Гоголь заколдованное место в сокращении. Пересказ повести "Заколдованное место" Гоголя Н.В
Заколдованное место на уроке в 5 классе. Это произведение является завершающей повестью второй части знаменитых Вечеров на хуторе близ Диканьки. Данную быль рассказывает дьячок Фома, а история о том, как дьявольская сила которая с легкостью может обморочить любого, как обморочила его деда. Давайте же познакомимся с пересказом Заколдованное место, чтобы познакомиться с сутью произведения.
Заколдованное место краткое содержание
Рассказ дьячка переносит нас в его детство. Было ему тогда около одиннадцати лет. Дед его был еще жив, был крепок и мог заниматься домашними делами. И вот, когда отец Фомы уехал с младшим братом в Крым, чтобы продать табак, дома остались дед с мамой и он с двумя братьями. В это время дед сажает у дороги баштан, где было все, что душа пожелает. Здесь и огурцы, и горох, и дыни, и репа, и арбузы. Сам он построил курень у баштана, чтобы иметь возможность стеречь его. Веселое тогда было время. По дороге за день проезжало очень много чумаков, которые делились историями. Заслушаешься. Особенно интересно было слушать знакомых деда, которые как вспомнят прежнее, как разольются.
Вот как-то проезжали мимо баштана знакомые старика. Остановились у нас, расселись возле куреня и, закурив свои люльки, давай рассказывать истории, не остановить их. Вот уже и полдник пришел. Дед угощает всех дынями, а внукам говорит танцевать казачка, да не удержался он и сам в пляс пошел. Танцевал так перед своими знакомыми, что только курева стояла, вот только в одном месте ноги становились деревянными. И как не пытался дед станцевать какую-то свою штуку, не получалось. Дойдет до заколдованного места и все, как вкопанный, а ведь не хотелось осрамиться перед знакомыми. Начал старик проклинать сатану. Дед даже смех услышал, думал, что кто-то из чумаков смеется. Обернулся, а он вообще в другом месте находится. Нет никого да и не день вовсе, а вечер уже. Стал рассматривать округу, оказалось, что он в другом конце села. Нашел дед тропинку и пошел домой. По дороге увидел какую-то могилку, где загорелась свеча, о потом и вторая. По поверьям, в таком месте зарыт клад. Вот и приметил старик место, бросив на могилу ветку, чтобы вернуться вновь. Пришел дед в курень и даже не поев, лег спать.
Уже рано утром отправился дед на поиски того самого места, где был он вчера, но не нашел. А тут еще и дождь начался. Словом, злой и промокший вернулся старик в курень и долго еще отзывался нелестными словами в сторону нечистой силы, которая посмеялась над ним. В новый день проснулся дед, как ни в чем не бывало, бродил по баштану, занимался делами.
Вечером дед захотел обкопать новое место для тыквы. Однако проходя мимо заколдованного места не удержался, вышел на середину и топнул ногой. И вновь на том самом месте оказался, куда и вчера попал. Вот и могилка, и голубятня, и гумно. Стал копать старик, докопал до котелка. При этом ему все время мерещились странные вещи, то баранья голова, то медведь, то птичка какая-то, а то и вовсе какое-то чудище нечистое. Да и ночь выдалась без звезд и месяца. Словом, стало жутко, хотелось было старику оставить котел, да вдруг все по-прежнему стало, и вроде как не было вокруг ничего странного. Подумал дед о том, что нечистая сила так над ним развлекается. Схватил дед котел и давай бежать, только на огороде попа смог перевести дух.
В это время к детям пришла мать, принесла ужин, а деда все нет и нет. Пришлось есть без него. Женщина убралась после ужина, а помои вылить некуда было. Тут видит, бочка надвигается, видимо, ребята шалят и толкают ее. В эту бочку женщина и вылила помои. Оказалось, это был дед, который теперь стоял весь облитый. Сам же он решил похвастаться кладом и дал казан, в котором оказался сор и дрязг.
С того времени дед не верил черту и внукам приказал не верить. Заколдованное место старик огородил и бросал туда разный сор. При этом, даже когда на этом месте землю засаживали другие, именно в странном месте никогда не родило, а если и вырастет что-то, то черт знает что.
Н.В. Гоголь «Заколдованное место»
План пересказа
1. Рудый Панько вспоминает историю из своего детства.
2. Дед идет на баштан (на бахчу) с внуками гонять воробьев и сорок.
