгунские полки, за небольшим исключением, имели на вооружении укороченные и облегченные винтовки Крнка; при винтовках имелись штыки, и, кроме того, драгуны были вооружены шашками. Гусары и уланы на вооружении первых шеренг эскадронов имели пики и револьверы Смит-Вессона, а вторые шеренги имели винтовки Бердана № 1; кроме того, обе шеренги были вооружены саблями в железных ножнах. Казачьи полки первой и второй очереди войска Донского и первой очереди других казачьих войск имели на вооружении винтовки Бердана № 1 без штыка (вес 3,3 кг); третья очередь казачьих полков войска Донского и части второй очереди Кубанского войска были вооружены 152-мм заряжающимися с дула винтовками Таннера. Помимо винтовки, строевой казак был вооружен пикой и шашкой. Пластунские казачьи батальоны были вооружены винтовками разных систем, так же как и кавказские конные иррегулярные части.
На вооружении русской полевой артиллерии состояли девятифунтовые полевые и трехфунтовые горные пушки . Все эти орудия были бронзовыми, заряжались с казны и имели клиновой затвор; отличались они от западноевропейских орудий того же типа рядом усовершенствований, разработанных русскими профессорами и учеными - Гадолиным, Маиевским и др. Стальные, более совершенные, орудия имелись только в качестве опытных и на вооружение войск были введены лишь после войны. Между тем орудия этого последнего типа, созданные русскими учеными, были значительно совершеннее самых лучших западноевропейских однотипных образцов. Запаздывание с перевооружением войск объяснялось экономической отсталостью царской России, неповоротливостью военного аппарата царской армии, а также сильно развитым среди русских правящих верхов преклонением перед заграницей.
Вес девятифунтовой бронзовой пушки с лафетом несколько превышал одну тонну, передок весил около 370 кг; вся система с полной укладкой весила около 1,7 т. Начальная скорость при стрельбе обычной гранатой составляла 320 м/сек, при стрельбе картечной гранатой - 299 м/сек; табличная дальность при стрельбе гранатой - 3200 м; наибольшая дальность - 4480 м. Калибр этой пушки составлял 107 мм.
Вес четырехфунтовой бронзовой пушки с лафетом составлял около 800 кг; передок весил около 370 кг; вся система с полной укладкой весила 1,3 т. Начальная скорость при стрельбе обычной гранатой составляла 306 м/сек, при стрельбе картечной гранатой - 288 м/сек; табличная дальность при стрельбе гранатой - 2560 м; наибольшая дальность - 3400 м. Калибр этой пушки - 87 мм.
Вес трехфунтовой бронзовой горной пушки с лафетом равнялся 245 кг. Орудие с лафетом разбиралось на части и возилось во вьюках. Начальная скорость - 213 м/сек, табличная дальность - 1423 м. Калибр этой пушки - 76,2 мм.
Кроме того, на вооружении русской армии состояли орудия осадной и береговой артиллерии. Исходные их данные характеризовались следующим образом :
С 1876 года для полевой артиллерии были приняты на Производство только три вида снарядов - обыкновенная граната с ударной трубкой, шрапнель с дистанционной трубкой и картечь. Но наряду с этими типами снарядов имелись значительные неизрасходованные запасы снятых с производства типов снарядов - так называемых «шарох» и картечных гранат с ударной и дистанционной трубками; эти типы снарядов поступали во время войны на снабжение артиллерии наравне с новыми типами, а картечная граната почти полностью заменяла шрапнель, которой поступало в войска мало.
Обыкновенная граната для девятифунтовой пушки весила 11,7 кг, для четырехфунтовой - 5,7 кг и для трехфунтовой пушки - около 4 кг. Разрывной снаряд обыкновенной гранаты составлял у девятифунтовой пушки около 0,4 кг пороха, а у четырехфунтовой - около 0,2 кг, у трехфунтовой - около 0,13 кг. Обыкновенная граната предназначалась: для разрушения каменных и деревянных построек (с этой задачей она справлялась удовлетворительно); для срытия земляных насыпей (с этой последней задачей обыкновенная граната девятифунтовой пушки вследствие слабости фугасного действия справлялась плохо, а обыкновенная граната четырех- и трехфунтовых пушек вовсе не годилась). Для действий по войскам обыкновенная граната применялась с успехом лишь при стрельбе по открытым целям на дистанциях до 1500 м для четырехфунтовой и до 1900 м для девятифунтовой пушки; при стрельбе на большие дистанции обыкновенная граната часто зарывалась в землю и не давала воронки, а если и разрывалась правильно, то поражала 20-30 осколками площадь глубиной всего 4-20 м. Вследствие этого стрельба обыкновенной гранатой по лежачим целям, а также стрелковым цепям, находившимся в окопах или прикрытым складками местности, была малодействительна.
Шарохи представляли собой гранату, в головной части которой было заключено сферическое ядро; шарохи рассчитывались на рикошетное действие, но практически их поражающее действие было ниже, чем у обыкновенной гранаты.
Шрапнель и картечная граната, немногим отличавшаяся от шрапнели в худшую сторону, весили для девятифунтовой пушки несколько более 13 кг, для четырехфунтовой - 5,63 кг и для трехфунтовой - 4,8 кг. В шрапнели девятифунтовой пушки было заключено 220 пуль, четырехфунтовой-118 и трехфунтовой - 70. Сноп пуль имел угол разлета от 8 до 18 градусов и на средних дистанциях при нормальном разрыве поражал площадь до 160 м. Шрапнель хорошо действовала по открыто расположенным войскам, войска же в окопах удачно поражались ею лишь при ведении флангового огня и при отсутствии траверсов и блиндажей. Кроме того, успешная стрельба шрапнелью была возможна не далее чем на средние дистанции, так как большую часть войны на вооружении артиллерии состояла трубка, горение которой соответствовало дальности лишь 1700-1900 м. В конце войны на вооружение русской артиллерии поступили 10-15-секундные трубки, что соответствовало дальности 2350-3000 м, но на этой дистанций вследствие малой окончательной скорости полета снаряда убойная сила шрапнельной пули была недостаточной.
Картечь девятифунтовой пушки несла в себе 108 пуль, четырехфунтовой - 48 пуль и трехфунтовой - 50 пуль. Действие картечи, особенно у четырех- и трехфунтовых пушек, было слабым. Предельной дистанцией для стрельбы картечью считалось 420 м.
При изготовлении снарядов и зарядов на заводах не всегда соблюдалась должная аккуратность и точность.
Боевой комплект девятифунтовой пушки состоял из 125 снарядов, четырехфунтовой - из 158 и трехфунтовой - из 98. Пешие батареи, кроме небольшого числа картечей, имели примерно поровну обыкновенных гранат и шрапнелей (картечных гранат). В конных батареях боевой комплект содержал несколько большее количество картечи.
Таким образом, русская артиллерия не имела на своем вооружении совершенной стальной полевой пушки с повышенной дальностью и скорострельностью, тяжелой полевой артиллерии и мощного снаряда с навесной траекторией. Первое обстоятельство сокращало дальность использования огня легкой артиллерии, второе делало полевую артиллерию в значительной мере беспомощной при борьбе с пехотой, укрытой в более или менее развитых полевых укреплениях.
Рядовой состав артиллерии был вооружен шашками или саблями, а также револьверами Смит-Вессона или гладкоствольными пистолетами. Офицерский состав вооружался так же, как в пехоте.
Кроме того, на вооружении русской армии состояли ракетные батареи, стрелявшие боевыми ракетами из короткой трубы на треноге («спуск»), весившей около 7 кг. Труба имела калибр около 7 см, ракета весила около 3 кг. Наибольшая дальность действия ракеты - 1,4 км. На малостойкого противника ракетные батареи производили сильное моральное действие; благодаря своей легкости они являлись хорошим маневренным средством, однако, в силу своей малой меткости и способности поражать лишь живые цели, заменить артиллерию не могли. Применялись они в горной войне и преимущественно против иррегулярной конницы на Европейском и Кавказском театрах.
В конечном итоге можно прийти к выводу, что слабыми сторонами вооружения русской армии являлось разнообразие ее стрелкового оружия одного и того же назначения, многочисленность его систем, а также отсутствие на вооружении полевой артиллерии стальных дальнобойных и навесного огня орудий и снарядов с сильным фугасным действием.
Еще до военной реформы и в ходе ее проведения по инициативе главным образом Милютина и его сторонников создавалась и реконструировалась русская военная промышленность, без которой невозможно было бы произвести перевооружение войск. Милютин писал: «Россия не Египет и не папские владения, чтобы ограничиться покупкой ружей за границей на всю армию. Мы должны Же устроить свои заводы для изготовления в будущем наших ружей» .
В деле создания и реконструкции русской военной промышленности встречалось много препятствий, важнейшие из которых заслуживают быть отмеченными.
Прежде всего для развертывания военной промышленности отпускалось недостаточно средств. В силу этого русская военная промышленность 60-70-х годов не могла быть развернута в нужных размерах. Развертывание отечественной военной промышленности сильно тормозилось преклонением царской бюрократии перед иностранной маркой. Это вело к тому, что во многих случаях заграничные заказы готового вооружения предпочитались вложению средств в русские фабрики и заводы, которые, в подавляющем большинстве случаев, прекрасно бы справились с удовлетворением потребностей в вооружении армии и флота при условии достаточного финансирования.
После отмены крепостного права весьма неблагоприятно сказалось неумение неповоротливой и бюрократической военной администрации государственных военных заводов и фабрик перейти от системы организации труда крепостных «приписных» рабочих и солдат-мастеровых к системе работ по вольному найму.
Несмотря на все трудности, для развертывания русской военной промышленности в 60-70-е годы было сделано довольно много усилий, что дало хотя и неполные, но все же ощутимые результаты.
Большую роль в этом отношении сыграли передовые русские ученые и инженеры.
К 60-70 годам XIX века относится деятельность целой группы талантливых русских конструкторов различного вооружения и изобретателей-новаторов. Среди них одно из первых мест занимал В. С. Барановский, впервые в мире создавший в 1875 году такой образец 63,5-мм скорострельной горной пушки, который по всем данным значительно превосходил системы полевых пушек пресловутого «пушечного короля» Круппа. На основе образца горной пушки Барановский создал десантную пушку для военно-морского флота. За Барановским прочно утвердилась слава основоположника скорострельной артиллерии.
В области конструирования лафетов для артиллерийских орудий выдвинулся талантливый конструктор С. С. Семенов. В 1868 году он ^создал лафеты для 8- и 9-дюймовых береговых орудий, а в 70-е годы - лафеты для крепостных и осадных орудий. Лафеты Семенова отличались оригинальностью решения конструктивных задач и стояли в ряду лучших мировых систем лафетов.
А. А. Колокольцев совместно с главным механиком Обуховского завода Муселлиусом открыл принцип «лейнерования» орудий - свободной замены внутренней трубы в стволе орудия. За границей этот принцип был «открыт» лишь много лет спустя.
Над созданием артиллерийских приборов работал В. Ф. Петрушевский.
Над созданием новых образцов стрелкового оружия работал Д. Ган, давший оригинальный образец особо дальнобойной и бронепробивной 20,4-мм крепостной винтовки, нашедшей себе применение на войне 1877-1878 гг.
Работа передовых русских конструкторов и изобретателей в области вооружения опиралась на выдающиеся труды и открытия современных им русских ученых и новаторов в металлургии, химии и теоретических вопросах артиллерии. Изучением и созданием наиболее выгодных для артиллерийских орудий марок стали занимались П. М. Обухов, Н. В. Калакуцкий и особенно Д. К. Чернов; последний открыл важнейший принцип критических точек нагрева стали; с применением этого принципа открылась возможность получения однородного металла.
В деле создания и изготовления взрывчатых веществ выдвинулись А. А. Фадеев, Л. Н. Шишков, В. Ф. Петрушевский и Г. П. Кис-немский.
В области теории баллистики и артиллерийской стрельбы в первую очередь надо отметить плодотворную деятельность Н. В. Маиев-ского и А. В. Гадолина. Первый, профессор Михайловской артиллерийской академии, особенно прославился своим трудом «Курс внешней баллистики», написанным в 1870 году и заслужившим мировое признание. А. В. Гадолин успешно трудился над совершенно неразработанной проблемой повышения прочности и живучести орудия с одновременным уменьшением его веса путем скрепления тела ствола кольцами. Гадолин заложил твердые основы для строго научного проектирования орудий и утвердил приоритет России в этой области.
Большинство военных заводов и фабрик являлось в 60-70 годы государственными предприятиями. В основной своей массе они не были универсальными и строго специализировались по определенным отраслям военной промышленности.
Артиллерийские орудия отливались сперва только в Петербургском и Брянском арсеналах, а также на некоторых уральских заводах, а с 1864 года - и на вновь созданных заводах: частном Обуховском и государственном Мотовилихинском (Пермском). Петербургский и Брянский арсеналы в 60-70 годы были переведены на паровой двигатель. В основном эти заводы справлялись с задачей оснащения армии пушками отечественного производства, однако были и серьезные неудачи. Так, например, в связи с общей промышленной отсталостью страны пришлось отказаться от вооружения войск стальной отечественной пушкой и ввести на вооружение разработанную А. С. Лавровым систему четырехфунтовой бронзовой пушки; точно так же пришлось передать за границу значительное число заказов на изготовление крупнокалиберных орудий.
Стрелковое и холодное оружие изготовлялось на Тульском, Ижевском, Сестрорецком и некоторых уральских заводах. В 1870 году Тульский завод был полностью реконструирован, поставлено 1000 станков, 3 турбины по 300 лошадиных сил и 2 паровые машины по 200 лошадиных сил . Сестрорецкий и Ижевский заводы были реконструированы лишь частично. К 1874 году оружейные заводы освоили производство берданок. На 1 января 1877 года заводы изготовили около полумиллиона винтовок Бердана разного назначения .
