Человек менялся после наказания николай 1. Аты-баты шли солдаты: Как проходила военная служба в царской России. Эпоха Екатерины II

В советской историографии император Николай I изображался исключительно негативными красками. Душитель свобод, жандарм Европы, человек, погубивший Пушкина и прочее — таков был портрет человека, три десятка лет возглавлявшего Россию.

Иного и быть не могло: Николай I подавил восстание почитаемых в СССР декабристов, что уже исключало возможность его положительной оценки.

Не то чтобы советские историки лгали, просто образ императора грамотно рисовался лишь с одной стороны. В жизни же все было куда сложнее.

Третий сын Павла I появился на свет 6 июля (по новому стилю) 1796 года, за несколько месяцев до вступления отца на престол. В отличие от старших братьев Александра и Константина , Николай не успел попасть под опеку своей бабушки, Екатерины Великой , хотя такие планы у нее были.

Маленький Николай был слишком далеко в очереди на престол, чтобы кто-то всерьез думал о его подготовке для роли императора. Няней мальчика стала Шарлотта Ливен , а в 1800 году император Павел приставил к сыну генерала Матвея Ламздорфа с предписанием: «Только не делайте из моего сына повесу».

Генерал Матвей Ламздорф. Источник: Public Domain

«Жертва» генерала Ламздорфа

Матвей Иванович Ламздорф, исполнительный служака, менее всего годился для педагогической работы. Николай и его младший брат Михаил были взяты в тиски строжайшей дисциплины. Генерал-опекун считал, что лучшим средством для правильного воспитания является муштра и пресечение любой вольности. Многое из того, что будет очень не нравиться современникам в Николае, было следствием деятельности Ламздорфа.

Переворот 1801 года, закончившийся смертью отца, Николай помнил весьма смутно, о чем честно признавался в своих воспоминаниях. В ту пору будущий император думал не о схватке отца и брата за власть, а о любимой деревянной лошадке.

Жесткая дисциплина Ламздорфа дала обратный эффект — домашнее обучение Николай саботировал, в результате чего имел серьезные пробелы в гуманитарных науках. Зато Николай отлично разбирался в военном деле и в фортификации.

Николай Павлович умел критически подходить к себе — уже во взрослом возрасте, когда перспектива занять русский престол стала реальной, он пытался заниматься самообразованием. Получалось, откровенно говоря, не очень. Английская королева Виктория после двадцати лет правления Николая давала ему такую характеристику: «Ум его не обработан, воспитание его было небрежно».

Впоследствии Николай со всей тщательностью подойдет к вопросу образования собственных сыновей, дабы они не оказались в его положении.

Внезапный наследник престола

Во время Отечественной войны и последующих заграничных походов Николай рвался на фронт, но Александр I держал младшего брата подальше поля боя. Вместо военной славы в это время он обрел невесту — юную дочь короля Пруссии принцессу Шарлотту .

В июле 1817 года Шарлотта Прусская, ставшая в православии Александрой Федоровной , вышла замуж за великого князя Николая Павловича. Молодые были счастливы и о троне не мечтали.

Николай I и Александра Федоровна. Источник: Commons.wikimedia.org

В 1820 году Николая вызвал к себе император Александр и объявил: отныне он становится наследником престола. Император был бездетен, Константин Павлович отрекся от прав на престол, так как был разведен и тоже не имел детей.

Вряд ли Николай кокетничал, когда в своих записках признавался, что в этот момент ему стало по-настоящему страшно: «Мы с женой остались в положении, которое уподобить могу только тому ощущению, которое, полагаю, поразит человека, идущего спокойно по приятной дороге, усеянной цветами и с которой всюду открываются приятнейшие виды, когда вдруг разверзается под ногами пропасть, в которую непреодолимая сила ввергает его, не давая отступить или воротиться».

Николай не готовился к роли монарха и не желал ее для себя, но принял эту участь с покорностью солдата, которую в детские годы вбил в него генерал Ламздорф.

«Я — император, но какою ценою!»

Вопрос о наследнике повис в воздухе — информацию об отречении Константина не разглашали, и в 1825 году, когда не стало Александра, возникла неопределенность, грозившая тяжкими последствиями. Чиновников и военных стали приводить присяге Константину, монетный двор начал печать рубли с его изображением. Николай, пытаясь разрешить ситуацию, настоятельно просил брата приехать в Петербург из Варшавы, где тот являлся наместником Царства Польского.

Восстание декабристов потрясло Николая. Мятеж представителей знатных и заслуженных дворянских родов казался ему событием немыслимым и из ряда вон выходящим.

Николай, который сам едва не погиб, встретившись с повстанцами прямо на петербургской улице, не испытывал восторга от силовой ликвидации выступления. «Я — император, но какою ценою, Боже мой! Ценою крови моих подданных», — писал он брату Константину.

В советский период император Николай представлялся этаким кровавым маньяком, с упоением наслаждавшимся расправой над бунтовщиками. На деле ничего похожего — монарх максимально снисходительно подошел к государственным изменникам. По действующим законам за покушение на особу государя полагалось четвертование, за участие в подобном заговоре — повешение.

В итоге же четвертование Николай исключил полностью, а на виселицу отправили лишь пятерых наиболее активных инициаторов восстания. Но либеральные круги российского общества и это сочли страшным злодеянием.

Император Николай I на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Источник: Public Domain

Администратор на троне

Николай I тщательно изучал документы декабристов, особенно те, которые касались анализа положения в стране. Он видел болевые точки, которые требовали изменений, и, в частности, проблему крепостного права.

Но радикальные и революционные шаги в этой области он полагал вредными и опасными.

Главным способом для решения проблем Николай считал централизацию власти, выстраивание ее жесткой вертикали, администрирование всех отраслей жизни страны.

Расцвет чиновничества времен Российской империи пришелся именно на правление Николая I. Русские писатели не жалели иронически красок для изображения николаевской России, превратившейся в одну большую государственную контору.

Для осуществления задач политического сыска в июле 1826 года был создан постоянный орган — Третье отделение личной канцелярии — секретная служба, обладавшая значительными полномочиями. «Третье отделение», которое возглавил граф Александр Бенкендорф , стало одним из символов правления Николая I.

Император любил армию, но залог ее мощи видел не в своевременном перевооружении и модернизации, а в установлении жесткой дисциплины. При Николае наиболее часто стали карать «прогоном сквозь строй» — провинившегося проводили через шеренги из сотен солдат, каждый из которых наносил наказываемому удар палкой. Такое наказание, по сути, было изощренной формой смертной казни. За пристрастие к подобному виду наказания император и получил прозвище Николай Палкин.

При Николае I была проведена работа по систематизации русского права и создан «Свод законов Российской империи».

Сквозь строй, рисунок Жоффруа, 1845 год. Источник: Public Domain

Как Россия впервые слезала с «сырьевой иглы»

Практически на протяжении всего правления император занимался решением «крестьянского вопроса». Был введён запрет ссылать на каторгу крестьян, продавать их поодиночке и без земли, крестьяне получили право выкупаться из продаваемых имений. «Указ об обязанных крестьянах» и другие мероприятия царского правительства позволили при Николае I сократить долю крепостных с почти 60 процентов населения до 45 процентов. До решения проблемы в целом было далеко, но прогресс был очевиден.

Была проведена реформа управления государственной деревней, которая позволила улучшить положение государственных крестьян и, одновременно, увеличить доходы государства.

Николай I принял страну, которая на 100 процентов являлась сырьевой державой. Промышленная революция в Европе ее практически не затронула. За три десятка лет правления Николая Павловича выработка продукции на одного рабочего в русской промышленности возросла в три раза.

Объём выпуска хлопчатобумажной продукции России увеличился в 30 раз, а объём машиностроительной продукции — в 33 раза.

Доля городского населения при Николае I возросла в два раза и превысила 9 процентов.

«Не воруем лишь ты и я»

При Николае I началось строительство железных дорог общероссийского масштаба. Ему же мы обязаны более широкой колеей железной дороги по сравнению с европейской, которая сохраняется и по сей день. Монарх полагал, что унификация России не нужна, ибо не стоит создавать потенциальному агрессору удобств в части доставки войск на русскую территорию.

Успехи, однако, не могли позволить России догнать ведущие европейские страны по уровню развития. Созданная Николаем вертикаль власти, решая определенные задачи, одновременно тормозила многие перспективные начинания.

И, разумеется, столкнулся император и с таким явлением, как коррупция. Николай сделал нормой регулярные ревизии, и без жалости отправлял проворовавшихся чиновников под суд. К концу его правления счет осужденных чиновников ежегодно измерялся тысячами. Но, несмотря на жесткость монарха, ситуация не улучшалась.

«В России не воруем лишь ты и я», — с горькой иронией говорил Николай наследнику престола, будущему императору Александру II .

Николай I на строительных работах. 1853 г.

Кухарук Александр Васильевич - кандидат исторических наук, доцент Черниговского государственного института права и социальных технологий

Время правления Николая І - один из наиболее интересных и важных периодов в истории России. Его можно рассматривать и как целую эпоху(1). Изучение ее продолжает оставаться одним из приоритетных и одновременно проблемных направлений исторической науки как в современной России, так и за ее рубежами. Однако, несмотря даже на исследования последних лет, николаевская эпоха во многом остается «землей незнаемой» не только для общественности, но и для профессиональных историков(2).

Вероятно, это связано и с тем, что как ни парадоксально, но оценки данного периода характеризуются определенным единообразием, преимущественно в обобщающих трудах. Характер и причины прочности такой тенденции блестяще охарактеризованы в недавней работе М. М. Шевченко(3).

Для характеристики упоминаемой традиции, и как штрих для определения ее направленности, позволим небольшую выдержку из высокопрофессионального обобщающего исследования: «О том, как польское восстание 1830–31 гг. ускорило осознание имперской элитой военно-стратегической уязвимости России в условиях крепостного права, см. недавнюю работу: Kagan F. W. The military reforms of Nicholas I. The origins of the modern Russian army. New York, 1999. P. 209–241. Каган показывает, что тревога Николая и его ближайших советников за безопасность империи в начале 1830‑х гг.,
по сути дела, предвосхищала смятение, пережитое властью после Крымского поражения (??) «(4).

В очередной раз общественному сознанию мимоходом предлагается для закрепления мысль о крепости правящей элиты России «задним умом», о вызревании реформ из смятения перед условным «Западом». Необходимость реформирования как поземельных отношений, так и вооруженных сил, была очевидна для правительств Александра І, а затем и Николая І задолго до ноябрьского восстания в Варшаве и Русско-польской войны 1830–31 гг.(5) Естественно, что непрерывный цикл войн 1826–1831 гг. внес некоторые коррективы в представление о приоритетности тех или иных преобразований; но сами они имели органический характер, развиваясь в русле, заданном военной наукой с начала 19 в. Проблемы, связанные с реформированием Вооруженных сил, неоднократно рассматривались на заседаниях «Комитета 6 декабря», прорабатывались в Главном штабе под руководством И. И. Дибича6.

На основаниях, сформулированных после длительной предварительной работы, 1 мая 1832 года был принят «Проект образования Военного министерства». В нем нашли должное отражение основные принципы военных реформ. При этом сам «Проект» признавался примерным, то есть открытым. Исходя из представленных оснований, начались изменения собственно в отрасли военного управления(7).

План реформирования военно-сухопутного управления в соответствии с «Проектом» был изложен А. И. Чернышевым в докладной записке Николаю І от 23 июня 1832 года. Сделав краткое обозрение порядка военного управления и наметив пути его реформирования, А. И. Чернышев проводит идею о нецелесообразности сохранения в мирное время разделения военного управления на Главный штаб и Военное министерство. Это разделение, которое соответствовало и соответствует принципам военного администрирования, существовало и в мирное время после установления в 1815 году правил управления на основании «Учреждения для управления Большой действующей армией». Но вследствие недоработанности «Учреждения», спешно созданного в 1812 году, возникли различные противоречия, в частности, в области разделения прав и ответственности между начальником Главного штаба и военным министром(8).

По высочайше утвержденному «Положению» 12 декабря 1812 года, повторно подтвержденному в 1815 году, Главный штаб состоял из: начальника штаба, военного министра, генерал-фельдцейхмейстера, генерал-инспектор инженера, генерал-квартирмейстера, дежурного генерала, генерал-провиантмейстера, генерал-криг-комиссара, генерал-аудитора, генерал- и флигель-адъютантов, коменданта Императорской квартиры, генерал-вагенмейстера, генерал-инспектора медицинской части, капитана над вожатыми, обер-священника. Соответственно единообразную структуру впервые получили штабы армий и корпусов.

С 1815 года начальник Главного штаба концентрировал в своих руках ведение военных и строевых вопросов. Военный министр отвечал за военно-хозяйственную часть. Однако, будучи подчиненным начальнику Главного штаба по военным делам и стоя ниже по старшинству, военный министр имел самостоятельность в хозяйственной части, что вызывало определенное противоречие в вопросах подчиненности нижестоящих структур и делопроизводству по инспекторской части, инженерной, по части генерал-квартирмейстера и т. д. Исходя из этих соображений, А. И. Чернышев, который к 1832 году исполнял должности начальника Главного штаба и военного министра, предложил способы преобразования военного управления. В их основу была положена идея об объединении двух главных частей: чисто военной, фронтовой и хозяйственной в одном ведомстве.

Речь шла о слиянии структур Главного штаба и Военного министерства в один состав под названием или Главного штаба, или Военного министерства. Помимо этого, А. Чернышев предложил создать две канцелярии: общую и особенную для дел секретных, не относящихся к точному ведению определенных отраслей управления, о наградах, определении и увольнении, о доносах и жалобах на действия должностных лиц. Ввести новый порядок управления предполагалось путем издания указа Правительствующему Сенату, определяющего новые отношения между присутственными местами и должностными лицами(9).

Николай I внимательно изучил предложения министра. В идеях военного министра было много привлекательного, но они вызывали и определенные сомнения. Концентрация руководства всеми сухопутными силами в руках одного человека, хотя и близкого царской семье, очевидно, не могла получить безоговорочную поддержку императора, не говоря уже о его окружении. Помимо всего прочего, управление фронтовой частью и военным хозяйством требует разных личностных качеств, которые практически невозможно совместить в одном человеке. Поэтому Николай I, считавший, что наиболее удачной является коллегиальная система управления в соединении с личной ответственностью, внес свои изменения и предложил переработать проект. Император лично доработал план преобразования военного управления(10).