3. Приезд чумаков (крестьян, занимавшихся торговлей солью, рыбой).
4. Ребята и старый дед танцуют.
5. Герой попадает в заколдованное место, где, как он думает, находится клад.
6. Поиски заколдованного места на следующий день.
7. Встреча старика с нечистой силой.
8. Клад оказался обманом.
9. Дед решил больше никогда не верить черту.
Пересказ
Главный герой, Рудый Панько, известный рассказчик баек, начинает свое очередное повествование, подтверждающее поверье: если «захочет обморочить дьявольская сила, то обморочит; ей-богу, обморочит». Он вспоминает давнюю историю, случившуюся с его дедом.
Однажды дед взял их с братом, тогда еще мальчишек, гонять воробьев и сорок на баштане. Проезжали мимо знакомые чумаки. Стал их дед угощать дынями, а внуков попросил сплясать казачка. Да сам не усидел и пустился в пляс. И случилась здесь чертовщина какая-то. Только захотел дед «разгуляться и выметнуть ногами на вихорь какую-то свою штуку — не подымаются ноги, да и только». Пустился снова, да не вытанцовывается, оглянулся, ничего знакомого не увидел, а только гладкое поле. Стал приглядываться, наткнулся на дорожку в темноте. В стороне от дорожки на могилке вспыхнула свечка. Решил он, что это клад, да копать было нечем. Чтобы не потерять это место, повалил большую ветку дерева.
На другой день, чуть стало смеркаться в поле, дед взял заступ и лопату и пошел искать клад. Но так и не нашел, только дождь его замочил. Обругал дед сатану и вернулся ни с чем. На следующий день дед, как ни в чем не бывало, пошел на баштан выкопать грядку для поздних тыкв. А когда проходил мимо того заколдованного места, зашел на его середину и ударил заступом в сердцах. И вдруг опять очутился в том же самом поле. Нашел тайник, отпихнул камень, да решил табаку понюхать. Вдруг кто-то чихнул сзади. Огляделся - никого. Стал копать, увидел котел. Тут нечисть начала его пугать: попеременно появлялись перед ним птичий нос, баранья голова и медведь. Страшно было так, что хотел уже дед все бросить, но жалко было расставаться с кладом. Схватил он кое-как котел и «давай бежать, сколько доставало духу; только слышит, что сзади что-то так и чешет прутьями по ногам...»
Уже давно с хутора пришла мать с горшком горячих галушек, все повечеряли, мать вымыла посуду, а деда все нет. Вымыла она горшок и вышла на кухню, а там дед оказался. Он расхвастался, открыл котел, а там: «Что ж бы, вы думали, такое там было? ну по малой мере, подумавши хорошенько, а? золото? Вот то-то, что не золото: сор, дрязг... стыдно сказать, что такое».
С той поры дед и внукам наказал не верить черту: «И бывало, как услышит, что в ином месте неспокойно, сам крестится и нас заставляет. А место заколдованное плетнем загородил и весь бурьян и сор, который выгребал из баштана, бросал туда. Так на этом месте ничего доброго никогда и не выросло».