Производство ружейных патронов к винтовкам Бердана было поставлено на открытом в 1869 году Петербургском патронном заводе; в 1876 году он довел свою ежегодную производительность до 80 млн. патронов .
Производство порохов было сосредоточено на Охтенском, Казанском и Шостенском заводах. Первый из них в конце 60-х годов подвергся полной реконструкции, Казанский и Шостенский - лишь частичной. В 1874 году эти заводы давали 180 000 пудов пороха в год . Частные заводы и заводы горного ведомства также выполняли заказы на производство предметов вооружения.
Помимо заводов по производству вооружения, в России имелся ряд военных заводов и фабрик по производству предметов обмундирования, снаряжения, обоза и т. п.
Итак, в 60-70-е годы XIX века были сделаны хотя и довольно значительные, но лишь первые и притом не вполне достаточные шаги в деле создания русской военной промышленности. Все недочеты ее развертывания упирались в общую экономическую и политическую отсталость русского царизма.
Недостаточная мощность русской военной промышленности была причиной затяжки периода перевооружения русской армии. В результате русские войска выступили на войну 1877-1878 годов с многосистемным стрелковым оружием, с бронзовой артиллерией.
В этом крылась одна из существенных причин того, что русские войска вынуждены были оплачивать на войне свои победы излишней кровью своих солдат.
Боевая подготовка войск русской армии находилась к началу войны 1877-1878 годов в таком же переходном состоянии, как и ее комплектование и вооружение.
Рост с начала XIX века массы применяемой на поле сражения артиллерии, в то время еще гладкоствольной, заставлял по-новому ставить вопросы тактики артиллерии и инженерного дела. Несколько позже появление нарезного ручного огнестрельного оружия предъявило новые требования и к пехотной тактике. В этом отношении передовая русская военная мысль в ряде важнейших тактических положений глубже и полнее отражала требования современного ей боя, чем это имело место в иностранных армиях того времени.
Схема 1. Общая организация войск русской армии в мирное время в 1876 г.
Русский тактик Горемыкин уже в 1849 году предлагал массировать огонь артиллерии на важнейших пунктах. Русский военный инженер Теляковский еще в тридцатых годах прошлого столетия создал новую школу в военно-инженерном деле; в частности, он создал новую теорию фортификации, лишенную формализма и схоластики, господствовавших в то время на Западе.
Схема 2. Организация пехотной дивизии русской армии.
Русский военный писатель Астафьев сразу после Крымской войны требовал решительного перехода к применению цепей вместо колонн, причем цепь должна была стать из привеска боевого порядка его основой. Астафьев писал: «По нынешнему улучшению и влиянию на бой ручного и огнестрельного оружия тактика должна изменить строй, отдавая все преимущества рассыпному строю перед колоннами. Рассыпать не только роты и батальоны, но даже целые полки и бригады» . При этом Астафьев правильно предвидел главнейшие элементы тактики цепей.
Схема 3. Организация артиллерийской бригады и конной батареи русской армии.
Схема 4. Организация кавалерийской дивизии русской армии.
Схема 5. Организация русского армейского корпуса.
Так, он требовал, чтобы в цепи солдаты находились друг от друга на расстоянии 3-6 шагов , чтобы в наступлении применялось самоокапывание , чтобы солдаты действовали самостоятельно , готовили наступление огнем , были одеты в легкую и удобную для действий одежду , окрашенную в целях маскировки в серый или зеленый цвет , применяли не залповый, а предпочтительно беглый огонь и имели носимый шанцевый инструмент .
Большое внимание уделял Астафьев одиночному обучению солдат. Он писал: «На одиночное обучение вообще до сих пор обращали мало внимания... как бы пренебрегая заняться ничтожным предметом, солдатом, забывая, что, излагая правила боя одного лица, мы тем вносим залог будущих побед в целую армию» . На основе тактики цепей Астафьев предложил применять идею тарана . В обороне Астафьев рекомендовал изматывать противника огнем с дальних дистанций, «выжидая благоприятного момента для перехода в наступление» . Астафьев предвидел рост значения тяжелой артиллерии , необходимость батальонной артиллерии и многое другое.
Весьма ценные передовые мысли встречались в журналах «Военный сборник» и «Морской сборник», особенно хорошо были освещены общие вопросы боевой подготовки в журнале «Военный сборник» за 1858 год, когда его редактировал величайший русский революционный демократ Н. Г. Чернышевский.
Итальянская кампания 1859 года, гражданская война в Соединенных Штатах Америки в 1863-1866 годах, австро-прусская война 1866 года, франко-прусская война в 1870-1871 гг., в ходе которых широкое применение получила нарезная артиллерия, заряжавшееся с казны нарезное ручное огнестрельное оружие, железные дороги и телеграф, целиком подтвердили выводы передовых русских военных тактиков.
Передовые русские командиры, развивая основные положения Астафьева, Горемыкина и других, применяли в боевой подготовке вверенных им войск прогрессивные тактические принципы.
Но передовые формы боевой подготовки не охватывали собой не только всей, но даже и большей части русской армии. Для того, чтобы применять их, требовалась благоприятная обстановка, при которой новаторская, прогрессивная деятельность отдельных передовых командиров подхватывалась бы всей армией, обобщалась и вводилась для всех войск в качестве обязательных уставных положений.
Реакционные круги царского командования всюду стремились сохранить старые, крепостнические устои, видя в этом главный способ обеспечить свое классовое господство в армии и стране. Между тем необходимость развития новой тактики требовала более подготовленного солдата, имеющего определенный уровень общих и военных знаний, проявляющего инициативу. А подготовка таких солдат неизбежно была сопряжена с ослаблением тех крепостнических отношений, которые высшее царское командование так стремилось сохранить в русской армии. Поэтому высшее царское командование было врагом военной реформы и в том числе врагом изменений в области тактики и боевой подготовки войск.
Не весь, конечно, высший командный состав открыто тормозил дальнейшее развитие тактики и боевой подготовки русской армии перед русско-турецкой войной 1877-1878 гг. Военный министр Милютин, некоторые командующие военными округами и еще некоторые лица высшего царского командного состава не только понимали необходимость изменения тактики и боевой подготовки войск в соответствии с новыми боевыми требованиями, но и стремились провести их в жизнь.
Им приходилось бороться не только с высшими реакционными придворными и военными кругами, но и со всей массой как большей части высшего, так и в значительной части старшего войскового командного состава, выучеников николаевской школы, насквозь пропитанных косными крепостническими воззрениями на армию и боевую подготовку. Милютину приходилось поэтому, как он считал, добиваясь новых изменений в боевой подготовке войск и введения новой тактики, идти медленно, путем подготовки через академии и военно-учебные заведения таких кадров офицеров, которые со временем способны были бы воспринять новое и провести его в жизнь.
В русской армии попрежнему уделялось гораздо больше внимания разработке правил по организации смотров и парадов, нежели подготовке новых боевых уставов. Так, например, во время войны 1877-1878 гг. русские войска не имели общеобязательной боевой инструкции, с правилами совместных учений пехоты с артиллерией издания 1857 года, в то время как еще в 1872 году в дополнение к строевому уставу был издан особый «Свод правил о смотрах и парадах больших отрядов войск», который дополнялся специальными приказами по военному ведомству в 1872, 1873, 1875 и 1876 годах.
Лишь накануне войны, весной 1877 года, военному министерству удалось приступить к составлению общеармейской «Инструкции для действий роты и батальона в бою», но война прервала эту работу, Перестройке боевой подготовки русских войск мешала недостаточная общеобразовательная, подготовка офицеров и солдат.
У 15 000 офицеров, получивших воинское звание по прохождении нескольких лет службы в качестве юнкеров или унтер-офицеров, общеобразовательная подготовка в основном часто ограничивалась только элементарной грамотностью; большинство имело низшее образование. Солдаты были в большинстве неграмотны. По данным Одесского военного округа, среди поступивших в войска насчитывалось в 1869-1870 гг. - 3,4%, в 1870-1871 - 4,4%, в 1871 -1872 - 4%, в 1872-1873 - 5,2% грамотных по отношению к списочному составу части .
Только в результате начавшегося обучения солдат грамоте в процессе прохождения службы в частях к середине 70-х годов процент грамотных солдат в пехоте поднимался до 36 .
В специальных родах войск он был выше.
Помимо всего прочего, тормозом в деле усовершенствования боевой подготовки войск являлась двойственная линия Александра II. Утверждая новые положения боевой подготовки, в основе которых лежало стремление учить войска тому, что нужно на войне, и требуя их выполнения, он в то же время во всей силе сохранял прежнюю плацпарадность и внешнюю картинность войсковых учений. Первое царь вынужден был делать под влиянием очевидных факторов современного боевого опыта, а второе было милее его сердцу. Многие войсковые начальники в целях обеспечения своей карьеры увлекались плацпарадностью, отрывая войска от действительной боевой подготовки.
При этих условиях перестройка боевой подготовки войск должна была происходить с большими трудностями и в весьма замедленных темпах.
Начало тактической подготовки офицеров было положено приказом по военному ведомству № 379 в 1865 году; этот приказ, однако, касался лишь подготовки молодых офицеров и требовал от офицеров очень немногих тактических знаний (составления кроки, разбивки полевых укреплений и т. п.). Приказ № 28 1875 года предъявлял уже более серьезные требования к тактической подготовке офицеров - вводил упражнения в решении письменных и устных тактических задач на планах и в поле. Ввиду того, что приказ вышел лишь в 1875 году, действие его до начала войны мало сказалось на подготовке офицеров. Улучшало положение в известной мере то, что в ряде военных округов тактические упражнения с офицерами проводились еще за несколько лет до 1875 года. Правда, разнобой в требованиях был при этом весьма велик. Общими недостатками приказов № 379 и 28 являлось то, что они касались в основном молодых офицеров и не охватывали старших и высших, а также то, что само проведение их ложилось на офицеров генерального штаба, число которых был очень мало. Между тем младшие офицеры и без того были наиболее передовыми по своим политическим взглядам (многие из них воспитывались на идеях Добролюбова и Чернышевского) и военным знаниям и поэтому более важной явилась бы подготовка старшего и высшего командного состава, а ее-то как раз и не было.
Старшие и высшие (генералы) офицеры в основном избегали не только непосредственного проведения занятий, но даже и общего руководства ими; в то же время они сами выпадали из системы офицерской тактической подготовки; последняя для них ограничивалась по преимуществу маневрами, но они, как характеризовал маневры Милютин, «...вообще выходили более похожими на игру, чем на серьезное обучение войск. Неопытным офицерам они могут дать самые превратные понятия о военном деле» . Курсов переподготовки для старших офицеров в армии в то время не имелось. Некоторым дополнением к служебной офицерской подготовке являлось самообразование. Стали обращать внимание на комплектование библиотек и выпуск новой военной тактической литературы.
В целом необходимо признать, что если в боевой подготовке русские младшие офицеры значительно ушли вперед от уровня подготовки офицеров времен Крымской войны, тем не менее она пока еще не отвечала требованиям военного дела 60-70-х годов.
Уровень подготовки большинства средних и старших офицеров был слаб, повышался он незначительно, все их служебные интересы в мирное время сосредоточивались преимущественно на строевых занятиях, ведении хозяйства и в лучшем случае на стрелковом деле. Тактические занятия для них чаще всего были делом второстепенным, и «о сравнении их, например, с церемониальным маршем не могло быть и речи» . Та часть этого слоя русских офицеров, которая прошла курс военных училищ и военных академий уже в бытность военным министром Милютина, в большинстве случаев была теоретически в тактическом и оперативном отношениях подготовлена, но их было мало. Минусом подготовки офицеров в академии являлось отсутствие у них хорошего знания войск и крепких практических навыков.
Хуже всего, однако, обстояло дело с подготовкой генеральского состава. Почти все генералы основное военное образование получили еще в николаевское время, в ходе же службы теоретическая подготовка их совершенствовалась еще меньше, чем старших офицеров; лишь одиночки по собственной инициативе пополняли свои военно-теоретические познания самообразованием.
Все это весьма отрицательно сказывалось на перестройке боевой подготовки солдат и унтер-офицеров.
Обучение пехоты, как правило, развивалось по линии применения в наступлении густых строев и боевых порядков. Пехота плохо использовала в бою ружейный огонь, плохо сочетала огонь с движением и применением к местности. Несмотря на это, нельзя не признать, что обучение пехоты во многом со времени Крымской войны продвинулось далеко вперед.
На учениях пехоты, при наступлении батальона наиболее часто рекомендовалось строить боевые порядки из двух линий линейных рот, расположенных одна от другой на расстоянии двухсот шагов; в каждой линии было по две линейные роты, каждая рота наступала в развернутом двухшереножном строю. На триста шагов вперед от первой линии выдвигались пятая, стрелковая, рота батальона, которая рассыпалась в цепь, по густоте приближавшуюся к одношереножному строю (на стрелка в цепи приходилось 1 1/2-2 шага).
В ходе наступления допускалось усиление цепи. Движение цепи рекомендовалось производить перебежками в 50-100 шагов от укрытия к укрытию. Линейные роты в наступлении двигались обычно безостановочно, хотя теоретически им разрешалось останавливаться и ложиться, а также размыкаться. Перед атакой цепь учили раздаваться в стороны, линейные роты должны были выходить вперед, с 50 шагов брать винтовки на руку и с 30 шагов бросаться в штыки. Под влиянием стремления к картинной стройности практически командиры очень неохотно шли на усиление цепи и на движение от укрытия к укрытию, так как это вело к перемешиванию строя; наоборот, в наступлении широко практиковалось движение в ногу и подравнивание.