На основании его замечаний в концепцию А. И. Чернышева были внесены существенные изменения. Предусматривалось, что военный министр получит в ведение всю военную часть, станет докладчиком по всем частям военного ведомства. Но вся хозяйственная часть переходила в подчинение Военному совету при Военном министерстве, в том числе департаменты: артиллерийский, инженерный, комиссариатский, провиантский, медицинский, хозяйственная часть военных поселений поступали в коллегиальное управление Совета. Таким образом сохранялось разделение ответственности в фронтовой и хозяйственной частях. Военный министр председательствовал в Военном совете, хотя и не был старшим по чину. Дела совета решались большинством голосов. Наименование Главный штаб в мирное время упразднялось, но сохранялось титулирование по Главному штабу для лиц, его раньше составлявших. В случае необходимости штаб легко возрождался. Реформировалась и канцелярия при военном министре. Она делилась на части: а) хозяйственную - по делам, подлежащим ведению Военного совета; б) собственно военную при министре.

Из подчинения Военного министра выводился Аудиторат, составлявший особый департамент Военного министерства, во главе с генерал-аудитором. Причем Верховный военный суд составлялся на сходных основаниях с Военным советом из генералов по выбору. Учтя эти указания, генерал-адъютант Чернышев представил еще два доклада(11).

С 1 июля 1832 года начала действовать Комиссия по преобразованию Военного министерства, уже 11 июля был сформирован Военный совет. Ему была поручена координация хода военных преобразований. В том же году на основании «Положения 4 октября 1830 года» была создана Академия Генерального штаба(12).

О продуманности и планомерности реформ свидетельствует последовательное создание целого ряда комитетов, занятых подготовкой к реформированию различных отраслей военного хозяйства. В их числе: Комитет по преобразованию армейской пехоты, Комитет по Действующей армии, Комитет по преобразованию кавалерии(13).

Достаточно четко прослеживается стремление Николая І к максимальной унификации принципов деятельности Военного министерства с другими министерствами, но с учетом специфики военной отрасли. А. И. Чернышев должен был обратился за консультациями к М. М. Сперанскому для согласования «Наказа Военному министерству» с пределами ответственности других ветвей государственного управления. Редакционная комиссия уделила много внимания приведению «Наказа Военному министерству» в соответствие со «Сводом Законов Российской империи»(14).

После длительной работы по согласованию разных ветвей законодательства, 29 марта 1836 года был издан указ Правительствующему Сенату и утвержденные «Учреждение Военного министерства», «Общий штат министерства», «Положения о порядке производства дел в министерстве»(15).

Параграф первый «Образования Военного министерства» предусматривал, что «в порядке государственного управления, ведомству министерства Военного принадлежат все Военно-сухопутные силы, в их составлении, устройстве, продовольствии, снабжении, вооружении, размещении, движении и действии»(16).

То есть все Военно-сухопутные силы находились в ведении Военного министерства, но никак не военного министра, что нельзя не учитывать, особенно сравнивая реформы 30–40‑х годов с реформами 60–70‑х годов 19 века. Согласно параграфу 2: «Министерство составляют: 1) Главный штаб, 2) Военный совет, 3) Генерал-аудиторат; департаменты: 4) Генерального штаба, 5) Инспекторский, 6) Артиллерийский, 7) Инженерный, 8) Комиссариатский, 9) Провиантский, 10) Военных поселений, 11) Медицинский, 12) Аудиторский, 13) Канцелярия министерства. А также различные учреждения и лица, при Военном министерстве состоящие и к нему причисленные»(17).

Во главе министерства поставлены Главный штаб его императорского величества, Военный совет и Генерал-аудиторат. Налицо разделение властей и сочетание коллегиальности в управлении с принципами единоначалия, а также сохранение самостоятельности важнейших частей военного управления. В то же время, пост военного министра оставался ключевым для деятельности министерства. Именно министр председательствовал в Военном совете, был докладчиком государю по военным вопросам. Но Военный совет и Аудиторат сохранили самостоятельность в решениях в сфере своей компетенции. Лишь в случае особой позиции военного министра спорное дело представлялось для решения государю. К ведомству Военного совета стала принадлежать и разработка военного законодательства(18).

Разработка и принятие «Наказа Военному министерству», определявшего компетенцию различных частей министерства и пределы их ответственности, имели очень важное значение. Если «Учреждение Военного министерства» было принято в 1812 году, то «Наказ» не был разработан(19). В числе наиболее важных положений «Наказа» стало точное определение обязанностей военного министра. Например, отношения военного министра к Генерал-Аудиторату: «В тех же отношениях, в каких министр юстиции к Правительствующему Сенату»(20). В основном же функции министра превращались в надзирающие и контролирующие, исключая лишь круг дел, которые находились в его непосредственном ведении. Но при этом подчеркивалось: «Существо власти Военного министра основывается на началах Учреждения министерств, единственно к порядку исполнительному: никакой новый закон, никакое новое учреждение или отмена прежнего не могут быть установлены властью Военного министра»(21). Еще более жестко ограничивалось его вмешательство в область строевого управления: «При инспекции войск и мест, относящихся к компетенции главнокомандующего армии, он в случае каких‑либо беспорядков или неисправностей сносится с главнокомандующим»(22).

Становится очевидным, что военный министр, обладая значительной властью, фактически представляя высшее управление Военно-сухопутными силами, являлся лицом, по сути, исполняющим волю Императора, и осуществлял функции высшего управления только в части Военного министерства, ему непосредственно подведомственной, и в частях войск, ему непосредственно подчиненных. К ним относились 5‑й и 6‑й армейские корпуса, резервные и запасные части. В других случаях он был вынужден действовать, обращаясь к лицам, которым войска непосредственно подчинялись: главнокомандующему армией, командующим отдельными корпусами(23). Естественно, ограничивались права министра в отношении решений Военного совета, Аудитората, хозяйственной части министерства, тем более артиллерийского и инженерного департаментов(24).

Учитывая вышеизложенное, не приходится говорить о существовании излишней централизации военного управления. При такой системе управления правительство создавало управленческий баланс в Военном ведомстве, это и оптимизировало управленческие структуры, и делало практически невозможным использование кем‑либо войск для заговора или в личных целях. Ключевые полномочия по строевому управлению войсками передавались на места: главнокомандующему Действующей армией, командующим отдельными корпусами. Вероятно, под излишней централизацией военного управления в литературе обычно понимается подчинение всех достаточно самостоятельных органов Военного ведомства не министру, а лично Николаю І.

В целом, вследствие реформы начала 30‑х годов 19 века Военное ведомство получило хорошо продуманную, стройную систему администрации, соответствующую военной науке и специфике военной отрасли, согласованную как с практическими потребностями войск, так и с прочими отраслями государственного механизма.

Несмотря на то, что министр состоял докладчиком по военным вопросам, другие лица, составлявшие Военный совет, находились в достаточно близких отношениях с императором, чтобы найти возможность обратиться к нему в случае столкновения ведомственных интересов и представить дело в более выгодном для себя ключе. Тем более это касалось главнокомандующего Действующей армией И. Ф. Паскевича, командующего Гвардейским и Гренадерским корпусами, генерал-фельдцейхмейстера и генерал-инспектор-инженера великого князя Михаила Павловича - лиц, несомненно, более близких императору, чем А. И. Чернышев, а также имевших преимущества старшинства. При этом мы видим, что лишь часть функций начальника Главного штаба переходила к военному министру в мирное время, а собственно поле деятельности прежнего Военного министерства в расширенном виде перешло в компетенцию Военного Совета. Основные функции Главного штаба в мирное время переходили в ведение Главного штаба Действующей армии, Главного Штаба Гвардейского и Гренадерского корпусов, то есть приближались к органам строевого управления войсками.

С преобразованием Военного министерства на новых основаниях продолжалась работа по согласованию его деятельности с другими отраслями управления. В октябре 1836 года было принято «Положение об изменении законов»(25). С целью разделения и уточнения функций генерал-фельдцейхмейстера и Военного министерства был принят соответственный закон в 1838 году(26), а также практически аналогичное «Положение о генерал-инспекторе по инженерной части»(27). Эти ведомства традиционно сохраняли значительную самостоятельность и могли достаточно гибко реагировать на запросы войск.

Параллельно с реформой Военного министерства, как органа высшего военного управления, происходило и реформирование строевого управления, организационной структуры войск. Переформирование войск начали с крупнейшего рода войск - пехоты. В состав комитета по ее реформированию помимо лиц Главного штаба вошли начальники штабов 1‑й и Действующей армии А. И. Красовский и М. Д. Горчаков. Комитет действовал чрезвычайно оперативно и к декабрю 1832 года разработал «Проект положения о преобразовании Армейской пехоты»(28). Основу изменений определяла идея о необходимости иметь войска способные, в случае необходимости, действовать на различных театрах военных действий. Предполагалась общая унификация управления при сохранении гибкой организационной структуры. В целях экономии и повышения боеспособности предлагалось сократить количество дивизий и полков при доведении количества пехоты до штатного состава, смягчая традиционный бич Российской армии - некомплект войск и слабость боевого состава полков, при раздутых штабах и массовом отвлечении личного состава. Высвобождавшиеся от количественного сокращения управлений полков и дивизий средства направлялись на улучшение содержания войск(29).

В действующей пехоте преобразовывались отдельный Гренадерский корпус и 6 армейских пехотных корпусов, 23 пехотные дивизии. В штатный состав каждого корпуса вошли 3 пехотные дивизии. В состав Гренадерского - соответственно 1–3 Гренадерские, каждый армейский корпус состоял из трех пехотных дивизий соответствующей нумерации (например, 1‑й корпус из 1–3, 5‑й из 13–15 дивизий). В состав каждой дивизии входило две бригады. Все полки первых бригад гренадерских и пехотных дивизий, соответственно именовались гренадерскими и пехотными. Они как бы хранили традиции линейной или тяжелой пехоты. Вторые же бригады состояли из полков карабинерных в Гренадерском корпусе и егерских в пехотных корпусах, более приспособленных к действиям в рассыпном строю. Отдельный Кавказский корпус получил две дивизии, затем их число также было доведено до трех.

Пехотные полки носили красные и белые погоны, егерские светло-синие и зеленые. Количество управлений дивизий уменьшилось на 4, бригад на 30, полков на 62. Изменилась роль 22–23 дивизий. С целью унификации управления они вошли в состав Оренбургского, Сибирского корпусов и войск, в Финляндии находящихся. В эти дивизии, не имевшие полковой структуры, сводились линейные батальоны, размещенные в соответствующих регионах. В результате управления данных дивизий представляли собой территориальные органы, руководящие местными войсками, но сохранявшие общий порядок службы(30).

Одновременно реорганизовывался кадр резервных войск. При каждом из армейских корпусов формировались резервные дивизии, пребывающие в кадрированном составе и состоящие из батальонов половинного штата. В Гренадерском корпусе полки вводились 3‑х батальонного состава, в пехотных корпусах 4‑х. Колоссальная работа по переформированию пехоты, массовые перемещения войск производилось в основном в течение двух лет - 1833–1834(31).

Еще более сложную задачу представляло реформирование кавалерии, но и здесь сохранялись общие организационные принципы. Такое единство достигалось в том числе тем, что над проектом изменений по существу работала та же комиссия, только А. И. Красовский и М. Д. Горчаков с отбытием в войска заменялись графом А. Д. Гурьевым и генерал-адъютантом В. Ф. Адлербергом, что и было заранее предусмотрено(32). Преобразованию кавалерии уделялось сравнительно большее внимание, в 19 веке кавалерия по‑прежнему считалась основными мобильными ударными частями. И именно накануне реформ она находилась в тяжелом кризисе(33).

Программные положения о реформировании кавалерии можно разделить на три части. Первую часть составляют предложения по переформированию кавалерии, вторую часть - предполагаемые последствия, к которым оно должно привести, и, наконец, третью часть - непосредственные распоряжения по проведению переформирования(34).

В центре внимания при реформе кавалерии стояло повышение ее эффективности с учетом опыта войн начала века, и особенно войны 1830–1831 годов. Как и раньше, сохранялось деление кавалерии на тяжелую и легкую. Тяжелая кавалерия оставалась мобильной ударной силой и состояла из полков кирасир. Легкая кавалерия выполняла различные функции по обеспечению действий пехоты. Особое место занимали столь любимые Николаем I драгуны. По своему назначению они приближались к тяжелой кавалерии, но в николаевское время первые восемь эскадронов драгунских
полков активно готовились и к действиям в пешем строю. Все эти
обстоятельства, а также масса иных факторов несомненно не могли не учитываться при переформировании кавалерии. В результате реформ предполагали получить ее качественно новый состав. Изменялись структура, состав, численность, штаты, сокращалось большое количество штабных структур. Значительное внимание уделялось доведению до штата оставляемых в строю полков.

Переформированию подлежали 16 кавалерийских дивизий. Ликвидировались конно-егерские полки. Кирасиры, уланы, гусары получили полки 8‑эскадронного состава, драгуны 10‑эскадронного, причем 9‑й и 10‑й эскадроны драгунских полков были вооружены вместо ружей пиками и карабинами, что предполагало, что они смогут, по образцу уланских эскадронов, служить для обеспечения действий остальных эскадронов в пешем строю(35).

Позволим себе остановиться более детально на реформировании кавалерии, чтобы этим примером проиллюстрировать сложность, масштабность и продуманность реформы. Вначале рассмотрим ход переформирования драгунских дивизий, которые вошли в новый 3‑й Резервный кавалерийский корпус. На момент реформирования он находился в Поднепровье и Центрально-Черноземном районе.

Для приведения 1‑го Московского драгунского полка в штатный состав на квартиры в окрестности г. Ромны направлялись: 1‑й дивизион и запасной эскадрон упраздняемого Северского конно-егерского полка, 5‑й эскадрон Тираспольского конно-егерского полка, и наконец, ½ запасного эскадрона Польских улан. Маршруты переброски составляли от 146 до 218 верст. Сходные расстояния приходилось преодолевать частям, запланированным для приведения в новый штат других полков 1‑й драгунской дивизии: 2‑го Каргопольского, 3‑го Кинбурнского, 4‑го Новороссийского. Из них в более сложном положении находился Новороссийский полк. Если до своих новых квартир в Пирятине 1‑му дивизиону упраздняемого Нежинского конно-егерского полка и его запасному эскадрону было каких‑то 152 версты, то 5‑й эскадрон Арзамасского полка должен был преодолеть 328 верст(36).

По принятым нормам переброски войск, все преобразование занимало от недели до двух. Переходы планировались от 18 до 35 верст в день, при 2 дневках на 5 дней марша. В то же время части 2‑й Драгунской дивизии, находившиеся в районе Оскол-Короча-Белгород-Вилуйки, имели больше времени на переформирование.

К примеру, для переформирования 6‑го Александра Герцога Вюртембергского драгунского полка, размещенного в Короче, назначался не только 3‑й дивизион короля Вюртембергского полка, который находился за 94 версты в Тиме, но и 6‑й эскадрон Татарского уланского полка, базировавшегося за 525 верст в Киевской губернии(37).