Быль, рассказанная дьячком ***ской церкви Ей-богу, уже надоело рассказывать! Да что вы думаете? Право, скучно: рассказывай, да и рассказывай, и отвязаться нельзя! Ну, извольте, я расскажу, только, ей-ей, в последний раз. Да, вот вы говорили насчет того, что человек может совладать, как говорят, с нечистым духом. Оно конечно, то есть, если хорошенько подумать, бывают на свете всякие случаи... Однако ж не говорите этого. Захочет обморочить дьявольская сила, то обморочит; ей-богу, обморочит! Вот извольте видеть: нас всех у отца было четверо. Я тогда был еще дурень. Всего мне было лет одиннадцать; так нет же, не одиннадцать: я помню как теперь, когда раз побежал было на четвереньках и стал лаять по-собачьи, батько закричал на меня, покачав головою: "Эй, Фома, Фома! тебя женить пора, а ты дуреешь, как молодой лошак!" Дед был еще тогда жив и на ноги - пусть ему легко ткнется на том свете - довольно крепок. Бывало, вздумает... Да что ж эдак рассказывать? Один выгребает из печки целый час уголь для своей трубки, другой зачем-то побежал за комору. Что, в самом деле!.. Добро бы поневоле, а то ведь сами же напросились. Слушать так слушать! Батько еще в начале весны повез в Крым на продажу табак. Не помню только, два или три воза снарядил он. Табак был тогда в цене. С собою взял он трехгодового брата - приучать заранее чумаковать. Нас осталось: дед, мать, я, да брат, да еще брат. Дед засеял баштан на самой дороге и перешел жить в курень; взял и нас с собою гонять воробьев и сорок с баштану. Нам это было нельзя сказать чтобы худо. Бывало, наешься в день столько огурцов, дынь, репы, цибули, гороху, что в животе, ей-богу, как будто петухи кричат. Ну, оно притом же и прибыльно. Проезжие толкутся по дороге, всякому захочется полакомиться арбузом или дынею. Да из окрестных хуторов, бывало, нанесут на обмен кур, яиц, индеек. Житье было хорошее. Но деду более всего любо было то, что чумаков каждый день возов пятьдесят проедет. Народ, знаете, бывалый: пойдет рассказывать - только уши развешивай! А деду это все равно что голодному галушки. Иной раз, бывало, случится встреча с старыми знакомыми, - деда всякий уже знал, - можете посудить сами, что бывает, когда соберется старье: тара, тара, тогда-то да тогда-то, такое-то да такое-то было... ну, и разольются! вспомянут бог знает когдашнее. Раз, - ну вот, право, как будто теперь случилось, - солнце стало уже садиться; дед ходил по баштану и снимал с кавунов листья, которыми прикрывал их днем, чтоб не попеклись на солнце - Смотри, Остап! - говорю я брату, - вон чумаки едут! - Где чумаки? - сказал дед, положивши значок на большой дыне; чтобы на случай не съели хлопцы. По дороге тянулось точно возов шесть. Впереди шел чумак уже с сизыми усами. Не дошедши шагов - как бы вам сказать - на десять, он остановился. - Здорово, Максим! Вот привел бог где увидеться! Дед прищурил глаза: - А! здорово, здорово! откуда бог несет? И Болячка здесь? здорово, здорово, брат! Что за дьявол! да тут все: и Крутотрыщенко! и Печерыця и Ковелек! и Стецько! здорово! А, га, га! го, го!.. - И пошли целоваться. Волов распрягли и пустили пастись на траву. Возы оставили на дороге; а сами сели все в кружок впереди куреня и закурили люльки. Но куда уже тут до люлек? за россказнями да за раздобарами вряд ли и по одной досталось. После полдника стал дед потчевать гостей дынями. Вот каждый, взявши по дыне, обчистил ее чистенько ножиком (калачи все были тертые, мыкали немало, знали уже, как едят в свете; пожалуй, и за панский стол хоть сейчас готовы сесть), обчистивши хорошенько, проткнул каждый пальцем дырочку, выпил из нее кисель, стал резать по кусочкам и класть в рот. - Что же вы, хлопцы, - сказал дед, - рты свои разинули? танцуйте, собачьи дети! Где, Остап, твоя сопилка? А ну-ка козачка! Фома, берись в боки! ну! вот так! гей, гоп! Я был тогда малый подвижной. Старость проклятая! теперь уже не пойду так; вместо всех выкрутасов ноги только спотыкаются. Долго глядел дед на нас, сидя с чумаками. Я замечаю, что у него ноги не постоят на месте: так, как будто их что-нибудь дергает. - Смотри, Фома, - сказал Остап, - если старый хрен не пойдет танцевать! Что ж вы думаете? не успел он сказать - не вытерпел старичина! захотелось, знаете, прихвастнуть пред чумаками. - Вишь, чертовы дети! разве так танцуют? Вот как танцуют! - сказал он, поднявшись на ноги, протянув руки и ударив каблуками. Ну, нечего сказать, танцевать-то он танцевал так, хоть бы и с гетьманшею. Мы посторонились, и пошел хрен вывертывать ногами по всему гладкому месту, которое было возле грядки с огурцами. Только что дошел, однако ж до половины и хотел разгуляться и выметнуть ногами на вихорь какую-то свою штуку, - не подымаются ноги, да и только! Что за пропасть! Разогнался снова, дошел до середины - не берет! что хочь делай: не берет, да и не берет! ноги как деревянные стали! "Вишь, дьявольское место! вишь, сатанинское наваждение! впутается же ирод, враг рода человеческого!" Ну, как наделать страму перед чумаками? Пустился снова и начал чесать дробно, мелко, любо глядеть; до середины - нет! не вытанцывается, да и полно! - А, шельмовский сатана! чтоб ты подавился гнилою дынею! чтоб еще маленьким издохнул, собачий сын! вот на старость наделал стыда какого!.. И в самом деле сзади кто-то засмеялся. Оглянулся: ни баштану, ни чумаков, ничего; назади, впереди, по сторонам - гладкое поле. - Э! ссс... вот тебе на! Начал прищуривать глаза - место, кажись, не совсем незнакомое: сбоку лес, из-за леса торчал какой-то шест и виделся прочь далеко в небе. Что за пропасть! да это голубятня, что у попа в огороде! С другой стороны тоже что-то сереет; вгляделся: гумно волостного писаря. Вот куда затащила нечистая сила! Поколесивши кругом, наткнулся он на дорожку. Месяца не было; белое пятно мелькало вместо него сквозь тучу. "Быть завтра большому ветру!" - подумал дед. Глядь, в стороне от дорожки на могилке вспыхнула свечка. - Вишь! - стал дед и руками подперся в бока, и глядит: свечка потухла; вдали и немного подалее загорелась другая. - Клад! - закричал дед. - Я ставлю бог знает что, если не клад! - и уже поплевал было в руки, чтобы копать, да спохватился, что нет при нем ни заступа, ни лопаты. - Эх, жаль! ну, кто знает, может быть, стоит только поднять дерн, а он тут и лежит, голубчик! Нечего делать, назначить, по крайней мере, место, чтобы не позабыть после! Вот, перетянувши сломленную, видно вихрем, порядочную ветку дерева, навалил он ее на ту могилку, где горела свечка, и пошел по дорожке. Молодой дубовый лес стал редеть; мелькнул плетень. "Ну, так! не говорил ли я, - подумал дед, - что это попова левада? Вот и плетень его! теперь и версты нет до баштана". Поздненько, однако ж, пришел он домой и галушек не захотел есть. Разбудивши брата Остапа, спросил только, давно ли уехали чумаки, и завернулся в тулуп. И когда тот начал было спрашивать: - А куда тебя, дед, черти дели сегодня? - Не спрашивай, - сказал он, завертываясь еще крепче, - не спрашивай, Остап; не то поседеешь! - И захрапел так, что воробьи, которые забрались было на баштан, поподымались с перепугу на воздух. Но где уж там ему спалось! Нечего сказать, хитрая была бестия, дай боже ему царствие небесное! - умел отделаться всегда. Иной раз такую запоет песню, что губы станешь кусать. На другой день, чуть только стало смеркаться в поле, дед надел свитку, подпоясался, взял под мышку заступ и лопату, надел на голову шапку, выпил кухоль сировцу, утер губы полою и пошел прямо к попову огороду. Вот минул и плетень, и низенький дубовый лес. Промеж деревьев вьется дорожка и выходит в поле. Кажись, та самая. Вышел и на поле - место точь-в-точь вчерашнее: вон и голубятня торчит; но гумна не видно. "Нет, это не то место. То, стало быть, подалее; нужно, видно, поворотить к гумну!" Поворотил назад, стал идти другою дорогою - гумно видно, а голубятни нет! Опять поворотил поближе к голубятне - гумно спряталось. В поле, как нарочно, стал накрапывать дождик. Побежал снова к гумну - голубятня пропала; к голубятне - гумно пропало. - А чтоб ты, проклятый сатана, не дождал детей своих видеть! А дождь пустился, как будто из ведра. Вот, скинувши новые сапоги и обернувши в хустку, чтобы не покоробились от дождя, задал он такого бегуна, как будто панский иноходец. Влез в курень, промокши насквозь, накрылся тулупом и принялся ворчать что-то сквозь зубы и приголубливать черта такими