Согласно принятой схеме строя батальон занимал по фронту 200-400 шагов, а в глубину 500-700 шагов. В голове двигалась цепь стрелковой роты, которая в большинстве случаев одна только и вела огонь; этим резко ослаблялось использование всех имевшихся у батальона огневых возможностей. Считая в цепи 150 стрелков, каждый из которых нес на себе 60 патронов, батальон мог во время наступления выпустить всего 9 000 пуль. Практически же наступавший батальон вел еще более слабый ружейный огонь. Цепи разрешалось открывать огонь только на расстоянии 600-800 шагов до противника, притом лишь по крупным целям; только с 300 шагов открывался огонь по одиночным целям . Однако и при этом предписывалось требовать от цепи наибольшей экономии патронов; Драгомиров, например, прямо требовал в наступлении расходовать не более половины носимого запаса патронов, то есть 30 штук. Так, в приказе своем по дивизии № 19 1877 г. Драгомиров писал: «Человеку толковому и не ошалевающему 30 патронов за глаза довольно, если их выпустить не иначе, как тогда, когда наверное попасть можно» . В результате из наличного носимого запаса в 45 000 патронов батальон в наступлении обучался расходовать лишь 4 500, т. е. использовал имевшиеся у него возможности ружейного огня только нa одну Десятую. Следовательно, Нёхота училась в наступлении почти не применять огневой подготовки атаки. Все это оправдывалось усиленно внедрявшимся при обучении взглядом, что успех наступления решает штык, ружейный же огонь играет только вспомогательную роль.
Лишь в отношении стрелковых рот допускались кое-какие «послабления» в смысле ведения ими огня. Один из современников русско-турецкой войны писал: «Стрелков строго отличали от линейных. Первых готовили для действия в цепи огнем, а последних, по старым традициям, предназначали почти исключительно для штыкового удара... Пренебрежение ружейным огнем и как бы признание его малой действительности обусловливало и употребление малых дистанций в глубину боевого порядка; цепь и боевые линии друг от друга держались на 200 шагов, но никто из начальствующих лиц не делал замечания, видя дистанции и менее 100 шагов» . Правда, эти воспоминания относились к войскам гвардии, где в подготовке мирного времени был особенно силен уклон в сторону плацпарадности. Тем не менее пренебрежение огнем было характерно и для весьма многих армейских частей. Некоторые начальники, чтобы оправдать невнимание к огню, перед самой войной придумали даже тезис о том, что «турки по своим религиозным убеждениям уклоняются от удара в штыки и во избежание штыковой свалки спешат очистить позицию» . При слабом развитии артиллерии того времени пехота при таком обучении не могла восполнить своим ружейным огнем недостаточность артиллерийской подготовки атаки. Эта тенденция была явно отжившей, так как противник того времени с его сильным нарезным заряжавшимся с казны ружьем не мог быть подавлен без полного использования огневых средств.
Самоокапывание в наступлении совершенно не применялось; не было даже термина для обозначения такого понятия. В этом, конечно, сказывалось полное непонимание значения самоокапывания; правда, оно и не могло применяться, так как в войсках не было малого шанцевого инструмента. Кроме того, самоокапывание нарушало на учениях столь высоко тогда ценившуюся парадную стройность наступления «ящиками», когда по плацу строго прямолинейно двигались четырехугольники и квадраты войск.
При обучении обороне пехоте также прививались неправильные взгляды.
Так, батальон в обороне обучался держать большую часть своих сил в сомкнутых резервах и лишь меньшую - в цепи. Противник без выстрела подпускался возможно ближе к обороняемой позиции - шагов обычно на 300, а иногда и на 50,- и лишь после этого открывался огонь, преимущественно залповый; после нескольких залпов, когда «противник» подходил на 50-100 шагов, Цепь И резерв должны были бросаться в штыковую контратаку.
Пехоту плохо обучали применению в обороне укреплений; последние были шаблонны, плохо применены к местности и технически весьма несовершенны. Устройство пехотой полевых укреплений, как писал современник войны, «исполнялось в войсках вяло и к тому же отдельно от тактических учений, и лишь в самых редких случаях применялось на маневрах»
В известной мере это было связано с тем, что саперных ячеек в пехоте по штатам не полагалось; степень «саперизации» пехоты была слаба, несмотря на то, что в 1871 году было издано передовое по тому времени «Наставление для обучения полевых войск саперному делу». Для подготовки инструкторов саперного дела к саперным бригадам ежедневно прикомандировывались от войск на месячный срок особые команды, но это слабо помогало делу. Лопат в пехоте было очень мало (на роту всего десять больших лопат).
В таких условиях обучение не могло привить пехоте вкуса к саперному делу; неофициально к нему относились даже пренебрежительно, как и вообще к обороне в целом.
Плохо проводилось втягивание пехоты в походные движения; это вело к недостаточной маршевой тренировке организма пехотинца, к отсутствию у пехоты маршевых навыков и сноровки. Между тем втягивание в марши было особенно нужно русской пехоте, помимо общих причин, еще и потому, что ноша пехотинца весила 32 кг, а одежда на походе была неудобна (летом солдаты страдали от жары, а зимой от холода).
Обучение стрелковому делу было построено на подготовке пехоты к прицельной стрельбе с небольших дистанций и в медленных темпах, что не отвечало свойствам имевшихся на вооружении систем стрелкового оружия; несколько лучше обстояло дело лишь в стрелковых ротах. Из-за отсутствия разработанной методики обучения достигаемые результаты отличались пестротой и в целом были низкими; лишь перед самой войной стал заметен некоторый сдвиг к лучшему.
В целях развития физической ловкости и выносливости солдат в пехоте были введены занятия по гимнастике и фехтованию, использовались гимнастические и штурмовые городки и т. п.
Таким образом, подготовка русской пехоты была односторонней и сводилась к обучению бою на ближних дистанциях (если понимать под таким боем лишь относительно короткий период удара и непосредственно предшествующие ему действия). При такой подготовке на средних и дальних дистанциях русская пехота должна была представлять собой беспомощную мишень для современного стрелкового оружия противника, особенно при его массовом применении.
Такова была основная линия боевой подготовки русской пехоты перед войной. Она нашла себе впоследствии яркое выражение на пером этапе войны и лишь на последующих ее этапах Постепенно выправлялась. Попытки ликвидировать односторонность подготовки пехоты в отдельных военных округах и частях имели место еще в мирное время.
В Варшавском округе тактика наступления стрелковыми цепями отрабатывалась уже в 1874 году. В приказе по округу требовалось, чтобы со всей первой стрелковой позиции цепь двигалась скачками, поочередно, полувзводами, под прикрытием огня залегших стрелков .
В том же Варшавском военном округе при отработке действий цепями приказ № 225 1873 года требовал: «При наступлении в пределах действительного ружейного выстрела огонь цепи ни в каком случае не должен совершенно прекращаться; пока часть цепи двигается, другая, оставаясь на месте, усиливает огонь и затем, в свою очередь, начнет движение, когда двигавшаяся часть уже займет позицию и откроет огонь... цепь и поддержки подаются вперед не иначе, как перебегая от позиции к позиции, или от закрытия к закрытию, причем поддержки бегут врассыпную для уменьшения потерь» .
Здесь есть все основные элементы тактики наступления цепями - и последовательное усиление цепей из тыла, и перебежки цепи участками, полувзводами, от укрытия к укрытию, и сочетание огня и движения.
К правильным выводам в отношении действий пехоты при наступлении пришла в 1875 году и особая комиссия комитета по устройству и образованию войск. Так, например, она признала, что «стрелковая цепь не только перестала быть придаточной частью сомкнутого порядка, но приобрела в пехотном боевом строе первенствующее значение».
Ряд передовых по тому времени идей в области подготовки войск содержится в приказах и других военных округов. Так, например, в приказе Киевского военного округа № 144 1873 года приводится требование, чтобы войска развертывались еще в 2 1/2 км от противника, чтобы перебежки в наступлении начинались на расстоянии с 1200 шагов от противника, чтобы войска в наступлении избегали сомкнутых боевых строев и порядков. В приказе Киевского военного округа № 26 1877 года обращалось особое внимание на обучение стрельбе лежа. В некоторых приказах рекомендовалось при наступлении вести стрельбу на ходу, делался упор на фланговые атаки и т. п.
Было бы все же неправильным слишком переоценивать влияние всех этих приказов и новых, передовых по тому времени, идей в области боевой подготовки пехоты. Отсутствие новых уставов и консерватизм офицерского состава вели к тому, что в обучении войск большей частью царили косность и рутина. В приказах по округам передовые идеи перемежались с отсталыми, являвшимися шагом назад даже от принятой средней линии.
Большой интерес русских офицеров в 70-х годах вызывали статьи М. И. Драгомирова, посвященные воспитанию боевых качеств офицера и солдата.
В первую очередь в них заслуживала внимания критика николаевской системы обучения и подготовки солдат русской армии. Но если в этой части они являлись прогрессивными, то в целом творчество Драгомирова, преподнесенное им под видом возрождения славных суворовских традиций, являлось реакционной попыткой обосновать отсталые взгляды, которые проводила крепостническая часть офицеров.
Безусловно, надо признать положительными те взгляды Драгомирова, которые сводились к требованию учить солдат лишь тому, что нужно на войне, к требованию одиночного обучения, к требованию развития инициативы, бесстрашия; однако остальные положения его статей прямо противоречили этим взглядам. Так, Драгомиров явно предпочитал сомкнутый строй, связывающий инициативу солдат, пренебрежительно относился к саперному делу и обороне, а это необходимо было на войне так же, как умение наступать; отрицал метод объяснения в обучении солдат, считал ненужным развитие в солдате умственных способностей и грамотности. Все это находилось в явном противоречии с основными суворовскими заветами. Переняв суворовскую форму, Драгомиров часто вкладывал в нее реакционное содержание. Он не столько популяризировал суворовское наследство, сколько искажал его, механически перенося в условия боевой действительности 70-х годов XIX века, сильно отличающиеся от условий суворовского времени, те или иные суворовские положения, направляя, таким образом, боевую подготовку русских войск по ложному пути, зачастую прямо противоположному тому, по которому шло развитие военного дела.
Так, например, Драгомиров почти полностью игнорировал значение огня, а штыковой удар превозносил как решающее и единственное средство достижения победы в бою. Драгомиров принес немало вреда боевой подготовке русских войск, так как его взгляды встречали поддержку многих представителей высшего и старшего командования. Офицерам, понимавшим ошибки боевой подготовки русской пехоты, трудно было их исправить.
Пережитки крепостничества, страх правящих классов перед угнетенными массами, слабый уровень развития производительных сил - все это также отрицательно сказалось на подготовке войск, как и в других областях жизни страны.
Впрочем, ошибочно было бы полагать, что в отношении подготовки пехоты русская армия отставала от западноевропейских. Последние тоже переживали период перехода к новому оружию и были еще очень далеки от такой степени отработки пехотной тактики, которая отвечала бы требованиям боя, выдвинутым введением нарезного, заряжавшегося с казны оружия. Опыт франко-прусской войны 1870-1871 гг. в значительной степени не был еще ими учтен;
Цепь не признавалась основным видом боевых порядков пехоты; вопросы тактики наступления цепями не были отработаны. В этом легко убедиться, если посмотреть уставы пехоты, изданные после франко-прусской войны: прусский - 1876 года, австрийский - 1874 года, французский - 1875 года, английский - 1874 -1876 гг.
Боевая подготовка артиллерии в мирное время стояла на еще более низкой ступени, чем боевая подготовка пехоты.
Наиболее благополучно обстояло дело лишь с техникой стрельбы, но и это благополучие было весьма относительным. По финансовым соображениям (влияние кризисов 1866 и 1873-1875 гг.) для боевой подготовки артиллерии отпускалось в год на одно орудие лишь по 1-2 боевых гранаты и по 1-2 боевых шрапнели. В неустоявшейся материальной части артиллерии часто происходили крупные изменения. Этому состоянию материальной части соответствовала и недостаточно установившаяся теория стрельбы нарезной артиллерии. Методы стрельбы были также весьма несовершенны - только перед самой войной начала прививаться пристрелка вилкой, а самостоятельная стрельба наводчиков начала заменяться управлением огнем со стороны командира батареи; в методах обучения стрельбе было много условного (полигонная стрельба по щитам 14,2X1.8 по неподвижным целям и с малых дистанций) и внешне показного (стремились добиться красоты действий орудийных расчетов и довести стрельбу артиллерии до полной меткости и т. п.). Все эти причины затрудняли специальную боевую подготовку артиллерии в соответствии с требованиями боя.
Еще хуже обстояло дело с тактической стороной боевой подготовки артиллерии. Помимо общих с пехотой неблагоприятных условий для развития тактики, на ней весьма отрицательно сказалось упразднение в русской армии в мирное время корпусной организации.. До этого артиллерия, органически входя в состав корпуса, знала нужды пехоты и кавалерии и их требования к ней; в то же время возможности артиллерии становились известными другим родам войск и общевойсковым начальникам. С упразднением корпусов эта связь трех родов войск сильно ослабла, так как командующий войсками округа, имея в подчинении большое число войсковых единиц, не мог играть ту же роль, какую играл в деле взаимного сближения и ознакомления родов войск командир корпуса. В состав же дивизий артиллерия введена не была.