Еще более сложную техническую задачу представляло создание по новому штату семи легких кавалерийских дивизий, которые включались в состав Гренадерского и формируемых Пехотных корпусов нового состава. Так, в состав легкой кавалерийской дивизии 1‑го Пехотного корпуса включались Сумской и Клястицкий гусарские, Санкт-Петербургский и Курляндский уланские полки.

Если 2‑й Клястицкий гусарский полк перемещался всего лишь из Вилькомира в Россиены за 120 верст, то направленный в его состав 1‑й дивизион Черниговского конно-егерского полка должен был из Кременчуга преодолевать 1144 ½ версты походным порядком. В куда худшем положении находились уланские полки. Так, Санкт-Петербургские уланы, осуществив переход из Бердичева в Паневеж в 812 верст, должны были одновременно принять имущество и личный состав 1‑го дивизиона Польского уланского полка, размещенного в Ставищах, откуда до Паневежа считалось 957 верст(38).

Вызывает восхищение продуманность и профессионализм плана перемещений, максимальный учет традиций реформирования полков, стремление создать равноценные сбалансированные части и соединения. Так во 2‑й Легкой кавалерийской дивизии, как и в 1‑й Легкой кавалерийской дивизии, один гусарский полк - Елисаветградский, сохраняет свое изначальное место базирования в Ленчице Царства Польского. В то же время Лубенские гусары из Паневежа, уступая свой квартирный район Санкт-Петербургским уланам, перемещаются на 670 верст к 1‑му дивизиону Иркутского гусарского полка в Петриков, включая его в состав полка(39).

Таким образом, в любой момент преобразования конницы штаб дивизии, и соответственно корпус, сохранял в своем распоряжении мобильное кавалерийское ядро, способное, хоть и временно в более ограниченном объеме, к выполнению боевых задач. Достаточно легко прослеживается и стремление к рачительному использованию имущества, к экономии средств, но при этом ни на минуту не забывается о поддержании боеспособности частей. Мы можем также говорить об определенном уравнивании проблем между руководством всех легких кавалерийских дивизий. Примерно одинаковое количество их состава перемещалось в среднем на примерно одинаковое расстояние. Хотя, несомненно, большее внимание уделялось частям в Западном регионе, объединенным в Действующую армию.

Оценивая масштаб преобразований, сложно согласиться с тезисом о каком‑то гипотетическом страхе. В течении двух лет происходило последовательное преобразование войск, значительное сокращение числа частей и соединений, что всегда приводит к временному снижению боеспособности. При переформировании кавалерии свои квартиры сменили более половины остававшихся полков и несколько сот отдельных подразделений. Такая переброска позволила уточнить оптимальные маршруты следования, провести учет имущества и конского состава, избавиться от сверхштатных вещей, что повысило мобильность войск(40).

В результате количество кавалерийских полков уменьшилось на 12, ликвидировались конно-егерские и гусарские дивизии. Уланских дивизий оставалось всего 2 в составе Резервных Кавалерийских корпусов. В связи с новой организацией армейская кавалерия как бы разделилась на 2 части. Первую часть составили легкие кавалерийские дивизии нового состава и формирования. Их штабы были организовывались на базе штабов гусарских и уланских дивизий. 1‑я бригада состояла в легкой дивизии из двух гусарских полков, 2‑я - из двух уланских. Каждая такая дивизия входила в состав армейского корпуса и принимала его номер, с первого по шестой. Седьмая дивизия была включена в состав Гренадерского корпуса. Постоянный состав дивизий, подчинение их непосредственно командиру корпуса, давали возможность наладить взаимодействие пехотных и кавалерийских частей.

Помимо этого, создавался мощный стратегический ударный кавалерийский кулак для использования на решающих направлениях - Резервные кавалерийские корпуса. В состав 1‑го и 2‑го Резервных кавалерийских корпусов вошли, соответственно, 1‑я кирасирская и 1‑я уланская дивизии, 2‑я кирасирская и 2‑я уланская дивизии. Третий корпус, как уже отмечалось, объединил 1‑ю и 2‑ю Драгунские дивизии. Впоследствии на временной основе был сформирован Смешанный кавалерийский корпус. Его образовывали 5‑я легкая дивизия и придаваемая корпусу одна из легких дивизий, ближайших от места базирования(41).

В реформировании кавалерии военные специалисты творческие развили передовые принципы организации и применения кавалерии на поле боя, сложившиеся в эпоху Наполеоновских войн, учли опыт грозной стратегической конницы Мюрата, а также продолжили традиции русской конницы.

Вызывает интерес и размещение Резервной кавалерии. Как рачительный хозяин, Николай I стремился извлечь максимальную выгоду: Резервные корпуса помещались в округа военных поселений кавалерии, которые использовались как район базирования, что было экономически целесообразно. В принципе, такое сосредоточение конницы соответствовало общему стратегическому размещению войск. Очевидно, что наиболее эффективно крупные кавалерийские массы могли использоваться на Юго-Западном и Западном направлениях.

На несколько иной основе проходило переформирование бывшего Первого Резервного корпуса. Ему снова вернули название Гвардейского Резервного кавалерийского корпуса. При его переформировании, как и при реформировании гвардейской пехоты, прежде всего учитывались особенности и традиции гвардии. К кавалерии был причислен и Жандармский полк, состоявший из 6 действующих и одного резервного эскадрона(42).

Как отмечалось выше, с принятием положения 1 марта 1833 года началась громадная работа по переформированию и передвижению полков. Она осуществилась в основном к весне 1834 года. Лишь на некоторое время переформирование 2‑й и 3‑й легких дивизий было задержано обострением весной 1833 года ситуации в Польше(43). Общим местом в работах военных специалистов 19 века стало уважительное отношение к российской кавалерии эпохи Николая І после преобразования начала 1830‑х годов, они считали, что ни до этого времени, ни впоследствии кавалерия не поднималась до такого уровня. Позволим себе цитату: «Вообще нужно сказать, что в 30‑летнее царствование императора Николая конница была доведена до высокой степени совершенства его личными трудами. Что только было в его силах, то он сделал для своей армии»(44).

Вслед за пехотой и кавалерией подверглась переформированию и вся артиллерия. Ее переформирование началось с осени 1833 года. Происходило как бы наращивание потока преобразований. В то же время заметна последовательность в том, как начиналось реформирование: пехота → кавалерия → артиллерия. Это давало возможность контролировать ход процесса, учитывать приобретенный опыт. Однако завершение реформирования строевой части войск завершилось практически одновременно.

В результате преобразования артиллерии получилось семь корпусов (Гренадерский и шесть Пехотных). Полевая артиллерия в свой состав включала артиллерийскую дивизию из 3‑х артиллерийских бригад. Они придавались пехотным и гренадерским дивизиям. Батареи приводились в 8‑орудийный состав. Но если каждая артиллерийская бригада в Гренадерском корпусе состояла из 2‑х батарейных батарей и 2‑х легких батарей, резервной батареи и Подвижного парка, то в пехотных корпусах такой состав имели только первые бригады. Вторые и третьи бригады получили одну батарейную и 3 легких батареи(45).

Всего пешая полевая артиллерия, исключая кавалерийские корпуса, получила 31 батарейную батарею и 54 легких батареи, объединенные в 21 бригаду и 7 артиллерийских дивизий(46). К ним организационно примыкала 19‑я артиллерийская бригада, изначально сформированная для Войск в Финляндии находящихся и не входившая в состав артиллерийских дивизий. Всего в полевую пешую артиллерию вошло 132 батареи с 704‑мя орудиями и 22 подвижных запасных парка(47).

Достаточно мощная артиллерия придавалась коннице. При каждой из семи легких кавалерийских дивизий состояло по 2 легкие батареи,три Резервных кавалерийских корпуса получили 4 батарейные и 8 легких батарей, 9 батарей половинного состава вышли в конно-артиллерийский резерв. Всего конная артиллерия объединяла 35 батарей с 280 орудиями. Батареи конной артиллерии в бригады не сводились(48).

Отличный от других состав получила артиллерия Гвардейского корпуса. Каждая пешая бригада состояла из двух батарейных и одной легкой батареи, всего 6 батарейных и 3 легкие батареи с 72 орудиями. Гвардейскую кавалерию должны были поддерживать батарейная и 3 легких батареи - 32 орудия. Всего гвардейская артиллерия в мирное время состояла из семи батарейных, шести легких, трех резервных батарей, получивших в свой состав 104 орудия(49).

С общеармейской унифицировалась и организация артиллерии отдельного Кавказского корпуса. Но в составе его артиллерийской дивизии кроме четырех батарейных и восьми легких батарей с 96 орудиями в боевой состав приводились 3 резервные батареи, 2 из которых вооружались горными орудиями(50).

Всего в штатный состав артиллерии: полевой, конной, гвардейской, Отдельного Кавказского корпуса - мирного времени, предназначалось 195 батарей с 1208 орудиями. Организационно они сводились в 8 артиллерийских дивизий и 25 бригад(51). В то же время создавалась стройная система подготовки специалистов для артиллерии. Существующие резервные батареи давали возможность наращивать мощь русской артиллерии в случае необходимости. Проводилась большая работа по унификации калибров и улучшению снабжения войск боезапасами.

Таким образом, в результате переформирования и реформирования войск в российской армии окончательно утвердилась корпусная система. Корпуса, введенные в организационную структуру накануне войны 1812 года, получили стабильный состав, объединили в своем составе пехотные, кавалерийские и артиллерийские дивизии, различные части и учреждения, подлежащие ведению штаба корпуса. Пехотные корпуса превратились в мощные формирования с постоянным составом. Они имели возможность самостоятельно действовать на театре военных действий, упрощая руководство со стороны Главного штаба(52).

Одновременно подвергались реорганизации резервные и запасные части. Также принимались меры к созданию кадров Государственного подвижного ополчения(53). Численность необходимых резервных частей на случай войны определялась в 186 батальонов и 88 эскадронов(54).

Впервые в русской истории в 1834 году заблаговременно предусматривалось, на случай европейской войны, создание в мирное время Действующей армии, в составе Гренадского и трех пехотных корпусов, поддерживаемых 1–2 Резервными кавалерийскими корпусами, снабженных мощной артиллерией. Считалось, что для выполнения союзнических обязательств и для первого эшелона достаточно 180 батальонов, штатной численностью 170 тысяч пехоты, 256 эскадронов в составе 35 тысяч кавалеристов, поддержанных 160 тяжелыми и 384 легкими орудиями, из расчета 2,65 орудия на 1000 человек. Общая численность такой армии достигла бы 225–250 тысяч(55).

Создание резервов стало возможным в результате появления значительного количества отпускных нижних чинов. С принятием 30 августа 1834 года «Правил о бессрочно-отпускных» срок службы в армии определялся в 20 лет, в гвардии в 22 года. При этом служба в действующих войсках составляла 15 лет, с переводом в резерв на 5 лет при условии беспорочной службы. Нижние чины увольнялись в бессрочный отпуск в гвардии на 2 года, а в армии на 5 лет, после чего выходили в отставку(56). Были приняты решительные меры по улучшению снабжения войск, их расквартированию(57).

В целом по продуманности, планомерности, масштабу в истории России сложно найти аналог реформам николаевского времени, в том числе концентрированным преобразованиям армии 1831–1836 годов. В то же время вся военная политика Николая І заслужила следующей оценки специалиста: «Вообще русская армия за его 30‑летнее царствование сделала огромные шаги вперед. Европейские формы, которые до него казались как бы только наружно приклеенными, вошли при нем в плоть и кровь русской армии, и если борьба, разыгравшаяся в последние годы его царствования против
четырех держав, и не окончилась успешно, то самая продолжительность ее, в сущности незначительный для союзников результат доказывают качества и значение мероприятий этого незабвенного государя, который жил только для своей страны и для своей армии»(58).

_______________________
1. Гершензон М. О. Эпоха Николая I. М., 1911; Пресняков А. Е. Апогей самодержавия. Николай I. Л., 1925; Schieman Tr. Geschichte Russlands unter Kaiser Nikolaus I. Berlin: 1908-1913. Bd. I-III.; Николаевская эпоха // Император Николай I. М., 2002. С. 31-47.
2. См.: Выскочков Л. В. Император Николай I. Человек и Государь. СПб., 2001. С. 74-135; Филин М. Д. На возвращение великого Государя // Император Николай Первый. М., 2002. С. 5-30.
3. Шевченко М. М. Историческое значение политической системы императора Николая I: новая точка зрения // ХIХ век в истории России: Современные концепции истории России ХIХ века и их музейная интерпретация / Труды ГИМ. Вып. 163. М., 2007. С. 281-302.
4. Миллер А. И., Долбилов М. Д. От конституционной хартии к режиму Паскевича // Западные окраины Российской империи. М., 2006. С. 119.
5. См. Мироненко С. В. Страницы тайной истории самодержавия. М., 1990.
6. Сборник Российского исторического общества. Т. 98.
7. ПСЗ II. Т. VII. N 5318. Проект образования Военного министерства; Проект образования Военного министерства. СПб., 1832.
8. Учреждение для управления Большой Действующей армии. СПб., 1812. Ч. 1–4.
9. Столетие Военного министерства. Приложение к Т. 2. СПб., 1902. Приложения 1–2.
10. Там же. С. 57–60.
11. Там же. Приложение 3–4.
12. ПСЗ II. Т. V. № 3975. Положение о Академии Генерального штаба.
13. РГВИА. Ф. 38. Оп. 4. Д. 9. Л. 2–28 (О переформировании армейской пехоты); Ф. 14014. Оп. 1. Д. 16. Л. 4–12 (О составе армии…); Ф. 38. Оп. 4. Д. 52. Л. 1-1об. (О переформировании кавалерии…)
14. Журнал министерства юстиции. № 1. СПб., 1916. С. 233–245.
15. ПСЗ II. Т. XI. № 9038. Учреждение Военного министерства. СПб., 1836.
16. Там же. П. 1.
17. Там же. П. 2.
18. Там же. П. 5.
19. Там же. П. 425–445.
20. Там же. П. 443.
21. Там же. П. 556.
22. Там же. П. 563.
23. Там же. П. 641.
24. Там же. П. 583, 639, 572, 712–713.
25. ПСЗ II. Т. XI. № 9038. Положение об изменении законов.
26. Там же. № 11170.
27. Там же. № 11171.
28. ПСЗ II. Т. VIII. № 5943. Положение о преобразовании армейской пехоты.СПб., 1833.
29. РГВИА. Ф. 38. Оп. 4. Д. 9. Л. 3–47. (О преобразовании пехоты).
30. ПСЗ ІІ. Т. VIII. № 5943. П. 1–12.
31. РГВИА. Ф. 38. Оп. 4. Д. 9. Л. 48–117.
32. РГВИА. Ф. 38. Оп. 4. Д. 52. Л. 1–1 об. (О преобразовании кавалерии).
33. Брикс Г. История конницы. Кн. 2. М., 2001. С. 249.
34. РГВИА. Ф. 38. Оп. 4. Д. 52. Л. 1–1 об.
35. Там же. Л. 2–9 об.
36. Там же. Л. 21–21 об.
37. Там же. Л. 21 об.–31 об.
38. Там же. Л. 32–32 об.
39. Там же. Л. 32–34.
40. Там же. Л. 50–224.
41. ПСЗ II. Т. VIII. № 6065. П. 1–23. Положение о преобразовании кавалерии.
42. ПСЗ II. Т. VII. № 5383. О преобразовании гвардейской кавалерии.
43. РГВИА. Ф. 38. Оп. 4. Д. 52. Л. 223–226 об.
44. Брикс Г. Указ. Соч. С. 268.
45. РГВИА. Ф. 38. Оп. 4. Д. 22. Л. 1–96 об. (О переформировании артиллерии в 1833–1834 гг.)
46. Там же. Л. 2 об.–4.
47. Там же. Л. 2–4 об., 12–15.
48. Там же. Л. 3, 15–17 об.
49. Там же. Л. 1–1 об.
50. Там же. Л. 4–4 об.
51. Подсчитано на основании: РГВИА. Ф. 38. Оп. 4. Д. 22.
52. РГВИА. Ф. 38. Оп. 4. Д. 29. О новом составе армии.
53. См.: Ливчак Б. Ф. Народное ополчение в Вооруженных силах России, 1806–1850. Свердловск, 1961.
54. РГВИА. Ф. ВУА. Д. 18027. Л. 157–227.
55. РГВИА. Ф. 38. Оп. 4. Д. 29; Д. 22. Л. 19–19 об.
56. ПСЗ II. Т. IX. № 6864. Положение о бессрочноотпускных нижних чинах.
57. РГВИА. Ф. 38. Оп. 4. Д. 26. Л. 1–12 (Об округах продовольствия войск).
58. Брикс Г. Указ. Соч. С. 250.