словами, какие я еще отроду не слыхивал. Признаюсь, я бы, верно, покраснел, если бы случилось это среди дня. На другой день проснулся, смотрю: уже дед ходит по баштану как ни в чем не бывало и прикрывает лопухом арбузы. За обедом опять старичина разговорился, стал пугать меньшего брата, что он обменяет его на кур вместо арбуза; а пообедавши, сделал сам из дерева пищик и начал на нем играть; и дал нам забавляться дыню, свернувшуюся в три погибели, словно змею, которую называл он турецкою. Теперь таких дынь я нигде и не видывал. Правда семена ему что-то издалека достались. Ввечеру, уже повечерявши, дед пошел с заступом прокопать новую грядку для поздних тыкв. Стал проходить мимо того заколдованного места, не вытерпел, чтобы не проворчать сквозь зубы: "Проклятое место!" - взошел на середину, где не вытанцывалось позавчера, и ударил в сердцах заступом. Глядь, вокруг него опять то же самое поле: с одной стороны торчит голубятня, а с другой гумно. "Ну, хорошо, что догадался взять с собою заступ. Вон и дорожка! вон и могилка стоит! вон и ветка повалена! вон-вон горит и свечка! Как бы только не ошибиться". Потихоньку побежал он, поднявши заступ вверх, как будто бы хотел им попотчевать кабана, затесавшегося на баштан, и остановился перед могилкою. Свечка погасла; на могиле лежал камень, заросший травою. "Этот камень нужно поднять!" - подумал дед и начал обкапывать его со всех сторон. Велик проклятый камень! вот, однако ж, упершись крепко ногами в землю, пихнул он его с могилы. "Гу!" - пошло по долине. "Туда тебе и дорога! Теперь живее пойдет дело"."Туда тебе и дорога! Теперь живее пойдет дело". Тут дед остановился, достал рожок, насыпал на кулак табаку и готовился было поднести к носу, как вдруг над головою его "чихи!" - чихнули что-то так, что покачнулись деревья и деду забрызгало все лицо. - Отворотился хоть бы в сторону, когда хочешь чихнуть! - проговорил дед, протирая глаза. Осмотрелся - никого нет. - Нет, не любит, видно, черт табаку! - продолжал он, кладя рожок в пазуху и принимаясь за заступ. - Дурень же он, а такого табаку ни деду, ни отцу его не доводилось нюхать! Стал копать - земля мягкая, заступ так и уходит. Вот что-то звякнуло. Выкидавши землю, увидел он котел. - А, голубчик, вот где ты! - вскрикнул дед, подсовывая под него заступ. - А, голубчик, вот где ты! - запищал птичий нос, клюнувши котел. Посторонился дед и выпустил заступ. - А, голубчик, вот где ты! - заблеяла баранья голова с верхушки дерева. - А, голубчик, вот где ты! - заревел медведь, высунувши из-за дерева свое рыло. Дрожь проняла деда. - Да тут страшно слово сказать! - проворчал он про себя. - Тут страшно слово сказать! - пискнул птичий нос. - Страшно слово сказать! - заблеяла баранья голова. - Слово сказать! - ревнул медведь. - Гм... - сказал дед и сам перепугался. - Гм! - пропищал нос. - Гм! - проблеял баран. - Гум! - заревел медведь. Со страхом оборотился он: боже ты мой, какая ночь! ни звезд, ни месяца; вокруг провалы; под ногами круча без дна; над головою свесилась гора и вот-вот, кажись, так и хочет оборваться на него! И чудится деду, что из-за нее мигает какая-то харя: у! у! нос - как мех в кузнице; ноздри - хоть по ведру воды влей в каждую! губы, ей-богу, как две колоды! красные очи выкатились наверх, и еще и язык высунула и дразнит! - Черт с тобою! - сказал дед, бросив котел. - На тебе и клад твой! Экая мерзостная рожа! - и уже ударился было бежать, да огляделся и стал, увидевши, что все было по-прежнему. - Это только пугает нечистая сила! Принялся снова за котел - нет, тяжел! Что делать? Тут же не оставить! Вот, собравши все силы, ухватился он за него руками. - Ну, разом, разом! еще, еще! - и вытащил! - Ух! Теперь понюхать табаку! Достал рожок; прежде, однако ж, чем стал насыпать, осмотрелся хорошенько, нет ли кого: кажись, что нет; но вот чудится ему, что пень дерева пыхтит и дуется, показываются уши, наливаются красные глаза; ноздри раздулись, нос поморщился и вот так и собирается чихнуть. "Нет, не понюхаю табаку, - подумал дед, спрятавши рожок, - опять заплюет сатана очи". Схватил скорее котел и давай бежать, сколько доставало духу; только слышит, что сзади что-то так и чешет прутьями по