Артиллерия стала хуже понимать тактику других родов войск и не так тщательно изучала свои возможности по оказанию им помощи. Общевойсковые начальники стали хуже, чем это было, например, при гладкоствольной артиллерии, знать, в чем может помочь артиллерии пехота и конница и, наоборот, в чем им может помочь артиллерия.
Слабость тактической подготовки русских офицеров, особенно старших и высших, а также большой некомплект их в артиллерии также мешали тактической подготовке всей русской артиллерии перед войной.
При подготовке артиллерии не уделялось должного внимания выбору артиллерийских позиций и скрытых путей движения к ним; тем самым артиллерия фактически отказывалась от флангового огня, наиболее действительного против укрытого в траншеях противника. Сосредоточение огня по одной цели применялось редко; взамен его иногда практиковалось сосредоточенное расположение на одной позиции многих орудий, которые вели, однако, огонь по разным целям. Непонимание значения сосредоточенного огня артиллерии приводило к тому, что на учениях мирного времени артиллерия часто распределялась в боевых порядках пехоты равномерно, без массирования ее на направлении главного удара. В артиллерии проводились состязания по стрельбе на дистанции 900-1100 м для 4-фунтовой пушки и на дистанции 1100-1300 м для 9-фунтовой пушки , то есть ее готовили к действиям на ближних и средних дистанциях.
В то же время сильное влияние на характер подготовки артиллерии оказывал неправильный вывод из опыта франко-прусской войны 1870-1871 гг., согласно которому артиллерия не может действовать в сфере ружейного огня противника из-за угрозы полного уничтожения. Эти неправильные взгляды толкали артиллерию к ведению огня с предельных, безопасных от ружейного огня, дистанций и к отказу от признания эффективности артиллерийской подготовки атаки пехоты. Этот взгляд приводил к отказу от сопровождения атаки пехоты колесами и огнем с фланговых позиций. Здесь значительную роль сыграло также неумение выбирать артиллерийские фланговые позиции, с которых наиболее удобно было бы поддерживать атаку почти до самого удара в штыки, неумение находить скрытые пути к таким позициям. Фронтальные позиции артиллерии вынуждали чрезмерно рано прекращать артиллерийскую поддержку атаки, а передвижение в открытую с позиции на позицию как бы подтверждало мнение, что артиллерия вообще не в состоянии действовать в сфере ружейного огня.
Таким образом, тактическая подготовка русской артиллерии перед войной проходила в отрыве от требований тактического взаимодействия с пехотой.
Технические недостатки русской артиллерии (недальнобойность и недостаточная мощность снарядов) усугублялись плохой тактической подготовкой. Особенно резко должны были сказаться эти недостатки при борьбе с укрытыми в земле неприятельскими цепями, располагающими совершенными по тому времени ружьями.
Кавалерия русской армии по своей боевой подготовке была перед войной едва ли не самым застойным родом войск. В значительной степени это объяснялось тем, что кавалерия (регулярная) являлась наиболее «аристократическим» родом войск - в ней на командных должностях находилось много лиц из числа представителей родовитой царской знати.
С развитием скорострельного и дальнобойного стрелкового оружия главными задачами конницы стали действия вне поля сражения, на флангах и в тылу противника. Нельзя сказать, чтобы при обучении конницы эти задачи совершенно не принимались в расчет" командованием. Но несомненно, что они не клались в основу подготовки конницы. Для действий в неприятельском тылу и на флангах от конницы требовалось, чтобы ее конский и людской состав был хорошо втянут в дальние пробеги. Но этому препятствовало приобретавшее силу закона мнение, что лошади в коннице должны быть в «хорошем теле», так как иначе пропадет столь высоко ценившаяся тогда красота и картинность конных частей. Так как при этом командир эскадрона и полка часто не хотели поступиться еще и своими «доходами» от экономии на фураже, то «хорошего состояния» конских тел можно было добиться только при наименьшей загрузке коня работой. Конницу тренировали лишь на короткие дистанции, что приводило к отсутствию втянутости в длительную работу коня и всадника.
Действия на неприятельских флангах и в тылах требовали от конницы известной самостоятельности, способности вести наступательный и оборонительный бой как против неприятельской конницы, так и против небольших пехотных частей противника. А это возможно лишь при условии готовности конницы к пешему и огневому бою. Кое-что для такой подготовки делалось, - стрелковое вооружение конницы было усилено, введено обучение огневому и пешему бою. Однако все это сводилось на нет тем, что конницу считали бессильной против нерасстроенной пехоты, вооруженной нарезным и заряжающимся с казны оружием. Этот вредный взгляд, бывший следствием неправильных выводов из опыта франко-прусской войны 1870-1871 гг., получил широкое распространение и объективно служил причиной неверия конницы в свои силы.
Кроме того, огневая подготовка русской конницы тормозилась сильно развитым среди кавалеристов пренебрежительным отношением к огню, причем предпочтение отдавалось бою холодным оружием преимущественно в сомкнутом строю. Кавалеристам (кроме казаков) запрещалось даже стрелять с коня, между тем при действиях мелкими частями в разведке, в подвижном охранении, на закрытой и пересеченной местности это было крайне необходимо.
Возможности успешных действий конницы по тылам и флангам противника ограничивались также тем, что до войны русское командование не предусматривало создания крупных самостоятельных кавалерийских соединений типа конного корпуса и не готовило в мирное время конницу к действиям такими соединениями вне поля сражения.
Таким образом, всем ходом боевой подготовки русская конница обрекалась на одни лишь тактические боевые действия.
Мало того, неверие в свои боевые возможности, усиленно прививавшееся коннице в мирное время, а также невтянутость ее в длительную боевую работу должны были отрицательно сказаться и на тактических и стратегических действиях конницы в охранении или разведке.
Конечно, имелись кавалерийские части, где под влиянием передовых взглядов их начальников боевая подготовка конницы во многом приближалась к требованиям боевой действительности того времени. Но их было мало.
Недостатки боевой подготовки конницы в мирное время таили в себе угрозу сделать ее во время войны привеском пехоты, не столько приносившим ей помощь, сколько требовавшим ее от пехоты. В значительной мере так и случилось в войне 1877-1878 гг.
Боевая подготовка инженерных войск основывалась на богатейшем опыте Крымской войны и главным образом обороны Севастополя; к 60-70-м годам этот опыт сохранил еще злободневное значение, особенно в смысле создания и применения позиционных оборонительных укреплений.
Относительно глубоко эшелонированная оборона, стрелковые окопы, применение укрытий, отнесение артиллерии из укреплений в промежутки и тыл, инженерное обеспечение контратак - все это имело жизненное значение для подготовки инженерных войск в 60-70-е годы. Кроме того, большую роль в боевой подготовке инженерных войск сыграли классические теоретические труды А. 3. Теляковского (1806-1891) по фортификации. Первый из главных его трудов - «Полевая фортификация» - был выпущен еще в 1839 году, второй-«Долговременная фортификация»-в 1846 году. В этих работах Теляковский проводил мысли о подчиненном положении военно-инженерного искусства по отношению к тактике и стратегии, о соответствии фортификации условиям местности и требованиям войск, о творческом, лишенном шаблона, применении фортификации в бою, о назначении фортификации обеспечивать выполнение войсками их боевых задач и др. Все эти положения давали верное направление боевой подготовке инженерных войск в 70-е годы XIX века.
Наряду с этим, однако, был ряд обстоятельств, отрицательно сказывавшихся на боевой подготовке русских инженерных войск. В этом смысле прежде всего следует отметить косность официального руководства инженерными войсками, во главе которого фактически стоял Тотлебен. Заключалась она в том, что опыт Крымской войны учитывался руководством неправильно или вовсе не учитывался. В результате в боевой подготовке инженерных войск прививался нездоровый шаблон, игнорировались выявленные Крымской войной зачатки нового в военно-инженерном искусстве. Опыт Крымской войны не рассматривался в свете новых явлений, что было особенно важно в связи с возросшей ролью нового нарезного оружия.
Тотлебен и его сторонники заняли неправильную и вредную позицию в отношении ряда передовых положений Теляковского. Не имея возможности открыто отвергнуть их в силу научного авторитета и популярности Теляковского, верхи военно-инженерного руководства втихомолку игнорировали их в практической боевой подготовке военно-инженерных войск.
Особенно вредную роль сыграло слепое подражание «победоносному» опыту пруссаков во время франко-прусской войны 1870-1871 гг.
Плохо сказывалось на подготовке инженерных войск также их не вполне достаточное материальное обеспечение, отсутствие органической связи с другими родами войск (инженерные войска существовали в виде отдельных, обособленных бригад) и ряд других второстепенных обстоятельств.
Саперные части были в основном подготовлены к обеспечению войск в инженерном отношении и в целом хорошо справлялись со стоявшими перед ними задачами. Слабым местом их подготовки являлись инженерное обеспечение наступления и практические инструкторские навыки при руководстве инженерными работами, выполнявшимися силами главных родов войск. Хорошо подготовлены были понтонные части; в основе их подготовки лежал богатый опыт русской армии в переправах через крупные реки, в том числе опыт многократных переправ через Дунай. Прекрасно подготовлены были подразделения инженерных войск, занимавшиеся постановкой минных заграждений; возглавлявший это дело М. М. Боресков, участник войны 1853-1856 гг., дал немало нового и ценного по своей специальности.
В целом подготовка русских инженерных войск отвечала военным требованиям того времени.
Здесь же следует коротко остановиться на боевой подготовке только что зарождавшихся в то время войск, таких, как войска связи и воздухоплавательные части.
К 1876 году будущие войска связи существовали в русской армии под названием «военно-походных телеграфных парков»; каждый такой парк располагал восемью телеграфными аппаратами системы Воронцова - Вельяминова и 100 км провода; всего было создано девять парков. В 1863 году было издано руководство для использования телеграфа в войсках «Военно-походный телеграф»; выросли кадры специалистов, энтузиастов своего дела. В скромных пределах небольшого количества штатных единиц, несмотря на несовершенство материальной части, была проведена большая работа по подготовке телеграфистов к работе в полевых условиях. К концу русско-турецкой войны 1877-1878 гг. в действующей армии имелось уже 100 телеграфных станций.
Начало военному воздухоплаванию было положено в 1869 году созданием «Комиссии по применению воздухоплавания в военных целях». В 1870 году в Усть-Ижорском саперном лагере производились опыты по применению воздухоплавания для корректирования артиллерийского огня.
Подготовка штабов в мирное время стояла в русской армии перед войной 1877-1878 гг. на низком уровне. В основном это зависело от недостатков академического образования, так как штабы дивизий и корпусов комплектовались офицерами, окончившими академии. Эти офицеры сыграли в войсках большую роль в борьбе с плацпарадным увлечением в деле распространения тактических знаний. Они являлись наиболее образованной в тактическом и стратегическом отношении частью русских офицеров. Но в области непосредственно штабной службы военная академия давала им мало. Дополнительный курс, рассчитанный на подготовку офицеров к штабной службе, был введен лишь в 1869 году, полевые поездки офицеров генерального штаба начались лишь с 1871 года, но и обе эти меры непосредственно для штабной службы давали мало.
Плохая подготовка штабов объяснялась, кроме того, перегрузкой офицеров генерального штаба канцелярской работой, плохим знанием потребности войск, неустановившимися взглядами на роль, значение и функции штабов в условиях того времени, во многом отличных от прежних, отсутствием общеобязательных руководств по штабной службе, неустановившейся и несовершенной организацией постоянных войсковых штабов и совершенно случайной, импровизированной организацией отрядных штабов, недостаточным количеством офицеров с академическим образованием - Военная академия, например, ежегодно выпускала всего 50 человек - и т. д.
В силу этих причин подготовка штабов страдала плохой организацией штабной службы, слабой организацией работы штабного коллектива; зачастую офицеры штаба выполняли лишь эпизодические задания по указаниям своих командиров; особенно слабы были организация разведки, производство рекогносцировок, служба информации, предвидение; язык документации не отличался ни краткостью, ни точностью.
Подводя окончательные итоги состоянию боевой подготовки русской армии в 1860-1870 годы, необходимо отметить, что она, намного уйдя вперед по сравнению с периодом Крымской войны, все еще недостаточно отвечала требованиям уровня военного дела того времени и имела много существенных недостатков. Основным из них являлась недостаточная подготовка пехоты к наступлению на средних и дальних дистанциях от противника.
* * *
К 1876 году Россия на Черном море располагала чрезвычайно слабым военно-морским флотом. Всего в составе русского Черноморского военно-морского флота насчитывалось 39 кораблей. Лучше других были вооружены «поповки»: 1) «Новгород» представлял собой судно водоизмещением в 2491 т со скоростью хода в 7 узлов; нес на себе 11 орудий калибра 11 дм, 11 - 4-фунтовых пушек, 11 скорострельных пушек; имел броню: бортовую - 11 дм и палубную - 3 дм; 2) «Вице-адмирал Попов» - водоизмещением 3500 т со скоростью хода в 8 узлов; нес на себе 11-12 дм орудий, 6-4 - фунтовых пушек, 11 скорострельных пушек; имел броню: бортовую - 15 дм, палубную - 3 дм Однако оба эти судна были предназначены для береговой обороны и из-за свойственной им тихоходности и особенностей конструкции не могли вести борьбу с неприятельским флотом в открытом море. Все остальные суда не имели брони, вооружены были слабо, да и то не все, являлись устаревшими, мелкими или имевшими лишь вспомогательное значение.Причины слабости русского Черноморского флота, не так еще давно представлявшего собой грозную военно-морскую силу и прославившегося блестящими победами, лишь отчасти коренились в условиях Парижского мирного трактата 1856 года, согласно которому Россия не имела права содержать на Черном море военно-морской флот. В 1870 году эти невыгодные для России условия Парижского трактата были отменены, и за последующие шесть лет Черноморский военно-морской флот мог бы быть в значительной мере воссоздан. В основном причины его слабости крылись в бездарности главного русского военно-морского командования. Главное военно-морское командование считало, что поскольку Россия не является морской державой, то Черноморский флот для нее - большая роскошь, которую можно себе позволить лишь при явном избытке средств. Поэтому оборону Черноморского побережья было решено строить на основе сухопутных средств, а военно-морской флот собирались использовать в береговой обороне и то весьма ограниченно. Однако боевая подготовка личного состава русского Черноморского военно-морского флота, так же как и других русских флотов, по тому времени стояла на высоком уровне.