Беседа с доктором филологических наук, специалистом по наследию императора Николая I

Ещё недавно в школьных учебниках можно было прочитать памфлетное прозвище этого царя - Николай Палкин. Появление в печати положительных оценок императора Николая I было исключено. Между тем Пушкин писал: «Нет, я не льстец, когда царю хвалу свободную слагаю». При этом государя с «оловянными глазами» (ими нас пугают чуть реже, чем сталинскими усами) объявляли чуть ли не убийцей великого поэта.

А вот Загоскин в «Москве и москвичах»: «Вы посмотрели бы на Кремль тогда, как загудит наш большой колокол и русский царь, охваченный со всех сторон волнами бесчисленной толпы народа, пойдёт через всю площадь свершать молебствие в Успенском соборе.
– Как? – прервал Дюверние. – Да неужели ваш государь идёт по этой площади пешком при таком стечении народа?.. – Да, да, пешком; и даже подчас ему бывает очень тесно. – Что вы говорите!.. Но, вероятно, полиция?..– Где государь, там нет полиции. – Помилуйте! Да как же это можно?.. Идти посреди беспорядочной толпы народа одному, без всякой стражи… – Я вижу, господа французы, – сказал я, взглянув почти с состраданием на путешественника, – вы никогда нас не поймёте. Нашему царю стража не нужна: его стража весь народ русский».
Да, это был император, катавшийся с горки с мальчишками, повсюду шествовавший без охраны. Больше таких не было. Вскоре после смерти Николая Павловича самодержавная идиллия рассыпалась.
Николай I провёл не меньше реформ, чем его сын, заложил основы индустриального развития империи. Но всеми силами сохранял политическое спокойствие. Был ли тут тупик?

– Борис Николаевич! Наш герой не был старшим сыном императора Павла, в юности у него было немного шансов занять престол. Готовился ли он к царскому служению?

– Непосредственно к царскому служению он никогда не готовился, но был готов к нему, поскольку с младых ногтей руководствовался священными для него понятиями «долг» и «служение». В одном из писем он писал: «Долг! Да, это не пустое слово для того, кто с юности приучен понимать его так, как я. Это слово имеет священный смысл, перед которым отступает всякое личное побуждение, всё должно умолкнуть перед одним чувством и уступать ему, пока не исчезнешь в могиле. Таков мой лозунг».

– И вот – старшие братья, Александр и Константин, по разным причинам уступают ему дорогу к трону… Начало царствования Николая I связано с драматическими событиями русской истории. Как вы оцениваете декабристское движение? Как соотносились в нём разрушительные и патриотические мечтания русского дворянства?

– В основе увлечённости декабристов новыми идеями и их возможным приспособлением к русской действительности лежали благородные побуждения, они мечтали уничтожить «разные несправедливости и угнетения» и сблизить сословия для роста общественного благоденствия. Примеры засилья иностранцев в высшей администрации, лихоимства, нарушения судопроизводства, бесчеловечного обращения с солдатами в армии, торговля крепостными волновали возвышенные умы молодых дворян, воодушевлённых патриотическим подъёмом 1812 года.

Вместе с тем «великие истины» свободы, равенства, чести, необходимые для блага Отечества, ассоциировались в сознании декабристов лишь с республиканскими учреждениями и европейскими социальными формами, которые они в теории механически переносили на русскую почву, стремясь «пересадить Францию в Россию». Отвлечённость и умозрительность такого перенесения заключались в том, что оно осуществлялось без соотнесённости с историческим прошлым и национальными традициями, веками формировавшими духовные ценности, психологический и бытовой уклад русской жизни. Искренние упования декабристов на форсированное изменение сложившегося строя, на правовой порядок, как на панацею от всех бед, вступали в объективное противоречие с их благородными намерениями. Ибо в стратегической перспективе они открывали дорогу развитию далёких от благородства меркантильных эгоистических отношений, возрастающей нивелировке народов и культур России, снижению духовных запросов личности, диктатуре денежного мешка.

– Неужели Николай Павлович лучше знал Россию?

– По своему духу, воспитанию и воспринятым традициям Николай I чуждался «общей заразы своекорыстия», путей «коммерческих народов», господства эгоцентрических страстей, отрывающих права человека от его долга и обязанностей. Из материалов следствия над декабристами он узнавал, что они были крайне разобщены не только с правительством, но и с народом. Более того, их преобразовательские планы, обернувшиеся военным переворотом, таили в себе, по позднейшему выражению А.И. Герцена, «зародыш и умственный центр грядущей революции».

Действительно, в неотчётливые планы внедрения в России представительного правления в форме то ли конституционной монархии, то ли швейцарской или американской республики активно просачивались мотивы истребления царской фамилии или расчленения России. Обсуждались (хотя многими и отвергались) и практические методы, знакомые грядущим поколениям не только по роману Достоевского «Бесы». Так, Якубович, готовый убить императора, предлагал отворить кабаки для черни, взбунтовать солдат и мужиков, напоить их водкой, а затем направить эту «смесь» на Зимний дворец и предать разграблению богатые кварталы Санкт-Петербурга. В случае же неудачи вырабатывался вариант поджога столицы и отступления к Москве для соединения с Южной ассоциацией. Пестель, не одобрявший революций снизу и размышлявший о предотвращении их последствий, вынашивал не менее радикальные планы: установить десятилетнюю диктатуру, отвлечь народ завоевательными войнами, завести жандармов в тридцать раз больше, чем при самодержавии Николая I, и таким образом продвигаться к «цивилизованному обществу».

– Пушкин писал о Николае I: «Тому, кого карает явно, / Он втайне милости творит». Не о русском ли это дворянстве? Ведь можно предположить, что император спас его от революционного истребления!

– В то же время Пушкин называл декабристов «лучшим цветом» поколения. В этом сложность эпохи.

– Декабристов всегда романтизируют. А деяния царя не известны широкой публике. Хотя чего стоит история пушкинского стихотворения «Герой»…

– Пушкин был восхищён абсолютным бесстрашием императора во время холерной эпидемии в Москве 1830 года. Презирая опасность, царь посещал холерные палаты в госпиталях, приказывал устраивать в разных частях города новые больницы и создавать приюты для детей, лишившихся родителей, лично отдавал распоряжения о денежной и продовольственной помощи беднякам, постоянно появлялся на улицах, дабы поднять упавший дух жителей. Ободрённые москвичи стали охотнее соблюдать меры безопасности и соревноваться в пожертвованиях. Именно решительные и мужественные поступки Николая I и вдохновили Пушкина на стихотворение «Герой», где рассказывается о смелости и милосердии Наполеона, будто бы посетившего чумный госпиталь в Яффе, и намекается на приезд царя в Москву. «Каков государь? молодец!» – писал поэт Вяземскому.

– Который в те годы был настроен куда более фрондёрски, к самодержавию относился скептически. И в отличие от Пушкина не приветствовал укрепления царской власти. В охранителя самодержавия Вяземский превратится ближе к концу правления императора… За время царствования Николая I по Европе прокатились две революционные волны. Какую концепцию развития российский император противопоставил революционерам?

– Николай I стремился строго следовать легитимистским принципам Священного союза. Как известно, этот политико-мистический союз европейских монархий был создан на Венском конгрессе 1815 года для проведения христианской политики. Государства обязывались «руководствоваться не иными какими-либо правилами как «заповедями сея святыя веры, заповедями любви, правды и веры», а также подавать друг другу пособие, подкрепление и помощь, как братья и соотечественники».

Революционный взрыв во Франции, устранивший в 1830 году с политической арены Карла Х, воспринимался царём как вызов «старому порядку». Тогда же революционным путём была обретена независимость Бельгии, также признанная европейскими государствами. Становилось ясно, что члены Священного союза отнеслись достаточно свободно к установленным ранее соглашениям и манипулировали ими в собственных стратегических целях и дипломатических манёврах. Тем не менее под впечатлением названных переворотов и польского восстания 1830–1831 годов Россия, Австрия и Пруссия в 1833 году заключили договор, подтверждавший Венские принципы 1815 года. В результате Россия обязывалась вмешиваться в европейские дела и «поддерживать власть везде, где она существует, подкреплять её там, где она слабеет, и защищать её там, где на неё открыто нападают».

После заключённых соглашений русский царь оказался в сложном положении. Когда в феврале 1848 года вспыхнула очередная революция во Франции, он говорил в своём манифесте о разлитии «мятежа и безначалия» в сопредельной Германии и об их угрозе Австрии, Пруссии и «Богом нам вверенной России». Николай I преувеличивал опасность для России европейских революций и под влиянием неискренней и недальновидной дипломатии своего министра иностранных дел Нессельроде чересчур доверял и помогал своим европейским союзникам, которые таковыми по сути не являлись.

– Идеологические бои происходили и внутри империи. Можно ли назвать крепостническую систему рабством или это публицистическое преувеличение? Как развивалась общественная дискуссия о крепостном праве при Николае I?

– Крепостническая система в России отличалась от классического рабства в тотальном и строгом смысле этого понятия, поскольку она носила подвижный характер, постоянно уточнялась и изменялась, наполнялась национальным своеобразием и индивидуальными отношениями. В рамках правительственной опеки постепенно запрещалось продавать крепостных на публичных торгах с раздроблением семей, дарить их или платить ими частные долги, отдавать на заводы и ссылать в Сибирь по своему усмотрению. Помещики получили право отпускать дворовых на волю без земли по обоюдному договору, а крепостные – право выкупа на свободу при продаже имений. Дворянам, не имевшим имений, запрещалось покупать крестьян без земли, а последним с согласия помещиков разрешалось приобретать недвижимую собственность.

Николай I хорошо понимал основополагающее значение для России крестьянского вопроса и осознавал не только нравственную несовместимость крепостного права с православными и самодержавными принципами, но и его экономическую нецелесообразность. Ведь сдерживались хозяйственная инициатива, промышленное и торговое кровообращение. Ему приписывали следующие слова: «Я не хочу умереть, не совершив двух дел: издания свода законов и уничтожения крепостного права». Царь полагал, что «сделаться вещью» человек мог лишь «хитростью и обманом с одной стороны и невежеством – с другой». За годы его правления было создано одиннадцать секретных комитетов по освобождению крестьян и принимались частные меры по ограничению их личной зависимости.

– Известен афоризм Николая I: «Я смотрю на человеческую жизнь как на службу, ибо каждый служит». На мой взгляд, это куда более мудрый принцип, чем демократические спекуляции. Служба, дело, а не политическое кокетство, не конкуренция компроматов и демагогии. Удалось ли ему создать эффективную административную систему? Каковы были её плоды?

– Ход жизни требовал грамотных чиновников, инженеров, агрономов, врачей, учителей, и правительство Николая I откликалось на эти требования, развивая широкую сеть начальных, средних учебных заведений. Количество гимназий в эти годы значительно увеличилось, а число учащихся в них почти утроилось. В Петербурге был восстановлен Главный педагогический институт, открыто Высшее училище правоведения для подготовки юристов, а Технологический институт выпускал инженеров. Начали работу Строительный, Земледельческий, Межевой институты в Москве…

На период правления Николая I приходится строительство половины всей сети шоссейных дорог, проектировавшихся в России до 1917 года, а также железнодорожного сообщения от Петербурга до Царского Села и до Москвы. На Волге и Балтике появились первые пароходы, мануфактуры стали заменяться фабриками с современным оборудованием.

Вместе с тем в административной системе Николая I росли противоречия, расшатывающие её изнутри. Вслед за Карамзиным он прекрасно осознавал огромную роль не формальных учреждений, а умных, честных и без лести преданных людей. Тем не менее его правительству не хватало вкуса и умения использовать таких людей, а легче жилось и думалось среди пусть порою и морально несостоятельного, но привычного казённого верноподданничества.

Кризис доверия со стороны официальной власти наглядно проявился в запрещении журнала «Европеец», созданного в начале 30-х годов Иваном Киреевским, который отличался глубоким умом и душевной чистотой, благородством натуры и пониманием собственного призвания. В число неблагонадёжных одно время попадал даже воспитатель цесаревича Жуковский. Славянофилы, бывшие естественными союзниками, сделались врагами, которых московский военный генерал-губернатор Закревский называл «красными» и «коммунистами». Особенно наглядно своеобразная кадровая глухота императора проявилась в отстранении от активной деятельности генерала Ермолова, подозревавшегося с подачи чиновников в нелояльности к нему.

Между царём и народом постепенно образовалось мощное средостение бюрократии, становившейся самостоятельной силой. Это сковывало здоровые силы нации.