В значительной мере это надо отнести к заслугам адмирала Г. И. Бутакова. Он являлся не только основоположником новой русской тактики парового флота, но и воспитателем русских моряков в духе прежних славных русских военно-морских традиций, примененных к новым условиям парового флота. Сподвижник В. А. Корнилова, П. С. Нахимова и В. И. Истомина, Бутаков отличался умом, мужеством и крупными организаторскими способностями. Бутаков уделял огромное внимание вопросам маневрирования в бою, артиллерийской и минной подготовке личного состава; он поощрял расчетливый риск и инициативу у подчиненных. Бутаков широко практиковал учения в условиях, близких к боевым.
Тактические и военно-воспитательные идеи Бутакова сложились в целую школу, получившую широкое признание в русских военно-морских кругах; учеником и воспитанником Бутакова был и известный впоследствии флотоводец Макаров.
Вперед
Оглавление
Назад
Если сказать кратко о русско-турецкой войне 1877-1878 годов, о причинах, спровоцировавших её начало, то, прежде всего, стоит назвать жестокое угнетение христианского населения балканских территорий, оккупированных Османской империей и входивших в её состав. Это происходило при попустительстве и проведении Францией и Англией «туркофильской» политики, которая «закрывала глаза» на убийства мирного населения и, в частности, на дикие зверства башибузуков.
Предыстория
Отношение двух империй, Российской и Османской, с момента их основания претерпело ряд существенных разногласий, которые приводили к частым жестоким войнам. Помимо территориальных споров, в частности, за территорию Крымского полуострова, предпосылками к возникновению конфликтов были религиозные разногласия, основанные на том, что Россия была преемницей Византии, захваченной и разграбленой мусульманами-турками, превративших христианские святыни в мусульманские. Набеги на русские поселения, захват жителей в рабство нередко приводили к военным столкновениям. Если говорить кратко, русско-турецкая война 1877-1878 гг. была спровоцированна именно жестокостью и нетерпимостью турок к православному населению.
Способствовала развитию русско-турецких разногласий и позиция европейских государств, в частности Британии, не желавших усиления России, что приводило к проведению Османской империей политики ужесточения и угнетения порабощённых христиан, преимущественно православных: греков, болгар, сербов и других балканских славян.
Конфликт, его предпосылки
События, предопределившие русско-турецкую войну 1877-1878 гг., кратко можно охарактеризовать как борьбу за независимость балканских народов, преимущественно славянских и православных. После завершения Крымской войны был подписан Парижский договор, его статья 9 напрямую обязала правительство Османской империи предоставить христианам, проживающим на её территории, равные с мусульманами права. Но дальше султанского указа дело не пошло.
Османская империя, по своей сущности, не могла предоставить всем жителям равноправия, о чем свидетельствовали события 1860 года в Ливане и события 1866-1869 гг. на острове Крит. Жестоким притеснениям продолжали подвергаться и балканские славяне.
К тому времени в России произошло изменение внутриполитических настроений к турецкому вопросу в обществе, укрепление мощи русской армии. Предпосылки проведения подготовки к русско-турецкой войне 1877-1878 кратко можно изложить в двух пунктах. Первый - успешная реформа в русской армии, проведённая Александром II. Второй - политика сближения и союза с Пруссией, на которую сделал упор новый канцлер - выдающийся русский политик князь А. М. Горчаков.
Основные причины начала войны
Кратко причины русско-турецкой войны 1877-1878 годов можно охарактеризовать двумя моментами. Как борьбу балканских народов с турецкими поработителями и усиление России, желающей помочь братьям-славянам в их справедливой борьбе и стремящейся взять реванш за проигранную войну 1853-1856 гг.
Началу русско-турецкой войны 1877-1878 (кратко) послужил летний мятеж в Боснии и Герцеговине, предпосылками которого стало неоправданное и непомерное увеличение налогов, установленных турецким правительством, которое на тот момент было финансово несостоятельным.
Весной 1876 года по этой же причине произошло восстание в Болгарии. При подавлении его были убиты более 30 тысяч болгар. Особенными зверствами отличились нерегулярные отряды башибузуков. Всё это становилось достоянием европейской общественности, что создавало атмосферу сочувствия балканским народам и критики своего правительства, которое, благодаря молчаливому согласию, способствовало этому.
Не меньшая волна протестов прокатилась по территории России. Общественность страны, обеспокоенная ростом насилия над славянскими народами Балкан, выражала своё недовольство. Тысячи добровольцев изъявили желание оказать помощь Сербии и Черногории, объявившим в 1876 г. войну Турции. Потерпев поражение от войск Порты, Сербия запросила помощи у Европейских государств, в том числе и у России. Турками было объявлено месячное перемирие. Скажем кратко: русско-турецкая война 1877-1878 гг. была предопределена.
Вступление в войну России
В октябре перемирие закончилось, положение для Сербии стало угрожающим, только молниеносное вступление России в войну и возможность закончить её в одну компанию, смогло бы сдержать Англию и Францию от вторжения. Эти страны, под давлением антитурецких настроений общественности, принимают решение отправить на Балканы свои экспедиционные корпуса. Россия, в свою очередь, проведя совещания с рядом европейских держав, таких как Австро-Венгрия, и заручившись их нейтралитетом, принимает решение ввести войска на территрию Турции.
Россия объявляет войну Турции 12.04.1877 г. Русские войска вступают на территорию Румынии. Армия этой страны принимает решение выступить на её стороне, но выполняет решение только в августе.
Ход войны
Попробуем описать ход русско-турецкой войны (1877-1878) кратко. В июне русские войска, имея в составе 185 тысяч солдат, сосредоточились на левобережье Дуная, в районе Зимницы. Командованием русской армии руководил великий князь Николай.
В противостоявшей России турецкой армии насчитывалось более 200 тысяч человек, большинство из которых составляли гарнизоны крепостей. Командовал ею маршал Абдулкерим-Надир-паша.
Для продвижения Русской армии необходимо было форсировать Дунай, на котором у турков была военная флотилия. По железной дороге были доставлены лёгкие катера, которые, при помощи минных заграждений, предотвратили её действие. Войска успешно переправились и перешли в наступление, продвигаясь в глубь страны. Русская армия наступала в двух направлениях: на Кавказе и Балканах. Первостепенными были Балканы, так как, захватив Константинополь, можно было говорить о выходе Турции из войны.
Основное сражение произошло во время перехода перевала Шипка. В этом сражении русские одержали победу и продолжали движение к Константинополю, где в районе крепости Плевна встретили серьёзное сопротивление турок, засевших в ней. И только в ноябре ситуация изменилась в пользу русских. Побеждая в сражениях, Россия в январе 1878 года взяла город Андрианополь.
Заключение мирного договора
По итогам войны 16.03.1878 г. подписывается договор в Сан-Стефано. Он не устроил ряд ведущих стран Европы во главе с Англией. Кроме того, Британия проводила тайные переговоры с Турцией, в результате которых она оккупировала остров Кипр в обмен на защиту турок от русских.
В результате закулисных интриг, на которые Англия была мастерицей, был подписан Берлинский трактат от 01.07.1878 г. В результате его подписания большинство пунктов Сан-Стефанского договора было аннулировано.
Итоги войны
Подведём кратко итоги русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Россия в результате войны вернула потерянную ранее южную часть Бессарабии и Карскую область, заселённую преимущественно армянами. Территория острова Кипр была оккупирована Англией.
В 1885 году было образовано единое княжество Болгария, после балканских войн Царство Болгарское стало суверенным. Независимость получили Сербия, Румыния и Черногория.
Поражение в Крымской войне 1853-1856 годов и последовавший Парижский мирный договор существенно подорвали влияние России на Балканах и Черном море. Только после аннулирования ограничительных статей этого договора русское правительство всерьез задумалось о реванше. Вскоре представился удобный случай.
В апреле 1876 года в Болгарии вспыхнуло восстание против турок, которое турецкие войска подавили с невероятной жестокостью. Это вызвало возмущение в европейских странах и особенно в России, считавшей себя покровительницей христиан Оттоманской империи. Турция отклонила Лондонский протокол, подписанный 31 марта 1877 года Великобританией, Россией, Австро-Венгрией, Францией, Германией и Италией, который предусматривал демобилизацию турецкой армии и начало реформ в балканских провинциях Оттоманской империи. И тогда новая русско-турецкая война стала неизбежной. 24 апреля император Александр II подписал манифест о войне с Турцией.
АРМИИ СТОРОН
К началу войны Российская империя подошла с обновленной армией, перестроенной по новым принципам. Это уже была не крепостническая армия времен Крымской войны, комплектуемая по рекрутскому набору, а вооруженные силы, набираемые на основе общей воинской повинности. Получили они и новое оружие, прежде всего — современные винтовки Бердана. Полевая артиллерия была укомплектована нарезными казнозарядными пушками — 4-фунтовыми (2/3 пеших батарей и все конные) и 9-фунтовыми (1/3 пеших батарей). В 1870 году на вооружение артиллерийских бригад были приняты скорострельные 10-ствольные картечницы Гатлинга и 6-ствольные Барановского со скорострельностью 200 выстрелов в минуту. Турецкая армия в организационном отношении уступала русской. Большинство ее конницы составляли иррегулярные отряды башибузуков. Чинить расправу над болгарскими повстанцами они были способны, но бесполезны против регулярной армии. Около половины пехоты командование рассредоточило по крепостям. Стрелковое вооружение было сравнительно современным — винтовки английского и американского производства, но артиллерия существенно уступала российской.
На море ситуация складывалась не в пользу России, еще не успевшей восстановить флот после отмены ограничительных статей Парижского трактата. Если Турция располагала на Черном море мощными броненосными силами, то Россия имела лишь несколько мобилизованных пароходов. Это затрудняло подвоз снабжения русским войскам.
Вместо морского пути припасы приходилось везти по суше, что при отсутствии железных дорог было нелегким делом. Для противодействия турецкому флоту российские моряки широко применяли минное оружие, а также новинку той поры — «самодвижущиеся мины» (торпеды).
ПЛАНЫ СТОРОН
Русское командование основное внимание сосредоточило на Балканском театре военных действий: здесь можно было рассчитывать на поддержку местного населения, освобождение которого из-под османского гнета подавалось как главная цель войны. К тому же выход русской армии к Константинополю мог означать окончательное поражение Османской империи. Но путь к этой цели преграждали два рубежа.
Первый из них — это река Дунай с мощными крепостями на ее берегу (Рущук, Силистрия, Шумла, Варна) и турецкой флотилией из 17 бронированных кораблей-мониторов. Вторая не менее серьезная преграда — Балканский хребет. Через него вело несколько перевалов, которые противник мог легко блокировать. Обойти Балканский хребет можно было вдоль моря, но тогда пришлось бы брать штурмом хорошо укрепленную Варну.
Русский план войны, подготовленный в 1876 году генералом Н. Обручевым, был основан на идее молниеносной победы в течение одной кампании. Армия должна была перейти Дунай на среднем течении реки, где у турок не было крепостей, в районе, населенном дружелюбно настроенными к России болгарами. После переправы следовало разделить армию на три равные группы. Первая блокирует турецкие крепости в низовьях Дуная, вторая действует против турецких сил в направлении Видина, третья — переходит через Балканы и идет на Константинополь.
Турецкая сторона планировала прибегнуть к активной обороне. Сосредоточив главные силы (около 100 тыс. человек) в «четырехугольнике» крепостей Рущук — Шумла — Базарджик — Силистрия, турецкие военачальники собирались завлечь переправившихся русских к Балканам, в глубь Болгарии, и затем разгромить их, обрушившись на левый фланг. Одновременно с этим довольно значительные силы (около 30 тыс. человек) были сосредоточены в Западной Болгарии у Софии и Видина. Этот корпус вел наблюдение за Сербией и Румынией и должен был воспрепятствовать соединению русской армии с сербами. Кроме того, небольшие отряды занимали балканские проходы и укрепления по Среднему Дунаю.
ХОД БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ
Русская армия по предварительной договоренности с Румынией прошла по ее территории и в июне в нескольких местах переправилась через Дунай.
Для обеспечения форсирования Дуная требовалось нейтрализовать турецкую дунайскую флотилию в местах возможных переправ. Эта задача была выполнена установкой на реке минных заграждений, прикрытых береговыми батареями. Также были задействованы переброшенные с Балтики легкие минные катера. 26 мая 1877 года катера потопили монитор «Хивзи Рахман». Поскольку береговая артиллерия за две недели до этого отправила на дно монитор «Люфти Джелиль», турецкая флотилия была парализована и не смогла помешать переправе русских войск. Однако не все прошло без проблем. Если Нижнедунайский отряд успешно переправился 22 июня у Галаца и Брэлы и вскоре занял Северную Добруджу, то переправа войск генерала М. Драгомирова у Зимницы, начавшаяся 27 июня, проходила под жестоким обстрелом, который привел к гибели 1100 солдат. Лишь 3 июля, когда саперы навели у Зимницы понтонный мост, можно было начать переправу главных сил армии.
ПЛЕВНА И ШИПКА
7 июля 1877 года отряд генерала Гурко занял Тырново и двинулся в обход Шипкинского перевала. Опасаясь окружения, 19 июля турки оставили Шипку без боя. 15 июля русские войска взяли Никополь. Однако большая турецкая армия под командованием Османа-паши, ранее дислоцировавшаяся в Видине, вошла в Плевну, угрожая правому флангу и коммуникациям русской армии. 20 июля не увенчалась успехом попытка отряда генерала Шильдер-Шульднера выбить турок из Плевны. Не овладев этой крепостью, русские не могли продолжать наступление за Балканский хребет. Плевна стала центральным пунктом, где решался исход кампании.
31 июля отряд генерала Криднера атаковал войска Османа-паши, но был разбит. Тем временем другая турецкая армия под командованием Сулеймана-паши, переброшенная из Черногории, разгромила отряды болгарских ополченцев и 21 августа начала штурм Шипки, Четыре дня продолжались ожесточенные бои. Дело доходило до штыковых боев и рукопашной. К оборонявшемуся на перевале русскому отряду подошло подкрепление, и турки вынуждены были отступить.
27 сентября главнокомандующим армией был назначен генерал Тотлебен, который приступил к планомерной осаде Плевны. Армия Сулеймана-паши безуспешно пыталась прорваться через Балканы и деблокировать Плевну в ноябре и начале декабря.
10 декабря Осман-паша предпринял последнюю атаку, чтобы уйти из осажденной крепости. Турки прошли две линии русских окопов, но на третьей были остановлены и сдались.
ПОХОД ЧЕРЕЗ ЧУРЬЯК
После взятия Плевны русские войска, несмотря на суровую зиму, сразу же двинулись через Балканские горы. 25 декабря отряд Гурко прошел перевал Чурьяк и 4 января 1878 года вступил в Софию. В начале января главные силы преодолели Балканский хребет у Шипки. 10 января русские войска нанесли поражение туркам у Шейново и окружили их отряд, прежде осаждавший Шипку. В плен попало 22 тыс. турецких солдат и офицеров.
20 января генерал Скобелев без боя занял Адрианополь. Турецкое командование уже не располагало на Балканском театре сколько-нибудь значительными силами. 30 января русские войска подошли вплотную к последним оборонительным позициям перед Стамбулом. 31 января 1878 года в Адрианополе было подписано перемирие.
БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ НА КАВКАЗЕ
В мае 1877 года горцами при поддержке турецких эмиссаров был поднят мятеж в Абхазии. Русские оставили Сухум после двухдневной бомбардировки города турецкой эскадрой, состоявшей из пяти броненосцев и нескольких вооруженных пароходов, и высадки морского десанта. К июню все побережье Абхазии было занято турками. Турецкие войска оставили Сухум только 19 августа после подхода к русским войскам в Абхазии подкреплений из России.
В Закавказье русские войска 17 апреля 1877 года заняли Баязет, но 28 июня после трехнедельной осады были вынуждены его оставить. В июле — августе здесь продолжалось затишье, но в конце сентября русские войска, получив подкрепления, возобновили наступление. 6 ноября они взяли крепость Каре. Остатки турецкой армии были осаждены в Эрзуруме, где сумели продержаться до подписания перемирия.
ИТОГИ ВОЙНЫ
3 марта 1878 года был подписан Сан-Стефанский мир. Согласно этому миру, в Закавказье к России отходил занятый в ходе войны Каре, а также Ардаган, Батум и Баязет. Русские войска на два года оставались в Болгарии. Кроме того, в состав Российской империи возвращалась Южная Бессарабия. Болгария, Босния и Герцеговина получили автономию. Сербия, Черногория и Румыния объявлялись независимыми. Турция должна была выплатить России контрибуцию в 310 млн рублей. Однако на Берлинском конгрессе великих держав в июне — июле 1878 года достижения России были существенно урезаны. Турции возвратили Баязет и Южную Болгарию. Боснию и Герцеговину оккупировала Двстро-Венгрия, а Кипр — Великобритания.
ТУРЕЦКАЯ АРМИЯ ПЕРЕД ВОЙНОЙ 1877-1878 гг. ВОЕННО-МОРСКИЕ СИЛЫ ТУРЦИИ
В течение 30 лет, с 1839 по 1869 год, проходила реорганизация турецкой армии.В основу ее новой организации были положены принципы прусской ландверной системы. Реорганизация производилась прусскими инструкторами. Реорганизованная турецкая армия состояла из низама, редифа, мустахфиза, иррегулярных и египетских войск.
Низам представлял собой войска действительной службы. По штатному расписанию в нем числилось 210 000 человек, из них 60 000 человек по прошествии 4-5 лет, за 1-2 года до истечения полного срока действительной службы, увольнялись в отпуск; эти контингенты отпускных (ихтиат) в случае войны предназначались для пополнения низама. Общий срок службы в низаме был шестилетним. Низам выставлял определенное число таборов (батальонов) пехоты, эскадронов кавалерии и артиллерийских батарей.
Редиф по замыслу должен был представлять собой обученные резервные войска. По штатам в нем числилось к началу войны 190 000 человек. Редиф делился на два (впоследствии на три) класса; в первом в течение трех лет состояли лица, отбывшие 6 лет службы в низаме и ихтиате, а также лица в возрасте от 20 до 29 лет, по каким-либо причинам не служившие в низаме; во второй класс перечислялись на 3 года лица, отслужившие 3 года в первом классе. В мирное время в редифе содержались лишь слабые кадры, но запасы стрелкового вооружения и обмундирования по закону должны были иметься на полную штатную численность в период развертывания. В военное время предусматривалось формирование из редифа, отдельно от низама, определенного числа таборов, эскадронов и батарей.
Мустахфиз представлял собой ополчение. По штатам в нем числилось 300 000 человек; мустахфиз образовывался из числа лиц, перечисляемых туда на восемь лет по окончании пребывания в редифе. Кадров, вещевых и боевых мобилизационных запасов мустахфиз в мирное время не имел, в военное же время из мустахфиза создавали, отдельно от низама и редифа, определенное число таборов, эскадронов и батарей.
Общий срок пребывания в низаме, редифе и мустахфизе составлял 20 лет. В 1878 году все три категории должны были дать Турции 700 000 человек войск.
Иррегулярные войска набирались в случае войны из черкесов, переселившихся в Турцию из России, горных малоазиатских племен (курды и др.), албанцев и т. п. Часть этих войск придавалась полевой армии под названием башибузуков (ассакири-муавине), из остальных формировались местные гарнизонные войска (ассакири-римуллье). Численность их не была учтена даже в самой Турции.
В египетских войсках по штатам числилось 65 000 человек и 150 орудий.
Для комплектования армии вся территория Турецкой империи была разбита на шесть корпусных округов, которые теоретически должны были выставлять равное количество таборов, эскадронов и батарей. На самом деле Дунайский и Румелийский округа были сильнее, Аравийский и Иеменский слабее других и лишь Анатолийский и Сирийский приближались к средней норме. Гвардейский корпус комплектовался экстерриториально со всех округов.
Ежегодному призыву по жребию подлежали все мусульмане в возрасте от 20 до 26 лет; христиане на военную службу не призывались и выплачивали за это денежный налог (бедель).
Описанная организация турецкой армии не была полностью осуществлена ко времени войны. Дело в том, что из ежегодного призыва, составлявшего 37 500 человек, значительная часть людей в низам не поступала из-за финансовых трудностей и перечислялась прямо в редиф. Из-за этого низам имел в своих рядах значительно меньше людей, чем это полагалось по штатам, а редиф и мустахфиз заполнялись людьми, которые вовсе не имели военной подготовки. В конечном итоге те 700 000 подготовленного войска, наличие которых предусматривалось по закону об организации армии к 1878 году, в значительной части не имели никакой военной подготовки. Этот недостаток усугублялся еще тем, что по принятой организации не предусматривалось наличия запасных войск ни в мирное, ни в военное время. Поэтому, следовательно, все лица, призывавшиеся в редиф и мустахфиз из числа не имевших военной подготовки, должны были получить ее непосредственно в тех частях, куда они призывались. Кроме того, в значительной мере на бумаге осталось развертывание в военное время редифной артиллерии и кавалерии; это объяснялось как отсутствием мобилизационных запасов артиллерии и конского состава, так и особой трудностью создания и обучения этих родов войск и их кадров в ходе войны.
Весьма неудовлетворительно было поставлено в турецкой армии дело комплектования офицерскими кадрами, а также организация военного управления. Только 5-10 процентов турецких пехотных и кавалерийских офицеров комплектовалось из числа окончивших военные школы (военную, артиллерийскую, инженерную, военно-медицинскую), так как школы выпускали очень мало офицеров. Вся остальная масса офицеров пехоты и кавалерии набиралась из числа произведенных в офицеры лиц унтер-офицерского звания, то есть окончивших лишь учебную команду, в которой необязательна была даже элементарная грамотность. Еще хуже обстояло дело с турецким генералитетом. Турецкими пашами являлись в основном или иностранные авантюристы и проходимцы всякого рода, или придворные интриганы с минимальным боевым опытом и военными знаниями. Лиц с высшим военным образованием или даже опытных практиков-фронтовиков в составе турецкого генералитета было крайне мало.
Во главе высшего военного управления стоял султан с тайным военным советом, создававшимся при нем на время войны; султан и тайный совет обсуждали и утверждали все планы действий главнокомандующего. Последний, кроме того, обязан был считаться во всех своих действиях с военным министром (сераскиром), а также с состоявшим при военном министре военным советом (дари-хура). В то же время начальник артиллерии и инженерных войск (мушир-топ-хане) не был подчинен ни главнокомандующему, ни военному министру, находясь в распоряжении одного только султана. Таким образом, главнокомандующий был связан при осуществлении даже своих частных планов и замыслов.
Турецкий генеральный штаб состоял из 130 офицеров, окончивших высшую военную школу. Использовались эти офицеры большей частью нецелесообразно, так как штабов в полном смысле слова в турецкой армии не было. Вместо систематической штабной работы офицеры генерального штаба часто выполняли роль личных советников пашей и исполняли их отдельные поручения.
Твердо установленной организации родов войск в турецкой армии не имелось. Она была установлена в виде исключения лишь для низшего звена - табора (батальона) пехоты, эскадрона кавалерии и батареи артиллерии, но и то по своей численности низшие подразделения были всегда меньше, чем предусматривалось штатами. Что же касается высших организационных звеньев, то практически они или вовсе отсутствовали, или создавались от случая к случаю и по своей структуре были весьма разнообразны. Теоретически три табора должны были составлять полк, два полка - бригаду (лива), две бригады - дивизию (фурк), а две пехотные и одна кавалерийская дивизия - корпус (орду). Практически же 6-10 таборов соединялись иногда прямо в бригаду или дивизию, иногда же действовали без всякого промежуточного организационного объединения, непосредственно подчиняясь старшему начальнику или входя временно в отряды разной численности.
Табор (или табур) состоял из восьми рот (бейлюк) и по штату имел 774 человека; фактически численность табора колебалась в пределах 100-650 человек, так что рота часто не превышала принятой в европейских армиях численности взвода; частично перед войной таборы были переформированы и имели четырехротный состав.
Батарея состояла из шести орудий и двенадцати зарядных ящиков, насчитывая по штатам 110 строевых солдат.
Эскадрон по штатам числил 143 всадника, фактически же в нем было в лучшем случае 100 человек.
Стрелковое вооружение турецкой армии было представлено тремя системами нарезных ружей, заряжавшихся с казны, а также разными системами устаревших нарезных и гладкоствольных ружей, заряжавшихся с дула. Первой и наиболее совершенной системой являлась однозарядная американская винтовка Пибоди-Мартини . Она заряжалась с казенной части при помощи откидывавшегося вниз затвора, имела калибр 11,43 мм, весила со штыком 4,8 кг; начальная скорость полета пули составляла 415 м/сек; прицел был нарезан на 1830 шагов (1500 ярдов); патрон металлический, унитарный, весил 50,5 г. По баллистическим данным, эта винтовка была близка русской винтовке системы Бердана № 2, но в некоторых отношениях уступала ей; так, откидной вниз затвор Пибоди-Мартини препятствовал стрельбе лежа и с широкого упора (насыпи); на испытаниях в США было отмечено до 60 процентов случаев отказа затвора в экстракции гильз . Эти ружья были заказаны турецким правительством в США в количестве 600 000 штук вместе с 40 млн. патронов к ним . К началу войны в турецкой армии имелось 334 000 винтовок Пибоди-Мартини, что составляло 48 процентов всех заряжавшихся с казны ружей турецкой армии. В основном винтовки Пибоди-Мартини состояли на вооружении войск, сражавшихся на Балканах.
Второй по качеству системой являлась однозарядная заряжавшаяся с казны винтовка английского конструктора Снайдера, образца 1867 года, переделанная из заряжавшейся с дула винтовки" Минье. По баллистическим качествам эта винтовка лишь немного превосходила русскую винтовку системы Крнка - начальная скорость полета пули у нее составляла 360 м/сек. Винтовка Снайдера имела калибр 14,7 мм, со штыком (ятаганом) весила 4,9 кг, прицел был нарезан на 1300 шагов (1000 ярдов). Металлический патрон весил 47,2 г; патроны были частью цельнотянутыми, частью составными. Винтовка Снайдера большей частью была приобретена в Англии и США, некоторое количество было переделано на турецких заводах. На вооружении состояло 325 000 ружей Снайдера, что равнялось 47%; всех ружей турецкой армии, заряжавшихся с казны; этой системой винтовки была вооружена часть турецких войск на Балканском театре и подавляющее число войск на Кавказском театре.