– Но главные удары император получил не от внутренних революционеров, а от внешних союзников. Как вышло, что Австрия, которая распалась бы, если бы не помощь России и её императора, заняла антироссийскую позицию в 1850-е годы? Почему Россия осталась в одиночестве против «объединённой Европы»? Можно ли говорить о роковых ошибках русской дипломатии в этот период?

– Поддержка Россией национально-освободительного движения народов Балканского полуострова, её возросший авторитет у южнославянских народов, укрепление позиций в Константинополе, расширение морской торговли не могли не беспокоить западную дипломатию и подспудно предуготавливали неизбежные предпосылки грядущей Крымской войны, которая станет последним актом царствования Николая I. И когда в конце 40-х гг. XIX века вновь обострились противоречия интересов европейских стран на Ближнем Востоке при параллельном развитии национально-освободительного движения на Балканах, Николаю I не удалось избрать сбалансированную политику в решении восточного вопроса и в реакции на политические катаклизмы Запада.

Следуя духу и букве предшествующих конвенций, царь отправил в марте 1849 года русские войска для подавления венгерского восстания против законного правительства Австрии. Однако вскоре ему пришлось убедиться в неискренности и своеобразной «благодарности» союзников, когда Австрия и Пруссия объединились с Англией и Францией, чтобы при удобной возможности ослабить государственную мощь России и нанести ей военное поражение. После закулисных переговоров с европейскими дипломатами турецкое правительство объявило войну России, против которой вскоре объединились все западные страны и партии. В проклятиях самодержавию польские эмигранты вставали под турецкие знамёна, венгерские революционеры смыкались с австрийским императором, Маркс и Энгельс находили общий язык с Наполеоном III и Пальмерстоном.

– К какому самодержавию стремился Николай? Правомерно ли считать, что с неизбежным усилением буржуазии расшатывались основы православия, самодержавия, народности?

– О том, к какому самодержавию стремился Николай I, можно судить по его обращению к своему наследнику: «Дай Бог, чтобы мне удалось сдать тебе Россию такою, какою стремился я её поставить: сильной, самостоятельной и добродающей – нам добро, никому зло». Для этого и должно было служить уваровское триединство православия, самодержавия и народности, истоки которого можно усматривать в «Записке о древней и новой России» Карамзина.

Идеальные задачи в единстве православия, самодержавия и народности изнутри ослаблялись их несовершенным воплощением, недостатками складывавшейся административной системы. К тому же неизбежное усиление буржуазии направляло неуклонный ход истории новейших народов, говоря словами Н. Тургенева, по «грязной дороге» эгоизма и корысти, расшатывало духовные основы жизни.

– Появилась ли уже при Николае I та дьявольская сила, которая займётся террором при его сыне? И каковы причины её появления?

– Терроризм как таковой в России проявился всё же позже – весной 1862 года, когда Пётр Заичневский составил прокламацию «Молодая Россия», в которой террор открыто представлялся средством достижения социальных и политических преобразований. 4 апреля 1866 года прозвучал выстрел Каракозова. В 1869 году сформировалась нелегальная организация «Народная расправа» во главе с Нечаевым.

В николаевское царствование такое трудно было вообразить. Но в его последние годы уже ощущалась и постепенно набирала силу нигилистическая атмосфера, которая проявилась и в деятельности кружка Петрашевского и логика которой прослежена Достоевским в «Бесах». По его убеждению, нечаевщина стала результатом отречения дворянства и западнической интеллигенции от православия и самобытного развития, слепой веры в «новые идеи» безотносительно понимания противоречий человеческой природы.

– Среди великих русских мыслителей и писателей были и поклонники, и противники Николая Павловича. Чьё мнение для вас особенно дорого? Кто определил историческую репутацию этого императора?

– Я думаю, что наиболее точно лейтмотивы деятельности и особенности личности Николая I выразил философ Вл. Соловьёв, откликнувшийся на 40-летие со дня его кончины: «Могучий Самодержец, которого сегодня благочестиво поминает Русское царство, не был только олицетворением нашей внешней силы. Если бы он был только этим, то его слава не пережила бы Севастополя. Но за суровыми чертами грозного властителя, резко выступавшими по требованию государственной необходимости (или того, что считалась за такую необходимость), в императоре Николае Павловиче таилось ясное понимание высшей правды и христианского идеала, поднимавшее его над уровнем не только тогдашнего, но и теперешнего общественного сознания…

Кроме великодушного характера и человеческого сердца в этом «железном великане», – какое ясное и твёрдое понимание принципов христианской политики! «Мы этого не должны, именно потому, что мы – христиане» – вот простые слова, которыми император Николай I «опередил» и свою и нашу эпоху, вот начальная истина, которую приходится напоминать нашему обществу!»

Однако в историческом процессе возобладали оценки революционных демократов, называвших правление Николая I периодом мрачной реакции и безнадёжного застоя, когда повсюду воздвигались деспотический произвол, казарменный порядок и кладбищенская тишина. Укротитель революций, жандарм Европы, тюремщик декабристов, неисправимый солдафон, «исчадие мундирного просвещения», «удав, тридцать лет душивший Россию» – таковы типичные стереотипы, докатившиеся до наших дней. Увы…

– Пришла ли пора уважительно исследовать деятельность императора Николая I, в том числе и опыт поражений?

– Внушительная фигура этого императора достойна уважительной памяти. Хочется верить, мы больше не станем вычёркивать его из контекста «золотого века» нашей культуры.

Беседу вел Арсений Замостьянов

Тарасов Борис Николаевич – ректор Литературного института, доктор филологических наук, специалист по наследию императора Николая I

Мундир чиновника военного ведомства

Российский военный мундир за всю свою историю претерпел множество изменений, усовершенствований и нововведений. Это было связано с волей правителя, изменением идеологии, влиянием западноевропейской военной моды.

Большинство российских императоров были приверженцами военной моды Западной Европы, поэтому русский военный мундир часто был схож с мундирами других европейских армий. И только император Александр III придал военному мундиру вид национальной одежды.

Допетровская эпоха

В России до конца XVII в. постоянных войск почти не было, поэтому не было и военной униформы. Дружины князей были одеты в ту же одежду, что и мирные жители, прибавлялись только доспехи.

Правда, некоторые князья для своей дружины приобретали иногда единообразную одежду, но это были единичные случаи.

Правительство царя Михаила в 1631 г., ожидая войны с Польшей, отправило в Швецию полковника Александра Лесли для найма 5000 солдат-пехотинцев.

В XVII в., в царствование Алексея Михайловича, были образованы «Полки иноземного строя» – воинские части, сформированные из «охочих» вольных людей, казаков, иностранцев и других, позже и из даточных людей по образцу западноевропейских армий.

Первой унифицированной военной формой на Руси можно считать одежду стрелецких полков. Они появились в XVII в.

Стрельцы

Стреле́ц – служилый человек; всадник или пехотинец, вооружённый «огненным боем». Стрельцы в России составили первое регулярное войско.

Стрелецкие полки имели единообразную и обязательную для всех парадную форму («цветное платье»). Она состояла из верхнего кафтана, шапки с меховым околышем, штанов и сапог, цвет которых (кроме штанов) регламентировался в соответствии с принадлежностью к определённому полку.

Кафта́н – верхняя мужская одежда.

Общее в оружии и одежде всех стрельцов:

• перчатки с крагами коричневой кожи;
• в походе дуло пищали или мушкета закрывалось коротким кожаным чехлом;
• бердыш носился за спиной через любое плечо;
• поверх поясного ремня одевался кушак;
• на походном кафтане не было петлиц;
• внешним отличием старших офицеров («начальных людей») были шитое жемчугом изображение короны на шапке и посох, а также горностаевый подбой верхнего кафтана и опушка шапки (что указывало на высокородное княжеское происхождение).

Парадная форма одевалась только в особые дни: во время главных церковных праздников и при проведении торжественных мероприятий.

Повседневно и в военных походах использовалось «носильное платье», имевшее тот же покрой, что и парадная форма, но сделанная из более дешевого сукна серого, чёрного или коричневого цвета.

С. Иванов «Стрельцы»

Стрелецкие полки в период борьбы за власть выступили против Петра I и были им репрессированы. Форму европейского образца в России ввел Петр I, в основном позаимствовав её у шведов.

Эпоха Петра I

Пётр I создал регулярную армию на основе «Полков иноземного строя», существовавших ещё в период царствования его отца, и стрелецких частей. Армия комплектовалась на основе рекрутской повинности (также до середины XVIII в. сохранялась обязательная служба дворян). Пётр от своих предшественников унаследовал армию, уже приспособленную для дальнейшего переустройства. В Москве находились два «выборных» полка (Бутырский и Лефортовский), которыми командовали «иноземцы» П. Гордон и Ф. Лефорт.

В своих «потешных» сёлах Пётр устроил два новых полка: Преображенский и Семёновский, полностью по иноземному образцу. К 1692 г. эти полки были окончательно обучены и составили 3-й Московский выборный полк во главе с генералом А. М. Головиным.

Офицер лейб-гвардии Семёновского полка с 1700 по 1720 г.

Поначалу офицерская форма петровской армии ничем не отличалась от солдатской. Потом ввели «командирский знак отличия» – офицерский шарф. Эта деталь была позаимствована у шведов, за исключением расцветки, которая воспроизводила цвета российского флага. По правилам шарф одевался через правое плечо и завязывался у левого бедра, но наши офицеры приспособились носить его вокруг пояса – в бою так было удобнее. Петровский шарф с изменениями дожил до современности – в виде парадного офицерского пояса.

Гренадер пехотного полка с 1700 по 1732 г.

Вооружение каждого солдата состояло из шпаги с портупеей и фузеи. Фузея – ружьё, замок фузеи был кремневый; на фузею насаживался в нужных случаях багинет – пяти- или восьмивершковый трёхгранный штык. Патроны помещались в кожаных сумках, прикреплённых к перевязи.

Каптенармус и Подпрапорщик Мушкетерских рот Пехотного полка с 1763 по 1786 г.

Каптенармусы и сержанты вместо фузеи были вооружены алебардами – топорами на трёхаршинном древке.

Сержант Пехотного полка с алебардой с 1700 по 1720 г.

Одна из рот в каждом полку называлась гренадерской, и особенностью её вооружения были фитильные бомбочки, хранившиеся у гренадера в особой сумке. Гренаде́ры – отборные части пехоты и/или кавалерии, предназначенные для штурма вражеских укреплений, преимущественно в осадных операциях.

Драгу́ны – название конницы (кавалерии), способной также действовать и в пешем строю. Драгуны в России были конной и пешей службы.

Фанен-юнкер Нижегородского Драгунского полка, 1797-1800 гг.

С 1700 г. обмундирование солдата состояло из небольшой приплюснутой поярковой треуголки, кафтана, епанчи, камзола и штанов.

Треуголка

Епанча – широкий безрукавный круглый плащ с капюшоном у мужчин, а у женщин – короткая, безрукавная шубейка (обепанечка). Завезена с арабского Востока.

Камзол – мужская одежда, сшитая в талию, длиной до колен, иногда без рукавов надевавшаяся под кафтан.

Шляпа была чёрного цвета, края полей были обшиты тесьмой, и с левой стороны прикреплялась медная пуговица. При выслушивании приказаний от старших младшие снимали шляпу и держали её слева подмышкой. Волосы солдаты и офицеры носили длинные до плеча, а в парадных случаях пудрили их мукой.

Кафтаны у пехотинцев были из зелёного сукна, у драгун – из синего, однобортные, без воротника, с красными обшлагами (отворот на рукаве мужской одежды).

Обшлаг 8-го кирасирского полка французской армии (1814-1815)

Кафтан был до колен и снабжался медными пуговицами; епанча для кавалерии и пехоты делалась из красного сукна и имела два воротника: это была узкая накидка, доходившая до колен и плохо защищавшая от дождя и снега; сапоги – длинные, с лёгкими раструбами (воронкообразное расширение) носили только в караулах и при походе, а обыкновенной обувью являлись чулки и тупоносые смазные башками с медной пряжкой; чулки у армейских солдат были зелёного цвета, а у преображенцев и семёновцев после нарвского поражения – красные, по преданию, в память того дня, когда бывшие «потешные» полки не дрогнули, при всеобщей «конфузии» под натиском Карла XII.

Фузелёр лейб-гвардии Семеновского полка, с 1700 по 1720 г.

Гренадеры гвардии отличались от фузилёров (солдат, вооружённых кремнёвыми ружьями) только головным убором: вместо треугольной шляпы они носили кожаные каски со страусовым пером.

Покрой офицерского мундира был тот же, что и у солдат, только обшитый по краям и по борту золотым галуном, пуговицы были тоже золоченые, галстук, вместо чёрного суконного, как у солдат, был белый полотняный. К шляпе прикреплялся плюмаж из белых и красных перьев.

Пехотный генерал в шляпе с плюмажем

При парадной форме офицеры должны были иметь на головах пудреные парики. От рядового отличал офицера ещё бело-сине-красный шарф с серебряными, а у штаб-офицера с золотыми кистями, который носили высоко на груди, у воротника.

При Петре I в России на военной одежде появился и погон. Использовать погон как средство отличия военнослужащих одного полка от военнослужащих другого полка стали с 1762 г., когда каждому полку были установлены погоны различного плетения из гарусного шнура. Одновременно была предпринята попытка сделать погон средством различения солдат и офицеров, для чего в одном и том же полку у офицеров и солдат плетение погона было различным.

В дальнейшем форма обмундирования изменялась, хотя в общем сохранялись образцы Петра Великого, которые всё более усложнялись. После Семилетней войны сложился культ Фридриха Великого. Об удобстве в форме обмундирования было забыто; из солдата старались сделать молодца с виду и дать ему такое обмундирование, на содержание которого в порядке уходило бы все свободное от службы время. Особенно много времени у солдат требовалось на содержание в порядке своих волос: их причесывали в две букли и косу, в пешем строю пудрили, а в конном разрешалось волос не пудрить и в букли не завивать, забирая в одну плотную косу, но зато требовалось отращивать и высоко подчесывать усы или, у кого их нет, иметь накладные.

Одежда солдата была узка, что вызывалось требованием тогдашней стойки и особенно маршировки не сгибая колен. Многие части войск имели лосиные брюки, которые перед надеванием смачивались и сохли уже на людях. Обмундирование это было настолько неудобно, что в наставлении для обучения рекрут было предписано одевать его не ранее как через три месяца, чтобы научить солдат пользоваться такой одеждой.

Эпоха Екатерины II

В царствование Екатерины II форма обмундирования соблюдалась не очень тщательно. Гвардейские офицеры тяготились ею и вне строя совсем её не носили. Она была изменена в конце царствования Екатерины по настоянию князя Потемкина. Он говорил, что «завиваться, пудриться, плесть косы – солдатское ли это дело? Всяк должен согласиться, что полезнее голову мыть и чесать, нежели отягощать пудрою, салом, мукою, шпильками, косами. Туалет солдатский должен быть таков, что встал, то и готов». Обмундирование армии было упрощено и состояло из широких мундира и штанов, засунутых в высокие сапоги, треуголка была заменена для солдат каской с продольным гребнем, хорошо защищавшей голову от сабельного удара, но не спасавшей от холода.