Третьей системой являлась американская винтовка конструкции Генри Винчестера с подствольным магазином на 13 патронов, одним патроном в приемнике и одним - в стволе; все патроны могли быть выпущены в 40 секунд. Винтовка представляла собой карабин калибром 10,67 мм, прицел был нарезан на 1300 шагов. Карабин весил 4,09 кг, патрон - 33,7 г . Этих винтовок на вооружении состояло 39 000 штук - 5-6 % всех ружей турецкой армии, заряжавшихся с казны. Этой винтовкой были вооружены турецкая кавалерия и часть башибузуков.
Мустахфиз, часть редифа и иррегулярные войска были вооружены в основном заряжавшимися с дула ружьями разных систем. Египетские войска имели на вооружении заряжавшуюся с казны винтовку американской системы Ремингтона. Кроме того, у турок имелось некоторое количество митральез системы Монтиньи.
Перед войной Турция закупила ко всем системам своего стрелкового оружия, заряжавшегося с казны, весьма значительное количество патронов (по 500-1000 патронов на единицу оружия, то есть не менее 300-400 млн. патронов) и в ходе войны пополняла расход патронов регулярными закупками за границей, преимущественно в Англии и США.
Боевой комплект патронов носился на себе солдатами, возимый запас находился в имевшихся при каждом таборе вьюках или на обывательских подводах.
Полевая артиллерия в начале войны была представлена в турецкой армии первыми образцами нарезных, заряжавшихся с казны 4- и 6-фунтовых пушек, не скрепленных кольцами и с начальной скоростью полета снаряда не свыше 305 м/сек, а также бронзовыми горными 3-фунтовыми пушками английской системы Уитворта; последние в ходе войны начали заменяться 55-мм стальными германскими пушками Круппа. Девятисантиметровых стальных крупповских пушек, скрепленных кольцами, с дальнобойностью 4,5 км и начальной скоростью 425 м/сек, смонтированных на лафете, который позволял придавать стволу большой угол возвышения и тем повышать дальность стрельбы, вначале насчитывалось немного; на Балканах, например, их было на первых порах всего 48. Всей полевой артиллерии у турок имелось немного - 825 орудий.
Полевая турецкая артиллерия имела снаряды трех типов: 1) гранату с ударной трубкой плохого качества; большинство гранат, особенно в начале войны, не разрывалось; 2) шрапнель с дистанционной трубкой, технически неплохую; 3) картечь. Снарядами турецкая армия снабжалась в достаточном количестве.
Крепостная и осадная турецкая артиллерия имела на вооружении чугунные гладкоствольные пушки 9-см калибра и 28-см гаубицы; бронзовые гладкоствольные 9-, 12- и 15-см пушки; нарезные и заряжавшиеся с казны 12- и 15-см пушки, 15-см гаубицы и 21-см мортиры; стальные, скрепленные кольцами 21-, 23- и 27-см крупповские пушки; чугунные мортиры 23- и 28-см калибра, бронзовые мортиры 15-, 23- и 28-см калибра
Офицеры, кавалерия и иррегулярные войска, помимо ружей (офицеры их не имели), были вооружены револьверами, шашками и ятаганами.
Военная промышленность в Турции была представлена рядом средних и мелких заводов и фабрик, принадлежавших государству. Изготовление оружия производилось артиллерийским арсеналом в Топхане и литейным заводом в Зейтин-Бурну; в арсенале изготовлялись отдельные Детали стрелкового Оружия, переделывались ружья старых систем, сверлились стволы артиллерийских орудий, выделывались затворы к ним и т. п.; на литейном заводе отливались стволы для бронзовых пушек, производились снаряды всех калибров, а также выделывалось холодное оружие для всей армии. Пороховые заводы в Макри-кее и Ацатлу изготовляли селитренные пороха и снаряжали ежедневно до 220 000 ружейных патронов. Патронный завод в Кирк-агаче производил ежедневно до 100 000 гильз к ружьям Снайдера, 150 000 капсюлей и 250 000 пуль к ним. Фабрика трубок и взрывчатых составов изготовляла ежедневно до 300 трубок. Ряд заводов был оборудован паровыми машинами небольшой и средней мощности, а также новейшими механизмами, но в основном использовались водяные двигатели и ручной труд. Управление заводов и технический персонал в подавляющем большинстве состоял из высокооплачиваемых иностранцев, преимущественно англичан, рабочие же целиком набирались из турецкого населения . Качество продукции было невысоким. Все перечисленные предприятия далеко не в полной мере удовлетворяли потребности турецких вооруженных сил; они лишь частично (за исключением холодного оружия) восполняли эту потребность, основным же способом пополнения являлся импорт оружия и боеприпасов из США и Англии. Морская военная промышленность была представлена морским арсеналом в Константинополе и рядом верфей (в Тэрсхане, Синопе, Рущуке, Басоре и пр.) .
В конечном счете в отношении организации и вооружения турецкой армии, а также в отношении турецкой военной промышленности можно сделать следующие выводы.
Организация турецких войск к войне 1877-1878 гг., несомненно, находилась в лучшем состоянии, чем в период Крымской войны, но все же она ни в коей мере не удовлетворяла военным требованиям того времени. Фактическое отсутствие постоянных соединений от полка и выше, слабая обеспеченность обученным людским составом, нехватка запаса конского состава и артиллерийских запасных орудий, совершенно неудовлетворительное положение с комплектованием армии офицерскими кадрами и созданием штабов ставили турецкую армию в худшее положение по сравнению с любой из армий крупных европейских держав.
Что касается вооружения, то турецкая армия была оснащена вполне совершенными по тому времени образцами стрелкового оружия и в целом находилась в равном положении с русской армией, несколько даже превосходя ее в снабжении патронами. В части же артиллерийского вооружения турецкая армия не только количественно, но и качественно уступала русской армии; наличие в турецкой армии «дальнобойных» стальных крупповских орудий не могло дать ей перевеса, так как таких орудий было мало.
Турецкая военная промышленность не могла обеспечить оружием турецкую армию и в Деле её оснащения вооружением играла третьестепенную роль, поэтому она не могла идти ни в какое сравнение с русской военной промышленностью.
Боевая подготовка турецкой армии перед войной 1877-1878 годов находилась на крайне низком уровне.
В значительной мере это зависело от низкого уровня военного образования турецких офицеров и от почти полного отсутствия офицерской подготовки в мирное время. Лишь небольшое число турецких офицеров - около 2 000 человек - получило образование в военной школе; большинство их, произведенное из унтер-офицеров за выслугу и отличия (так называемых алайли), совершенно не имело никакого образования; как свидетельствует турецкий историк, из этих последних «редко кто умел читать и писать, а, между тем, были в высоких чинах, до генерала включительно» .
О состоянии офицерской подготовки перед войной турецкий генерал Иззет Фуад-паша писал: «Так как на нашем языке почти не существует ни книг о стратегии, ни трудов по истории великих войн, то теоретически мы знали очень мало, а практически - совсем ничего, потому что за все царствование Абдул-Азиза можно припомнить только одни маневры, да и те продолжались всего... один день» .
Нельзя, однако, полностью согласиться с этой характеристикой турецких офицеров 70-х годов, так как многие из них выработали в себе довольно ценные военные качества во время войны с Сербией и Черногорией да кое-что в отношении развития своего кругозора получили от своих английских и германских инструкторов. Но в принципе нельзя не признать, что большинство турецких офицеров было подготовлено в тактическом отношении крайне слабо, особенно для наступательного боя.
В соответствии с низким уровнем Офицерской подготовки был весьма низок и уровень боевой подготовки турецких солдат и унтер-офицеров. В турецкой пехоте к наступательному бою была способна лишь численно незначительная султанская гвардия, удовлетворительно натасканная германскими инструкторами. Вся остальная пехота, даже низам, была подготовлена к наступательному бою. слабо; строй и боевые порядки сохранялись лишь в начале наступления, после чего в большинстве случаев сбивались в толпу; огонь был мало меткий по причине плохого стрелкового обучения; этот недостаток стремились возместить массой выпускаемых на ходу пуль. Положительной стороной турецкой пехоты являлось широкое применение ею самоокапывания.
В обороне турецкая пехота была приучена широко использовать укрепления, для чего при каждом таборе возился достаточный запас шанцевого инструмента. Саперное дело турецкая пехота знала, укрепления возводились быстро и технически выполнялись хорошо;
Главную, роль в сооружении турецких укреплений играло местное население.
Турецкая пехота обильно снабжалась патронами и открывала по наступавшим огонь с дальних расстояний, что делало ее хорошо приспособленной к оборонительному бою; контратаки турецким войскам удавались хуже, из-за чего их оборона носила преимущественно пассивный характер.
Успешность действий турецких войск в пассивной обороне - явление не случайное и не может быть объяснено «прирожденными» свойствами турецкого солдата и офицера. Дело в том, что для наступления при равном оружии, гораздо более чем для пассивной обороны, нужны инициативные, сознательные и обученные солдаты, а также обладающие большими организаторскими способностями офицеры. Отсталый социальный строй Турции не способствовал выработке ни инициативных солдат, ни подготовленных офицеров.
В походных движениях турецкая пехота была вынослива, но отсутствие обозов в частях крупнее табора делало ее маломаневренной.
Турецкая артиллерия вела огонь с дальних дистанций, метко стреляла гранатой, но не владела шрапнелью. Сосредоточение огня в артиллерии применялось слабо, взаимодействие с пехотой не было налажено.
Турецкая регулярная кавалерия по своей численности была так незначительна, что, даже невзирая на сносный уровень ее тактической подготовки, не могла оказать какого-либо влияния на войну 1877-1878 гг.
Иррегулярная турецкая конница, несмотря на то, что значительная часть ее имела на вооружении магазинное ружье, совершенно не была подготовлена к правильному бою. Штабы в турецкой армии к ведению военных действий подготовлены не были.
Боевая подготовка русских войск накануне войны, несмотря на все ее крупные недостатки, стояла значительно выше, чем подготовка турецкой армии.
Сравнивая между собой русскую и турецкую армии, можно прийти к следующим выводам. Русская армия располагала несомненным превосходством над турецкой во всем, кроме стрелкового оружия, в отношении которого она находилась примерно в равном положении с турецкой. В единоборстве с Турцией русская армия имела все шансы на успех. Однако сила турецкой пассивной обороны, при недостаточной подготовке русской армии к ее преодолению, заставляла серьезно с ней считаться.
К 1877 году Турция располагала довольно значительным военно-морским флотом. На Черном и Мраморном морях находилась броненосная эскадра в составе 8 броненосных батарейных фрегатов I и II ранга, вооруженных 8-15 орудиями в основном калибра 7-9 дм (лишь «Месудиэ» имел 12 орудий калибра 10 дм); 7 батарейных корветов и мониторов III ранга, вооруженных 4-5 орудиями в основном также калибра 7-9 дм. Скорость хода у большинства судов эскадры достигала 11 узлов или даже была несколько выше, броня у большинства судов была толщиной в 6 дм. В основном все эти суда были приобретены Турцией в Англии и Франции.
Кроме броненосной эскадры, Турция располагала на Черном море 18 небронированными боевыми кораблями со скоростью хода до 9 узлов и рядом вспомогательных военных судов.
Таким образом, Турция, хотя и ценой государственного банкротства, создала на Черном море флот, способный вести наступательные действия.
Но если с количеством и качеством кораблей у Турции было вполне благополучно, то с личным составом флота дело обстояло много хуже. Боевая подготовка личного состава военно-морского турецкого флота была неудовлетворительна, дисциплина слаба. Практические плавания почти не производились, минного вооружения на кораблях не было, минное дело было в загоне. Попытка поднять уровень подготовки личного состава флота путем приглашения в турецкий флот опытных иностранных офицеров, главным образом англичан (Гобарт-паша - начальник броненосной эскадры, Монторн-бей - его помощник и начальник штаба, Слимэн - специалист минного дела и др.), не увенчалась успехом. Турецкий флот вступил в войну плохо подготовленным.
ХОД СОБЫТИЙ
Невозможность мирными средствами улучшить положение христиан на Балканах, подъём национального самосознания в балканских странах привели к тому, что в апреле 1877 г. Россия объявила Турции войну. Русская армия форсировала Дунай, захватила Шипкинский перевал, после пятимесячной осады принудила турецкую армию Осман-паши к капитуляции в Плевне.
Численность российского экспедиционного корпуса на Балканах начале войны составляла около 185 тыс. человек, а к концу войны она достигла полумиллиона. Рейд через Балканы, в ходе которого русская армия разбила последние турецкие части, привёл к выходу Османской империи из войны.
По итогам войны был заключен Сан-Стефанский прелиминарный договор. Однако его условия вызвали остро негативную реакцию великих держав, опасавшихся чрезвычайно возросшего влияния России на Балканах. Они вынудили Россию пойти на пересмотр договора, и он фактически был заменен подписанным на Берлинском конгрессе Берлинским трактатом 1/13 июня 1878 г. В итоге приобретения России и воевавших на стороне России за свою независимость балканских государств были сильно урезаны, а Австро-Венгрия и Англия получили даже определенные приобретения от войны, в которой не принимали участия. Была восстановлена государственность Болгарии, увеличена территория Сербии, Черногории и Румынии. При этом турецкая Босния и Герцеговина отходили к Австро-Венгрии.