Кавалергард в парадной форме (1793 г.)

Рядовой и обер-офицер пехотного полка в форме 1786-1796 гг.

Но в кавалерии и особенно в гвардии форма обмундирования осталась по-прежнему блестящая и неудобная, хотя сложные прически и лосины исчезли из обыкновенной формы обмундирования войск.

Эпоха Павла I

Павел I провёл собственную реформу армии, т.к. страдала дисциплина в полках, звания раздавались незаслуженно (дворянские дети уже с рождения были приписаны в какой-то чин, к тому или иному полку. Многие же, имея чин и получая жалование, не служили вообще). Павел I решил последовать Петру Великому и взять за основу модель современной европейской армии (прусской), видя в ней образец дисциплинированности и совершенства. Военная реформа не была остановлена и после смерти Павла.

С. Щукин «Портрет императора Павла I в парадном мундире и треуголке»

Форма обмундирования состояла из широкого и длинного мундира с фалдами и отложным воротником, узких и коротких штанов, лакированных башмаков, чулок с подвязками и сапоговидных штиблет и небольшой треугольной шляпы. Полки отличались цветом воротников и обшлагов, но без всякой системы, трудно запоминались и плохо различались.

Прически снова получают важное значение – солдаты пудрят волосы и заплетают их в косы уставной длины с бантом на конце; прическа была так сложна, что в войсках заведены были парикмахеры.

Пудра – не порох,

Букли – не пушки,

Коса – не тесак,

Я не пруссак, а природный русак!

Гренадерка Павловского полка

Гренадеры носили высокие конусообразные шапки (гренадерки) с большим металлическим щитом спереди; шапки эти, как парадный головной убор, сохранились в лейб-гвардии Павловском полку.

По свидетельству очевидцев, солдаты в походе мучились больше всего от лакированных башмаков и узких штанов, натиравших ноги.

Эпоха Александра I

Император Александр I был сторонником пышной военной формы, которая стала ещё более неудобной. Павловская форма в 1802 г. была заменена новой. Были уничтожены парики, сапоговидные штиблеты и туфли были заменены штиблетами на брючных застёжках; мундиры значительно укорочены, сужены и получили вид в роде фраков (фалды на мундирах были оставлены, но у солдат они были короткие); введены стоячие твердые воротники и плечевые погоны и эполеты; воротники офицеров украшались шитьем или петлицами и вообще были цветные; по их цветам различались полки. На смену лёгким и удобным треуголкам пришли новые головные уборы, высокие, тяжелые и весьма неудобные; они носили общее название киверов, при этом ремешки на киверах и воротник тёрли шею.

Ки́вер – военный головной убор цилиндрической формы, с плоским верхом, с козырьком, часто с украшением в виде султана. Был распространён во многих европейских армиях начала XIX века.

Высшему командному составу было приписано носить популярные тогда двууголки огромных размеров с перьями и окантовкой. Зимой в двууголке было тепло, но летом очень жарко, поэтому также стала популярна в тёплое время года фуражка-бескозырка.

С. Щукин «Александр I в форме Лейб-гвардии Преображенского полка»

Погоны были введены сначала только в пехоте (красного цвета), затем число цветов было доведено до пяти (красный, синий, белый, тёмно-зелёный и жёлтый, по порядку полков дивизии); офицерские погоны обшивались галуном, а в 1807 г. были заменены эполетами.

Д. Доу «Портрет генерала Петра Багратиона с эполетами»

Эполе́ты – наплечные знаки различия воинского звания на военной форме. Были распространены в армиях европейских стран в XVIII-XIX вв., особенно в период наполеоновских войн. К середине XX века практически вышли из обращения.

Впоследствии эполеты были даны и нижним чинам некоторых кавалерийских частей.

Павловские плащи были заменены узкими шинелями со стоячими, не закрывающими ушей воротниками. В состав снаряжения входила масса ремней, которую было затруднительно содержать в исправности. Форма обмундирования была сложна и тяжела в носке.

Со дня вступления на престол Александра I и по 1815 г. офицерам было разрешено вне службы носить партикулярное платье; но по окончании заграничного похода вследствие брожения в армии это право было отменено.

Штаб-офицер и обер-офицер гренадерского полка (1815 г.)

Эпоха Николая I

При Николае I мундиры и шинели сначала были по-прежнему очень узкие, особенно в кавалерии – офицерам приходилось даже носить корсеты; под шинели нельзя было ничего поддеть. Воротники мундира застёгивались наглухо и сильно подпирали голову. Кивера были слишком высокими, во время парадов они украшались султанами, так что весь головной убор был высотой около 73,3 см.

Шаровары (зимой суконные, а летом полотняные) носились поверх сапог; под ними надевались штиблеты на пяти, шести пуговицах, так как сапоги были совсем короткими. Амуниция из белых и чёрных лакированных ремней требовала постоянной чистки. Громадным облегчением было разрешение носить вначале вне строя, а затем и в походе фуражки, схожие с нынешними. Разнообразие форм было велико.

Обер-офицер лейб-гвардии Волынского полка (1830 г.)

Только с 1832 г. начинаются упрощения в форме обмундирования: в 1844 г. тяжёлые и неудобные кивера заменили высокими касками с острым навершием, офицеры и генералы стали носить фуражки с козырьками; войска были снабжены рукавицами и наушниками. С 1832 г. офицерам всех родов оружия разрешено носить усы, а офицерским лошадям не подстригать хвостов и не подрезать репицы.

Унтер-офицер лабораторных рот (1826-1828) – фуражка с козырьком

В последние годы правления Николая форма приобрела вместо французского прусский покрой: для офицеров и генералов были введены парадные каски с конскими хвостами, мундиры для гвардии шились из тёмно-синего или чёрного сукна, фалды на армейских мундирах стали короткими, а на белые брюки при парадных и торжественных случаях стали нашивать красные лампасы, как в прусской армии.

В 1843 г. на солдатских погонах были введены поперечные нашивки – лычки, по которым различались звания.

В 1854 г. погоны были введены также и для офицеров. С этого времени началось постепенное вытеснение эполет погонами.

Эпоха Александра II

И. Тюрин «Александр II в форме лейб-гвардии Преображенского полка»

Удобную форму обмундирования войска получили только в царствование императора Александра II. Она имела красивый и эффектный вид и была в то же время просторна и допускала в холодное время поддевание утепления. В феврале 1856 г. фракоподобные мундиры были заменены мундирами с полной юбкой. Кавалерия сохранила блестящие мундиры и их цвета, но покрой был сделан более удобным. Все получили просторные шинели с отложным, закрывавшим уши воротником с матерчатыми петлицами; воротники мундиров были понижены и уширены.

Армейский мундир был сначала двубортным, затем однобортным. Шаровары носились в сапоги лишь в походе, потом у нижних чинов всегда; летом шаровары были полотняные.

Рядовой и адъютант лейб-гвардии Литовского полка (в повседневной и парадной формах), 1862 г.

Красивые, но неудобные каски остались только у кирасир и в гвардии, имевшей, кроме того, фуражки без козырьков. Парадный и обыкновенный убор составляло кепи. Уланы продолжали носить кивера с ромбовидным верхом.

Был введён удобный и практичный башлык, помогавший солдату в зимнее время. Ранцы и сумки были облегчены, число и ширина ремней для их носки уменьшены, солдатская ноша облегчена.

Эпоха Александра III

И. Крамской «Портрет Александра III»

К началу 70-х годов XIX в. стрижка волос требовалась короткая. Форма обмундирования этой эпохи была достаточно удобной. Император стремился к национализации военной формы. Только гвардейская кавалерия сохранила свою прежнюю богатую одежду. В основу нового обмундирования были положены единообразие и удобство носки и пригонки. Головной убор как в гвардии, так и в армии состоял из невысокой, круглой барашковой шапки с суконным дном; шапка украшена в гвардии Андреевской звездой, в армии – гербом.

Казак Уральского казачьего войска, обер-офицер лейб-гвардии Казачьего Его Величества полка и генерал-адъютант казачьих войск (1883)

Мундир со стоячим воротником в армии с прямой спиной и бортом без всяких кантов застегивался на крючки, которые можно свободно перешивать, уширяя или суживая мундир. Гвардейский мундир имел косой борт с кантом, цветной высокий воротник и такие же обшлага; мундир кавалерии с преобразованием её исключительно в драгунские полки (кроме гвардии) стал похож на мундир пехоты, только несколько короче.

Барашковая парадная шапка

Барашковая парадная шапка напоминала древнюю боярку. Широкие, заправленные в высокие сапоги шаровары. В армии шинели застёгивались на крючки, чтобы в солнечную погоду блестящий предмет не обратил внимание неприятеля и не вызвал огонь. По этой же причине были отменены султаны и каски с блестящими гербами. В гвардии шинели застёгивались на пуговицы. В пехоте и других родах оружия введены кепи с околышами, отличие одного полка от другого было основано на комбинации цветов погон и околышей. Дивизия от дивизии отличалась номерами на погонах.

В. Верещагин «Офицер линейного батальона в белом кителе и красных шароварах»

Александр II ввёл для носки в жаркую погоду кители и полотняные рубахи, а Александр III позаботился о том, чтоб форма солдата напоминала крестьянскую одежду. В 1879 г. для солдат была введена гимнастёрка со стоячим воротником, как у рубашки-косоворотки.

Эпоха Николая II

Г. Манизер «Портрет Императора Николая II в мундире 4-го стрелкового Императорской фамилии лейб-гвардии полка со знаком Ордена Святого Владимира IV степени»

Император Николай II почти не изменил формы обмундирования. Были только постепенно восстановлены форма гвардейских кавалерийских полков эпохи Александра II. Офицерам всей армии была дана галунная (вместо простой кожаной, введенной Александром III) плечевая портупея.

А. Першаков «Портрет П.С. Ванновского» (видна портупея)

Для войск южных округов парадный головной убор был признан слишком тяжелым и заменен обыкновенной фуражкой, к которой прикрепляется маленький металлический герб.

Наиболее существенные изменения последовали только в армейской кавалерии. Скромный мундир без пуговиц в начале царствования Николая II был заменен более красивым двубортным, шитым в талию и с цветным кантом по борту мундиром. Для гвардейских полков был введён кивер.

В каждой кавалерийской дивизии полкам даны одинаковые цвета: первому красный, второму синий, третьему белый. Прежние цвета остались только в тех полках, для которых с цветом их было связано какое-либо историческое воспоминание.

Парадная фуражка эпохи Николая II

Были изменены и фуражки: цветными стали делать не околыши, а тульи, чтобы цвет полка был виден на большом расстоянии, и всем нижним чинам даны козырьки.

В 1907 г. по итогам Русско-японской войны в русской армии введен в качестве летней формы однобортный китель защитного цвета с воротником-стойкой на крючках, с застежкой на пять пуговиц, с карманами на груди и на боках (так называемый «американский» покрой). Белый китель прежнего образца вышел из употребления.

Китель русской армии эпохи Николая II

В авиации накануне войны был принят в качестве рабочей одежды синий китель.

Часть (Том) 2

Глава VII. Cвященный союз и военные поселения

Армия императора Николая Павловича

Император Николай Павлович был солдат в полном значении этого слова. До 20-летнего возраста он не предназначался к царствованию и получил чисто военное, строевое, воспитание. Военное дело было любимым его делом, его призванием. Любил он его не как дилетант, а как знаток. Армию же считал своей семьей. «Здесь нет никакого фразерства, никакой лжи, которую видишь всюду, — часто говорил он. — Оттого мне так хорошо между этими людьми и оттого у меня военное звание всегда будет в почете». Особенную привязанность Государь питал к инженерным войскам{34} . Саперы платили Государю тем же и сохранили культ его памяти. Долгое время после его смерти уже в 70-х годах офицеры инженерных войск продолжали носить короткие усы и бачки. Особенным расположением Николая I пользовался Лейб-Гвардейский саперный батальон, первый поспешивший к нему 14 декабря. Вручая этому батальону в 1828 году под стенами Варны георгиевское знамя. Государь прослезился. Любя солдата, он в бытность свою великим князем и командиром Измайловского полка стремился не выказывать этого чувства (Александр I не терпел «популярных начальников»), почему вначале и не был понят войсками, чем, как известно, воспользовались декабристы. Впоследствии, уже Царем, он в зимнюю стужу шел пешком за гробом простого рядового...

Все его царствование было расплатой за ошибки предыдущего. Тяжелое наследство принял молодой Император от своего брата. Гвардия была охвачена брожением, не замедлившим вылиться в открытый бунт. Поселенная армия глухо роптала. Общество резко осуждало существовавшие порядки. Крестьянство волновалось. Бумажный рубль стоил 25 копеек серебром...

При таких условиях разразилось восстание декабристов. Оно имело самые печальные для России последствия и оказало на политику Николая I то же влияние, что оказала пугачевщина на политику Екатерины и что окажет впоследствии выстрел Каракозова на политику Александра II. Трудно сказать, что произошло бы с Россией в случае удачи этого восстания. Обезглавленная, она бы погрузилась в хаос, перед которым побледнели бы и ужасы пугачевщины. Вызвав бурю, заговорщики, конечно, уже не смогли бы совладать с нею. Волна двадцати пяти миллионов взбунтовавшихся рабов крепостных и миллиона вышедших из повиновения солдат смела бы всех и все, и декабристов 1825 года очень скоро постигла бы участь, уготованная «февралистам» 1917 года. Картечь на Сенатской площади отдалила от России эти ужасы почти на целое столетие.

Строго осуждая декабристов, игравших с огнем, мы должны, однако, все время иметь в виду те условия, что породили этот бунт. Среди декабристов попадались негодяи вроде изувера-доктринера Пестеля {35} , запарывавшего своих солдат, «чтобы научить их ненавидеть начальство»; попадались подлецы, как князь Трубецкой, организовавший восстание, подставивший товарищей под картечь, а сам спрятавшийся в доме своего зятя, австрийского посла. Однако среди них были и честнейшие люди, как Рылеев — последние птенцы гнезда Петрова, последние политически воспитанные (хоть в большинстве и пошедшие по ложному пути) офицеры. Осуждены они были без суда, без соблюдения каких-либо процессуальных и юридических норм — по полному произволу членов следственной комиссии, преследовавших подчас корыстные цели (скандал с чернышевским майоратом). Заключенным со связями заранее сообщали, о чем их будут спрашивать и что они должны отвечать. 32-летний генерал Лопухин {36} освобожден «за молодостью», а судившийся по тому же разряду 16-летний мальчик-юнкер отдан в сибирские батальоны. Не в меру усердные советники молодого Императора совершили ужасную, непоправимую ошибку, создав декабристам ореол мученичества. На культе пяти повешенных и сотни сосланных в рудники было основано все политическое миросозерцание русской интеллигенции.