Заняв Тырнов, генерал Гурко собрал сведения о неприятеле и 28 июня двинулся на Казанлык, в обход Шипкин-ского перевала. В сильную жару и по горным тропинкам Передовой отряд прошел 120 верст в 6 дней. Двойная атака Шипки с севера (5 июля) и юга (6-го) успехом не увенчалась. Тем не менее известие о переходе Гурко за Балканы до того подействовало на турок, что занимавший Шипку их отряд покинул свою прекрасную позицию, бросил на перевале всю свою артиллерию и отступил к Филиппополю.
7 июля Шипка была взята без боя. Мы лишились около 400 человек и захватили на перевале 6 орудий и до 400 пленных. […]
К вечеру 17-го отряды Гурко вошли в соприкосновение с противником. 18-го и 19-го произошел ряд боев, для нас в общем удачных. 4-я стрелковая бригада прошла за сутки 17 – 18 июля по горам 75 верст. 18 июля у Ени-Загры стрелки сбили турецкий отряд, захватив 2 орудия и потеряв 7 офицеров, 102 нижних чина. 19 июля произошел упорный бой у Джуранлы, где мы лишились 20 офицеров, 498 нижних чинов, но перебили до 2000 турок. При Эски-Загре болгарское ополчение лишилось 34 офицеров и 1000 нижних чинов, здесь лег весь цвет офицерства туркестанских стрелков. Однако мы потерпели неудачу у Эски-Загры, где было разгромлено болгарское ополчение. 19 июля войска Гурко отошли к Шипке и Ханикиою. Они рисковали оказаться в безвыходном положении, но Сулейман не преследовал, увлекшись избиением болгарского населения, и мы могли сохранить Шипку. Это было единственным, зато крупным положительным результатом летнего перехода Балкан: удержав Шипку, мы разъединили действия всех трех турецких армий. Слабый числом отряд Гурко сделал все, что мог сделать, и с честью вышел из своего затруднительного положения. […]
Потеряв 19 дней после дела под Эски-Загрой (когда он мог почти беспрепятственно овладеть Шипкой), Сулейман 7 августа с 40000 при 54 орудиях подошел к Шипкинскому перевалу. Войска Радецкого, защищавшие Балканы, а кроме того имевшие задачей прикрывать левый фланг Плевненской группы и правый – Рущукского отряда, были разбросаны на фронте 130 верст от Сельви до Кесарева. На самой Шипке находилось 4000 человек (Орловский полк и остатки болгарского ополчения) при 28 орудиях. Потратив еще один день, Сулейман штурмовал 9 августа в лоб сильнейшую часть русских позиций на перевале.
Так началось знаменитое шестидневное шипкинское сражение. Атаки следовали за атаками, табор шел за табором. Расстрелявшие свои патроны, томимые жестокой жаждой, защитники «Орлиного гнезда» – орловцы и брянцы – отбивались камнями и прикладами. 11 августа Сулейман уже торжествовал победу, но тут в решительную минуту, как гром с ясного неба, грянуло «ура!» 4-й стрелковой бригады, молниеносным маршем прошедшей 60 верст в сорокаградусный зной. Шипка была спасена – и на этих раскаленных утесах 4-я стрелковая бригада заслужила свое бессмертное наименование «Железной бригады».
Сюда прибыла 14-я дивизия генерала Драгомирова, сам Радецкий лично стал управлять боем, и 13 августа горнисты сулеймановских таборов заиграли отбой. 9 августа мы имели к вечеру 6000 человек, у штурмовавших турок было 28000 и 36 орудий. 10 августа Радецкий двинул на Шипку резервы; турки, отраженные накануне, весь день вели артиллерийский бой. 11 августа было критическим днем. Русская позиция была охвачена с трех сторон. 16-й стрелковый батальон подоспел в критический момент на крупах казачьих лошадей, с места ринувшись в штыки. 12 августа подошла 2-я бригада 14-й дивизии, а 13 августа и Волынский полк. Радецкий перешел в контратаку (лично повел в штыки роту житомирцев). 13 и 14 августа велись бои с переменным успехом. Был ранен Драгомиров, а командир 2-й бригады 9-й дивизии генерал Дерожинский убит. Наш урон: 2 генерала, 108 офицеров, 3338 нижних чинов. Турки показали свой в 233 офицера и 6527 нижних чинов, но на самом деле он вдвое больше - в письме Сераскириату Сулейман требовал срочно 12000 - 15000 человек на пополнение убыли. Чтобы иметь понятие об условиях защиты Шипки, достаточно заметить, что воду для наших раненых приходилось доставлять за 17 верст!
ОГРАНИЧЕНИЯ НА МОРЕ
С начала русско-турецкой войны 1877–1878 гг. энергия, изобретательность и настойчивость Макарова нашли новое применение. Как известно, в силу Парижского трактата 1856 г., Россия была лишена права иметь в Черном море боевой флот, и хотя этот трактат и был в 1871 г. аннулирован, все же создать к началу русско-турецкой войны сильный военный флот на Черном море Россия не успела и, кроме плавучих батарей, деревянных корветов и нескольких шхун, ничего там не имела. Турция же к этому времени располагала большим флотом с сильной артиллерией. На Черном море она могла использовать 15 броненосцев, 5 винтовых фрегатов, 13 винтовых корветов, 8 мониторов, 7 бронированных канонерских лодок и большое число мелких судов.
Соотношение сил на Черном море было далеко не в пользу России. Нужно было при малочисленности морских сил найти эффективные методы борьбы с сильным флотом Турции. Решение этой проблемы было найдено Макаровым.
КАПИТАН-ЛЕЙТЕНАНТ МАКАРОВ
В конце 1876 г. выяснилась неизбежность войны с Турцией. Макаров получил в командование пароход "Великий князь Константин". После упорной борьбы он осуществил свою идею вооружить пароход быстроходными минными катерами, поднимаемыми на специальных шлюпбалках, и поставил на нем артиллерию из 4-дюймовых нарезных орудий и одной 6-дюймовой мортиры.
Сперва катера были вооружены шестовыми и буксирными минами, для использования которых требовалось, чтобы катер приближался почти вплотную к неприятельскому судну.
Первая атака такими минами была произведена 12 мая 1877 г. на турецкий сторожевой пароход. Мина коснулась его борта, но не взорвалась из-за неисправности запала (как показало исследование, 30% запалов не взрывалось вследствие небрежной их выделки). Сулинская атака 9 июня также не удалась. 24 августа была произведена минная атака на Сухумском рейде: турецкий броненосец получил повреждение, но не затонул и был отведен турками на буксире в Батум. Хотя в Николаеве на складе были самодвижущиеся мины [торпеды] Уайтхеда, их отпустили Макарову лишь в июле 1877 г., т.е. почти через четыре месяца после начала войны, считая, что мины, стоившие по 12000 рублей за штуку, "слишком дороги, чтобы их тратить".
Торпедная атака, предпринятая в ночь на 28 декабря, не удалась: торпеды не попали в неприятельский броненосец и выскочили на берег. Зато следующая торпедная атака увенчалась успехом. В ночь на 26 января 1878 г. на Батумском рейде был атакован и потоплен турецкий сторожевой пароход.
Самым блестящим делом Макарова было отвлечение неприятельского броненосца, назначенного сторожить отряд полковника Шелковникова (последнему предстояло отступить под давлением превосходящих сил турок по узкой дорого, шедшей по краю отвесного, возвышавшегося над морем утеса). Макаров вызвал погоню броненосца за "Константином", а в это время Шелковников, не замеченный, провел свой отряд без всяких потерь.
За блестящие действия парохода "Константин" Макаров получил высшие в его чине боевые награды (Георгия 4-й степени и золотое оружие) и был сверх того произведен в чин капитан-лейтенанта, а затем капитана 2-го ранга и удостоен звания флигель-адъютанта.
САН-СТЕФАНСКИЙ ПРЕЛИМИНАРНЫЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР
Блистательная Порта будет иметь право пользоваться проходом чрез Болгарию для перевоза по определенным путям войск, военных припасов и провианта в области, находящиеся за пределами Княжества, и обратно. В течение трех месяцев со времени ратификации настоящего акта, во избежание затруднений и недоразумений в применении сказанного права, условия пользования им будут определены, по соглашению Блистательной Порты с управлением в Болгарии, особым уставом, обеспечивающим, между прочим, военные нужды Блистательной Порты.
Само собой разумеется, что вышеозначенное право распространяется исключительно на оттоманские регулярные войска, иррегулярные же – баши-бузуки и черкесы – безусловно будут исключены из него. […]
СТАТЬЯ XII
Все крепости на Дунае будут срыты. Впредь на берегах этой реки не будет более укреплений; не будет также в водах румынского, сербского и болгарского княжеств военных судов, кроме обычных стационеров и мелких судов, предназначаемых для надобностей речной полиции и таможенного управления. […]
СТАТЬЯ XXIV
Босфор и Дарданеллы будут открыты, как во время войны, так и во время мира, для торговых судов нейтральных держав, приходящих из русских портов или отправляющихся в оные. Вследствие сего Блистательная Порта обязуется впредь более не установлять недействительной блокады портов Черного и Азовского морей, как несоответствующей точному смыслу декларации, подписанной в Париже
Сан-Стефанский прелиминарный мирный договор Сан-Стефано, 19 февраля/3 марта 1878 г. // Сборник договоров России с другими государствами. 1856-1917. М., 1952 http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/FOREIGN/stefano.htm
ОТ САН-СТЕФАНО К БЕРЛИНУ
19 февраля 1878 г. в Сан-Стефано был подписан мирный договор. По его условиям Болгария получила статус автономного княжества. Сербия, Черногория и Румыния обрели полную независимость и значительные территориальные приращения. России возвращалась Южная Бессарабия, отторгнутая по Парижскому договору, и передавалась Карсская область на Кавказе.
Временная русская администрация, управлявшая Болгарией, разработала проект конституции. Болгария провозглашалась конституционной монархией. Гарантировались права личности и собственности. Русский проект был положен в основу болгарской конституции, принятой Учредительным собранием в Тырново в апреле 1879 г.
Англия и Австро-Венгрия отказались признать условия Сан-Стефанского мира. По их настоянию летом 1878 г. состоялся Берлинский конгресс с участием Англии, Франции, Германии, Австро-Венгрии, России и Турции. Россия оказалась в изоляции и была вынуждена пойти на уступки. Западные державы категорически возражали против создания единого Болгарского государства. В итоге Южная Болгария осталась под властью Турции. Русским дипломатам удалось добиться лишь того, что в состав автономного Болгарского княжества были включены София и Варна. Территория Сербии и Черногории была значительно урезана. Конгресс подтвердил право Австро-Венгрии оккупировать Боснию и Герцеговину.
В докладе царю глава русской делегации канцлер A.M. Горчаков написал: «Берлинский конгресс есть самая черная страница в моей служебной карьере!» Царь пометил: «И в моей тоже».
Берлинский конгресс, несомненно, не украсил дипломатическую историю не только России, но и западных держав. Движимые мелкими сиюминутными расчетами и завистью к блистательной победе русского оружия, правительства этих стран продлили турецкое владычество над несколькими миллионами славян.
И все же плоды русской победы были уничтожены лишь отчасти. Заложив основы свободы братского болгарского народа, Россия вписала славную страницу в свою историю. Русско-турецкая война 1877–1878 гг. вошла в общий контекст эпохи Освобождения и стала ее достойным завершением.
Боханов А.Н., Горинов М.М. с начала XVIII до конца XIX века, М., 2001. http://kazez.net/book_98689_glava_129_%C2%A7_4._Russko_-_ture%D1%81kaja_vojj.html
[…] СТАТЬЯ I
Болгария образует из себя княжество самоуправляющееся и платящее дань, под главенством е.и.в. султана; она будет иметь христианское правительство и народную милицию. […]
СТАТЬЯ III
Князь Болгарии будет свободно избираем населением и утверждаем Блистательной Портой с согласия держав. Ни один из членов династий, царствующих в великих европейских державах, не может быть избираем князем Болгарии. В случае, если звание князя болгарского останется незамещенным, избрание нового князя будет произведено при тех же условиях и в той же форме. […]
В основу государственного права Болгарии будут приняты следующие начала: Различие в религиозных верованиях и исповеданиях не может послужить поводом к исключению кого-либо, или непризнанию за кем-либо правоспособности во всем том, что относится до пользования правами гражданскими и политическими, доступа к публичным должностям, служебным занятиям и отличиям или до отправления различных свободных занятий и ремесел в какой бы то местности ни было. Всем болгарским уроженцам, а равно и иностранцам обеспечиваются свобода и внешнее отправление всякого богослужения; не могут быть также делаемы какие-либо стеснения в иерархическом устройстве различных религиозных общин и в сношениях их с их духовными главами. […]
СТАТЬЯ XIII
На юг от Балкан образуется провинция, которая получит наименование «Восточной Румелии» и которая останется под непосредственною политическою и военною властью е.и.в. султана на условиях административной автономии. Она будет иметь генерал-губернатором христианина. […]
СТАТЬЯ XXV
Провинции Босния и Герцеговина будут заняты и управляемы Австро-Венгрией. […]
СТАТЬЯ XXVI
Независимость Черногории признается Блистательной Портой и всеми теми высокими договаривающимися сторонами, которые еще ее не признавали. […]
СТАТЬЯ XXXIV
Высокие договаривающиеся стороны признают независимость Сербского княжества […]
СТАТЬЯ LVIII
Блистательная Порта уступает Российской империи в Азии территории Ардагана, Карса и Батума, с портом последнего, равно как и все территории, заключающиеся между прежней русско-турецкой границей и следующей пограничной чертой. […]
Долина Алашкерта и город Баязет, уступленные России статьей XIX Сан-Стефанского договора, возвращаются Турции. […]