В результате этого события гвардия переменила часть своего офицерского состава. Бунтовавшие войска (части полков Лейб-Гвардии Московского, Гренадерского и Гвардейского Экипажа) были отправлены на Кавказ в составе Сводного Гвардейского полка, искупить свою вину в войне с персами. В отношении Государя к московцам и гренадерам чувствовался холодок в его царствование, как и затем при Александре II . Лишь Горный Дубняк заставил исчезнуть навсегда воспоминание о Сенатской площади. На Юге брожение было, как мы уже знаем, особенно сильно среди командного состава 2-й армии (VI и VII корпуса) и в III корпусе 1-й армии, где взбунтовался Черниговский пехотный полк. Все эти войска вместе с гвардией в скором времени были посланы на Балканы и там окончательно реабилитировали себя в глазах Государя.

* * *

Польская кампания 1831 года показала слабую боевую подготовку поселенных войск (особенно кавалерии). Сопровождавший же ее «холерный бунт» выявил огромное деморализующее влияние военных поселений на воинский дух и дисциплину. Поэтому, приступая к преобразованию своей армии. Император Николай I положил начать с удаления этой язвы.

К военным реформам могло быть приступлено лишь по окончании важных событий 1825 — 1831 годов. В конце 1831 года упразднены все польские национальные войска, а в 1832 году реорганизованы военные поселения, переименованные в округа пахотных солдат.

В 1833 году было произведено общее преобразование армии. Расформированы все 42 егерских и 5 карабинерных полков и этим упразднены 3 бригады пехотных дивизий. Упразднено также 26 пехотных полков и все 3 морские. Вместо 33 пехотных дивизий со 194 полками оставлено 30 со 110 полками (10 гвардейских, 16 гренадерских, 84 армейских пехотных), 27 дивизий — в 4 полка и отдельная Кавказская Гренадерская бригада. 3 дивизии (22-я, 23-я и 24-я) состояли из линейных батальонов. Сформирована 3-я гвардейская дивизия из 2 гвардейских (Варшавских) и 2 гренадерских (Кексгольмский и Санкт-Петербургский) полков. Взамен этих последних в Гренадерский корпус передана Литовская Гренадерская бригада. Пехотные дивизии были в 2 бригады. Они неизменно оставались затем в составе тех же полков до катастрофы 1917 года и гибели старой армии. Дивизии с 1-й по 18-ю составили по порядку номеров 6 пехотных корпусов 3-дивизионного состава. 19-я, 20-я и 21-я образовали Кавказский корпус. Окраинные дивизии — 22-я в Финляндии, 23-я на Оренбургской линии и 24-я в Сибири — в состав корпусов не вошли.

Крупные соединения — полки и бригады — были сокращены на треть. Количество же батальонов, однако, не уменьшилось: батальоны расформированных полков были присоединены к оставшимся, что имело следствием приведение этих последних в 5- и 6-батальонный состав. Штаты 6-батальонного полка определены в 5359 человек в мирное время и 6588 человек в военное время. Для сохранения имени и традиций упраздненных егерей поведено в гвардии четвертые полки дивизий содержать на егерском положении, а в армейских дивизиях полки вторых бригад именовать «егерскими» с сохранением, однако, их имен. Например, Камчатский егерский. Подольский, Житомирский, Мингрельский егерский полки и так далее. В Лейб-Гвардии полках Финляндском и Волынском «егерский шаг» остался навсегда.

Гвардейский и Гренадерский корпуса (оба в 3 дивизии) были подчинены одному главнокомандующему. Должность эту занимал до самой своей смерти в 1849 году великий князь Михаил Павлович, затем генерал Ридигер {37} . I — IV корпуса были названы «действующими» и составили 1-ю армию генерала Паскевича (штаб в Варшаве). V и VI наименованы «отдельными» — они усиливали в случае надобности действовавшие на Кавказе войска и вообще играли роль общеармейского резерва. 2-я армия была упразднена.

В артиллерии роты наименованы батареями. Все — в 12 орудий. Каждой пехотной дивизии была придана артиллерийская бригада того же номера. Артиллерия составила 28 пеших бригад — 3 гвардейских, 4 гренадерских (с Кавказской), 21 полевую и б конных. бригад — всего 125 батарей с 1500 орудиями, не считая казачьей артиллерии, осадных парков и крепостных артиллерийских рот. Артиллерийские дивизии — по одной на корпус — были сохранены. Гвардейские артиллерийские бригады были 3-батарейного состава (2 батарейных и 1 легкая батарея), Гренадерские и полевые — 4-батарейного (2 батарейные и 2 легкие), конные — в 2 батареи. В гвардейской пехотной дивизии на 16 батальонов приходилось 36 орудий, в армейской — на 24 батальона 48 орудий, то есть 2 орудия на 1000 штыков, что было очень немного. Конноартиллерийские бригады придавались обычно по одной на корпус. Гвардейская и 2-я конноартиллерийская бригады были в двойном составе. 22-я, 23-я и 24-я пехотные дивизии артиллерийских бригад не имели.

Конница подверглась той же реформе, что и пехота. Из 75 регулярных полков оставлено 55. Эскадроны расформированных полков присоединены к оставшимся. Совершенно упразднены конноегеря.

Из 4 уланских и 3 гусарских дивизий было образовано 7 легких кавалерийских дивизий по 2 уланских и 2 гусарских полка. Все легкие полки приведены в состав 8 действующих и 2 запасных эскадронов.

Гвардейская конница составила 2 дивизии — Кирасирскую (бывшая 1-я) и Легкую. Две другие кирасирские дивизии оставались поселенными в Малороссии. Кирасирские полки были в составе б действующих и 1 запасного эскадрона.

Переформирование большей части драгунских полков в легкие, начатое еще при Александре I, продолжалось в первые годы нового царствования. В 1826 году 8 драгунских полков обращены в уланские и гусарские, а из 4 драгунских дивизий оставлено только 2. Из 37 драгунских полков, бывших в 1812 году, оставлено лишь 9, считая Нижегородский на Кавказе, не входивший в состав дивизий. При преобразовании армии в 1833 году эти 2 дивизии составили 11-й резервный кавалерийский корпус, которому было дано особое устройство и назначение. Император Николай решил воспользоваться свойством драгун спешиваться для организации «драгунского корпуса», способного действовать как в конном, так и в пешем строю. Все 8 полков корпуса были в составе 10 эскадронов. 2 пикинерные не спешивались, а 8 драгунских образовывали в пешем строю каждый — стрелковый взвод. Дивизион образовывал роту (в 2 взвода), а весь спешенный полк равнялся батальону. Спешенная дивизия образовывала полк, а весь корпус — бригаду. Корпус составлял в конном строю массу в 10000 пик и шашек, а в пешем — 6500 штыков при 48 орудиях. Пикинеры назначались для охраны коноводов и прикрытия флангов.

Эта организация драгун существовала все царствование Николая I, но не была испытана ни в Венгерский поход, ни в Восточную войну, где «драгунский корпус» не участвовал.

В 1856 году при реорганизации кавалерии ее упразднили: наличие массы в 10000 коней в непосредственной близости спешенных драгунских батальонов и линии огня было признано рискованным.

Вся регулярная конница таким образом составила 13 дивизий и 1 отдельную Гвардейскую бригаду (Варшавская), сведенных в 4 корпуса (Гвардейский и I — III кавалерийские). Всего 10 гвардейских, 8 кирасирских, 9 драгунских, 14 уланских и 14 гусарских полков. Казачьи полки были приведены в состав 6 сотен (вместо 5, причем донские, именовавшиеся до тех пор по полковникам, получили номера).

В общем, реформа 1833 года характеризуется усилением строевого состава пехотных и кавалерийских полков за счет сокращения их количества. При этом повторилась та же картина, что в 80-х годах XVIII столетия при усиленном формировании Потемкиным гренадер и егерей и в 1810 году при обращении третьих бригад в егерские, а именно: пострадал ряд старых, заслуженных полков. При расформировании конноегерей упразднен, например, Черниговский полк, основанный еще при царе Алексее, и первый георгиевский кавалер (с Павлоградским гусарским) в русской коннице. В пехоте с упразднением егерей исчез ряд старых, заслуженных полков, достойных быть ее украшением (как, например, 13-й, 14-й, 42-й полки). Не пощажены и петровские ветераны — Пермский, Вятский, Выборгский, не пощажен герой Измаила, прославленный Бурцевым на Кавказе, Херсонский гренадерский... Старыми полками у нас тогда еще дорожили так же мало, как и в царствование Екатерины. С конца 30-х годов в этом отношении наметился, правда, перелом — и с 1838 года полкам, имеющим 100 лет существования, стали жаловаться «юбилейные» Андреевские ленты на знамена. Знамена с Андреевскими (голубыми) лентами юбилейными жаловались только полкам гвардии. Армейские полки получили алые ленты Александра Невского. В 1842 году высочайшим указом было восстановлено старшинство Эриванского карабинерного полка с 1642 года (Выборный Бутырский полк). Однако лишь в царствование Александра II и особенно Александра III культу старых полков было отведено подобающее место.

* * *

В 30-х годах вместо егерей заводится новый тип легкой пехоты — стрелки. Еще в 1829 году сформирован Финский стрелковый батальон, а в 1837 году образовано 2 стрелковых батальона, и этим положено начало славным батальонам, затем полкам с малиновыми кантами. К середине 40-х годов при каждом корпусе уже было сформировано по батальону стрелков.

Особенное внимание обращено было на формирование линейных батальонов — основного типа пехоты на окраинах. В 1829 году в линейные батальоны обращены все гарнизонные войска Кавказского корпуса, 23-я и 24-я дивизии Оренбургского и Сибирского корпусов, а в 1835 году и 22-я пехотная дивизия в Финляндии. В конце 40-х годов было 96 линейных батальонов, сведенных по 5 — 8 в бригады. 47 батальонов на Кавказе (18 грузинских, 16 черном морских, 13 кавказских), 22 финляндских, 16 сибирских (12 западносибирских и 4 восточносибирских) и 11 оренбургских. В Черноморском войске перед Турецкой войной был образован из безлошадных казаков пеший батальон — пластуны. К началу Восточной войны было уже 6 пластунских батальонов.

В 1827 году была учреждена Пограничная стража, вначале в составе 6 бригад (3600 чинов). К концу царствования состав ее был доведен до 11 бригад с 11000 чинов. Стража состояла в подчинении и распоряжении Министерства финансов, причем высшее командное управление долгое время было предоставлено гражданским чинам. Начальники таможенных округов пользовались правами начальников дивизий, а директор таможенных сборов имел права командира корпуса. Это неудобство было устранено лишь в 1893 году созданием корпуса Пограничной стражи.

Рекрутским уставом 1831 года Российская Империя была разделена на две полосы — Восточную и Западную. Наборы производились поочередно: через год в каждой. В «обыкновенные» наборы бралось менее 7 рекрутов на 1000 ревизских душ, в «усиленные» — от 7 до 10, в «чрезвычайные» — свыше 10. При человеческом резервуаре в 6,5 миллионов обязанных повинностью, это составляло в «обыкновенный» набор менее 45000 человек, в «усиленный» от 45000 до 65000 человек.

Срок службы в 1834 году был сокращен с 25 лет до 20 (в гвардии с 22 до 20), по истечении которых солдаты увольнялись на 5 лет в бессрочный отпуск, откуда могли быть вытребованы в случае необходимости (то есть перечислялись в запас). С 1839 года служили только 19 лет.

В 1842 году было повелено все пехотные полки привести в 4-батальонный состав (за исключением полков 19-й, 20-й и 21-й дивизий Кавказского корпуса, бывших в составе 5 действовавших батальонов). 5-е и 6-е батальоны были наименованы «резервными» и содержались в чрезвычайно слабом кадре (1 офицер, 23 нижних).

Предпринятая в 1832 году по 1840 год кодификация всех законов Российской Империи привела к изданию в 1839 году Свода военных постановлений — собрания всех законов и распоряжений, касающихся российских вооруженных сил. Этот Свод (как и последующий 1859 года) состоял из 5 частей:

I. Об образовании военных учреждений (военное министерство, управления войск, военные учебные заведения);

II. О прохождении службы и наградах;

III. Наказ войскам (уставы);

IV. О заготовлении снабжений;

V. Устав военно-уголовный.

В 1846 году составлено новое Положение о полевом управлении войск (в духе прежнего Положения 1812 года).

Император Николай Павлович был противник жестоких телесных наказаний {38} . В 1839 году он отменил фухтели и ограничил применение шпицрутенов рядом негласных распоряжений, втрое уменьшив количество ударов. Строжайше запрещено производить экзекуции без врача. Этот последний имел право запретить экзекуцию слабосильного или прекратить ее в любой момент. Прежние драконовские положения продолжали, однако, оставаться в тексте для острастки.

Преобразования начала 30-х годов отразились и на внешнем виде армии. В 1833 году введена была новая форма обмундирования, подобно прежней преследовавшая лишь парадный эффект. Войска получили однобортные темно-зеленые мундиры, несколько длиннее прежних двубортных с цветной грудью, и сине-серые панталоны (белые оставлены летом). В кавалерии — рейтузы того же цвета. Упразднены постылые штиблеты, и в пехоте введены высокие сапоги. Тяжелые и неудобные кивера с султанами заменены остроконечными касками на прусский образец. Каски продержались в нашей армии 30 лет — в них она проделала Венгерский поход и начало Восточной войны. Они были красивы, но очень неудобны на походе, и войска, где могли, заменяли их фуражками, а на Кавказе перенятыми у горцев папахами. Переняв у пруссаков каску, мы забыли перенять их чехол на каску {39} . Кожа от жары ссыхалась, и каска держалась на макушке головы. Чешуйчатый ремень всегда рассыпался.

Воинским чинам с 1832 года разрешено было носить усы и баки, до тех пор запрещенные в пехоте, с обязательством, однако, для нижних чинов непременно фабрить их в черный цвет (в 1855 году Александр II предписал производить это лишь при несении караулов и на парадах, а в 1859 году этот последний пережиток гатчинской косметики был отменен).

Санитарное состояние войск было очень плохим. Снаряжение, весившее 77 фунтов, было тяжелым и неудобным; одежда рассчитана лишь на парад и плохо защищала от непогоды; муштра была сурова и изнурительна, а условия расквартирования войск — антисанитарные — казармы имели немногим более трети, большинство же, особенно кавалерия, ютились постоем в грязнейших местечках и деревушках Западного края. Император Николай I стремился в начале своего царствования соорудить казармы для всей армии. Однако учрежденный им комитет нашел, что для этого необходимо миллиард рублей. Пришлось сооружение казарм рассрочить на несколько десятилетий. Работа эта завершилась лишь в 90-х годах при Александре III. Заболеваемость и смертность вдвое превосходили таковые западноевропейских армий и втрое соответственные возрасты гражданского населения. С 1841-го по 1850 год, например, средняя годовая заболеваемость доходила до 70 процентов штата состава, смертность — до 4 процентов. Новобранец, поступавший на 20 лет, имел таким образом, 80 шансов из 100 умереть на службе, даже без войны. Военные лазареты могли вместить лишь треть больных.

Регулярная армия достигала к началу Восточной войны на бумаге внушительной цифры: 27 745 офицеров и 1 123 583 нижних чинов. Император Николай, которому 30 лет докладывали лишь одно приятное, искренне верил в совершенство заведенной им военной системы. «У меня миллион штыков, — говорил он, — прикажу моему министру — и будет два, попрошу мой народ — будет три». Увы, миллион на бумаге дал на деле еле полмиллиона бойцов... Некомплект вообще против штатов достигал 20 процентов, а в «миллионную» цифру входили инвалиды, кантонисты, войска внутренней стражи, пестрая мозаика местных, гарнизонных, караульных команд... В полевых войсках пятую часть составляли разного рода нестроевые. Армию нельзя было мобилизовать, ничтожные кадры резервных частей не могли справиться с обучением призванной рекрутской массы. Ополчение же ни в коем случае не могло считаться боеспособным. Огорчение Государя, всю свою жизнь стремившегося лишь к одной цели — благу России, было безмерным. Он видел, что все огромные труды оказались бесполезными, вся тридцатилетняя работа неплодотворной — и эти терзания сломили его железную натуру.

* * *

Крупнейшим организационным мероприятием этого царствования явилось преобразование «Свиты Его Величества по квартирмейстерской части» в Генеральный штаб . Уже в 1826 году было запрещено выпускать в Свиту молодых офицеров непосредственно из корпусов. По окончании же Турецкой войны была назначена под председательством генерала Жомини комиссия по выработке штатов Генерального штаба и учреждению высшего военно-научного заведения. Труды этой комиссии привели к разработке в 1832 году штатов Генерального штаба (17 генералов, 80 штаб- и 200 обер-офицеров) и учреждению Императорской военной академии, первым начальником которой стал Жомини.

Швейцарский военный мыслитель пожал плоды многолетней и планомерной работы князя П. М. Волконского. Отцом российского Генерального штаба был Волконский — Жомини был лишь «швейцарцем-гувернером», причем нельзя сказать, чтоб гувернером особенно удачным. Он мыслил Генеральный штаб герметически замкнутой, наглухо изолированной от армии корпорацией. Армия, войска — сами по себе. Генеральный штаб — сам по себе. Колонновожатые Волконского знали и понимали войска — академики Жомини обратились в каких-то военных институток, совершенно незнакомых с военными возможностями и строевой жизнью. С этого времени пошел отрыв Генерального штаба от войск — жесточайший промах российской военной организации, который так никогда и не удалось исправить... Переход из Генерального штаба в другие ведомства и в строй был невозможен — долгое время считалось неуместной даже преподавательская деятельность в военно-учебных заведениях. Иными словами — Генеральный штаб стал существовать только для Генерального штаба...

Академия была храмом отвлеченной военной науки, с уходом Жомини став храмом военной схоластики. Когда в 1834 году Жомини ушел на покой, начальником академии был назначен генерал Сухозанет 1-й, пробывший на этой должности все царствование Николая I. Плохо разбираясь в вопросах военной науки, он обращал внимание лишь на строевую часть, внешнее благоустройство. Учебной частью стал заведывать генерал Шуберт, начальник Генерального штаба, бывший в то же время директором военно-топографического депо и сведший все преподавание к одностороннему увлечению математическими дисциплинами при почти что полном пренебрежении стратегией и тактикой. Академия стала выпускать превосходных чертежников, недурных астрономов, лихих наездников, но весьма посредственных квартирмейстеров.

Служба офицера Генерального штаба была неблагодарной. Производство было лишь на открывающиеся в самой «корпорации» вакансии, а таковые были очень редки. Получить генеральский чин было гораздо труднее, чем в строю, тем более что офицерам Генерального штаба полков не давали. По производстве в генерал-майоры они могли получить бригаду, но это случалось чрезвычайно редко. В 1843 году офицерам Генерального штаба было разрешено возвращаться в строй, но исключительно на вакансии в той части, где они прежде служили. Обычным завершением карьеры здесь был чин полковника. Все это имело результатом сокращение числа кандидатов в Генеральный штаб. Источник его пополнения начал быстро иссякать — и в 1851 году из всей миллионной русской армии изъявило желание поступить в академию всего 7 офицеров!

Это обстоятельство сильно встревожило Государя, оказавшего академии ряд милостей: офицерам Генерального штаба дано усиленное содержание, обеспечено движение по службе и предоставлено право возвращаться в строй без всяких ограничений. Ряд старших начальников определился слушателями академии, и престиж ее сразу возрос: с 1852-го по 1856 год, несмотря на войну, ежегодно поступало по 35 — 40 человек.

* * *

Важнейшим военным деятелем царствования Императора Николая I был фельдмаршал Паскевич, граф Эриванский, светлейший князь Варшавский.

Паскевич пользовался неограниченным доверием Императора. В продолжение четверти столетия — с Польской кампании до Восточной войны включительно — он являлся полным хозяином российской вооруженной силы.

Человек безусловно одаренный, умный, честолюбивый и в высшей степени властный, Паскевич имел счастье с самой молодости обратить на себя внимание всех крупных военачальников великого века и составить себе блестящую карьеру. Он покрыл себя славой под Смоленском во главе 26-й дивизии, а после войны получил 1-ю гвардейскую дивизию, где имел подчиненными великих князей — Николая Павловича, командира 2-й бригады, и Михаила Павловича, командира Петровской бригады. Император Николай всю жизнь звал его своим «отцом-командиром» — и мнение «Ивана Федоровича» в его глазах являлось непогрешимым.

При всех своих достоинствах Паскевич обладал очень большими недостатками. Его властолюбие и деспотическая манера обращения с подчиненными делали его очень неприятным начальником, тем более что, приписывая все успехи всегда только себе, он все неудачи взваливал на подчиненных (качество, повторившееся затем в другом крупном военачальнике — Брусилове). Военные дарования Паскевича бесспорны, но чрезмерно переоценены современниками, доходившими в своей лести всесильному фельдмаршалу до самого недостойного угодничания. В 1847 году, еще при жизни Николая I и в апогей могущества Паскевича, Н. Устрялов предпринял панегирическое описание царствования. Описывая вторжение в Закавказье Аббаса Мирзы в 1826 году, Устрялов не постеснялся написать: «Под стенами Елисаветполя встретил его тот, кому судьба предназначила быть в наше время грозою врагов России в Азии и Европе, вождь, достойный русского воинства, — там встретил его Паскевич».

Со времен Потемкина ни один военный деятель не был осыпан щедротами монарха в такой степени: он получил чин генерал-фельдмаршала, орден святого Георгия I степени, титул графа Эриванского, затем светлейшего князя Варшавского, богатые вотчины, щедрые денежные подарки (например, миллион рублей из персидской контрибуции). Как полководец, он отлично зарекомендовал себя в Эриванскую кампанию с персами и особенно в Эрзерумскую против турок, имея оба раза бесподобные кавказские войска и лихих кавказских командиров. В Польшу он прибыл уже «на готовое» после Дибича. Венгерский поход проведен им очень посредственно, а в Восточную войну, на Дунае, его полководчество оказалось совершенно несостоятельным. Молодым генералом он отлично отдавал себе отчет в неустройствах нашей военной системы, став же фельдмаршалом, получив всю полноту власти, ничего не сделал для исправления этих неустройств. Паскевич ничего не дал армии, с его именем не связано ни одного положительного организационного мероприятия. Полководческой школы он отнюдь не создал, влияние же его на подчиненных в конечном итоге было отрицательным, благодаря его системе обезличивания.

Выше Паскевича следует поставить другого кавалера святого Георгия I степени — графа Забалканского. Он много поработал над созданием Генерального штаба и занимался по преимуществу организационной и штабной работой (тогда как Паскевич — строевой командир). Дибич {40} провел целиком всего одну кампанию — свой Забалканский поход, но эта кампания блестяща по синтезу замысла, простоте плана (принесению второстепенного в жертву главному) и решительности выполнения.

Следует отметить победителя Гергея — генерала Ридигера, которого современники считали лучшим боевым генералом всей армии, и героя Трансильвании генерала Лидерса {41} , обнаружившего яркий полководческий талант. Оба этих замечательных военачальника не приняли, однако, участия на Восточной войне (жертва самолюбию «отца-командира») — и судьба армии в Крыму была вверена третьестепенным величинам — Меньшикову и Горчакову.

Великий князь Михаил Павлович, главнокомандующий гвардией и гренадерами, был начальник строгий и чрезвычайно требовательный по фрунтовой службе, с особенной силой унаследовав «гатчинский дух» отца (Государю приходилось все время его сдерживать). Вместе с тем, отличаясь добрым и чутким сердцем, он входил в нужды каждого из своих подчиненных, постоянно обращавшихся к нему в трудную минуту. Особенную деятельность великий князь проявил по совмещаемой им должности главного начальника военно-учебных заведений. Всего в царствование Николая I было открыто 14 кадетских корпусов. Николай I очень любил кадет, со своей стороны обожавших его. При посещении им корпусов кадеты рвали себе на память перчатки, платки Государя, срывали даже пуговицы его мундира и эти реликвии хранили всю свою жизнь.

* * *

Гатчинские традиции продолжали соблюдаться во всей силе. Сам Государь и оба его брата были ярыми приверженцами «фрунта» и прусской муштры. В 1843 году армия была перевооружена 6-линейными пистонными ружьями {42} (взамен прежних 7-линейных кремневых образца 1811 года) отличных для гладкоствольного ружья баллистических качеств (били на 600 шагов). Кроме того, в пехоте введены нарезные штуцера, правда, в очень ограниченном количестве. Штуцерами этими, бившими на 1200 шагов, были вооружены стрелковые батальоны и отборные стрелки в пехоте, по 6 человек на роту, составлявшие полковую штуцерную команду в 96 человек (полная аналогия с командами екатерининских застрельщиков — егерей). В общем, на 40000 гладкоствольных ружей в строю корпуса приходилось около 2000 штуцеров, и эта пропорция (один штуцер на 20 гладкоствольных) сохранилась до конца Восточной войны.

На стрельбу по-прежнему отпускалось всего 6 патронов в год на человека. В иных полках не расстреливали и этих злополучных шести патронов из похвальной экономии пороха. Смысл армии видели не в войне, а в парадах, и на ружье смотрели не как на орудие стрельбы и укола, а прежде всего как на инструмент для схватывания приемов. Идеалом истых «фрунтовиков» являлось довести часть до такой степени совершенства, чтобы штыки ружей, взятых «на плечо», торчали, не колеблясь, а ружья звенели при выполнении приемов. Для достижения этого эффекта (сильно умилявшего начальство) многие командиры не останавливались перед порчей оружия, приказывая ослаблять винты.

Основой обучения войск являлось так называемое «линейное учение», принесшее русской армии неисчислимый вред. Целью этого учения было приучить войска к стройным движениям в массе. Этого думали достигнуть путем управления войск «по линиям» (откуда и название всей системы) исключительно одной командой. При корпусном учении, например, командир корпуса лично подавал все команды. Линейное учение, приняв внешние формы перпендикулярной тактики, влило, однако, в эти формы душу тактики линейной «фридриховской», к которой внуки кунерсдорфских победителей питали совершенно непреодолимое, странное (объяснявшееся, однако, «Гатчиной») влечение, несмотря на окончательное банкротство этой тактики в 1806 году под Иеной-Ауэрштедтом.

Боевая подготовка войск на маневрах сводилась к картинному наступлению длинными развернутыми линиями из нескольких батальонов, шедших в ногу, причем все заботы командиров — от взводного до корпусного — сводились к одному, самому главному: соблюдению равнения. Эти шедшие в ногу линии обычно не были прикрыты стрелковыми цепями (рассыпной строй, как мы видели, на смотрах не спрашивался). Упражнений полевой службы терпеть не могли и войска. Обычно полк выставлял в рассыпной строй лишь полуроту штуцерных, причем в цепи стрелки стояли попарно с тем, чтобы одно ружье всегда оставалось заряженным.

Все боевые порядки представляли сочетание двух линий и резерва. Предполагалось, что развернутые батальоны 1-й линии наступают поочередно, через батальон, и останавливаются для стрельбы, огнем подготавливая успех атаки 2-й линии, следовавшей безостановочно в батальонных колоннах (12 шеренг). Перемена фронта, смена линий — все это было основано на правильном и стройном движении сменяющих и сменяемых. Эти последние предполагались нерасстроенными (хотя тогда, казалось бы, зачем их было сменять?). Всю систему характеризовала чрезвычайная жесткость форм, их «шаблонность», игнорирование огня (глубокие, массивные построения) и большая приверженность к точным цифровым данным. Введение войск в бой по частям, «пачками», узаконено линейным учением и прочно привито всем старшим командным инстанциям.

Так создавалась на плацах конца александровской и николаевской эпох какая-то особенная «мирно-военная» тактика, ничего общего не имевшая с действительными боевыми требованиями. Система эта совершенно убивала в войсках, а особенно в командирах, всякое чувство реальности. Все было построено на фикции, начиная с «показных атак» дивизионного и корпусного учения и кончая «показом» заряжения и «показом» выстрела одиночного обучения. Методы, приведшие прусскую армию к катастрофе 1806 года, насаждались уже много лет спустя в русской армии с упорством, достойным лучшего применения. И лишь благодаря бесподобным качествам русского офицера и русского солдата мы вместо позора Иены получили скорбную славу Севастополя.

Один за другим сходили со сцены деятели наполеоновских войн. Скромно выходили «вчистую», отслужив свое, офицеры и солдаты — ветераны Бородина и Лейпцига. Их места занимали новые люди — те же русские офицеры и солдаты, но не имевшие боевого опыта и боевой сноровки своих предшественников и вообще не думавшие о войне, как о конечной цели, не готовившиеся к ней, не считавшие войну с кем-либо вообще возможным после того, как мы разгромили всю Европу во главе с самим Наполеоном.

Настоящий воинский дух, бессмертные российские военные традиции в полном блеске сохранили только кавказские полки. Остальная же армия мало-помалу разучилась воевать...