ногам... "Ай! ай, ай!" - покрикивал только дед, ударив во всю мочь; и как добежал до попова огорода, тогда только перевел немного дух. "Куда это зашел дед?" - думали мы, дожидаясь часа три. Уже с хутора давно пришла мать и принесла горшок горячих галушек. Нет да и нет деда! Стали опять вечерять сами. После вечера вымыла мать горшок и искала глазами, куда бы вылить помои, потому что вокруг все были гряды; как видит, идет, прямо к ней навстречу кухва. На небе было-таки темненько. Верно, кто-нибудь из хлопцев, шаля, спрятался сзади и подталкивает ее. - Вот кстати, сюда вылить помои! - сказала и вылила горячие помои. - Ай! - закричало басом. Глядь - дед. Ну, кто его знает! Ей-богу, думали, что бочка лезет. Признаюсь, хоть оно и грешно немного, а, право, смешно показалось, когда седая голова деда вся была окунута в помои и обвешана корками с арбузов и дыней. - Вишь, чертова баба! - сказал дед, утирая голову полою, - как опарила! как будто свинью перед рождеством! Ну, хлопцы, будет вам теперь на бублики! Будете, собачьи дети, ходить в золотых жупанах! Посмотрите-ка, посмотрите сюда, что я вам принес! - сказал дед и открыл котел. Что ж бы, вы думали, такое там было? ну, по малой мере, подумавши, хорошенько, а? золото? Вот то-то, что не золото: сор, дрязг... стыдно сказать, что такое. Плюнул дед, кинул котел и руки после того вымыл. И с той поры заклял дед и нас верить когда-либо черту. - И не думайте! - говорил он часто нам, - все, что ни скажет враг господа Христа, все солжет, собачий сын! У него правды и на копейку нет! И, бывало, чуть только услышит старик, что в ином месте неспокойно: - А ну-те, ребята, давайте крестить! - закричит к нам. - Так его! так его! хорошенько! - и начнет класть кресты. А то проклятое место, где не вытанцывалось, загородил плетнем, велел кидать все, что ни есть непотребного, весь бурьян и сор, который выгребал из баштана. Так вот как морочит нечистая сила человека! Я знаю хорошо эту землю: после того нанимали ее у батька под баштан соседние козаки. Земля славная! и урожай всегда бывал на диво; но на заколдованном месте никогда не было ничего доброго. Засеют как следует, а взойдет такое, что и разобрать нельзя: арбуз не арбуз, тыква не тыква, огурец не огурец... черт знает что такое!Быль, рассказанная дьячком ***ской церкви Ей-богу, уже надоело рассказывать! Да что вы думаете? Право, скучно: рассказывай, да и рассказывай, и отвязаться нельзя! Ну, извольте, я расскажу, только, ей-ей, в последний раз. Да, вот вы говорили насчет того, что человек может совладать, как говорят, с нечистым духом. Оно конечно, то есть, если хорошенько подумать, бывают на свете всякие случаи... Однако ж не говорите этого. Захочет обморочить дьявольская сила, то обморочит; ей-богу, обморочит! Вот извольте видеть: нас всех у отца было четверо. Я тогда был еще дурень. Всего мне было лет одиннадцать; так нет же, не одиннадцать: я помню как теперь, когда раз побежал было на четвереньках и стал лаять по-собачьи, батько закричал на меня, покачав головою: "Эй, Фома, Фома! тебя женить пора, а ты дуреешь, как молодой лошак!" Дед был еще тогда жив и на ноги - пусть ему легко ткнется на том свете - довольно крепок. Бывало, вздумает... Да что ж эдак рассказывать? Один выгребает из печки целый час уголь для своей трубки, другой зачем-то побежал за комору. Что, в самом деле!.. Добро бы поневоле, а то ведь сами же напросились. Слушать так слушать! Батько еще в начале весны повез в Крым на продажу табак. Не помню только, два или три воза снарядил он. Табак был тогда в цене. С собою взял он трехгодового брата - приучать заранее чумаковать. Нас осталось: дед, мать, я, да брат, да еще брат. Дед засеял баштан на самой дороге и перешел жить в курень; взял и нас с собою гонять воробьев и сорок с баштану. Нам это было нельзя сказать чтобы худо. Бывало, наешься в день столько огурцов, дынь, репы, цибули, гороху, что в животе, ей-богу, как будто петухи кричат. Ну, оно притом же и прибыльно. Проезжие толкутся по дороге, всякому захочется полакомиться арбузом или дынею. Да из окрестных хуторов, бывало, нанесут на обмен кур, яиц, индеек. Житье было хорошее. Но деду более всего любо было то, что чумаков каждый день возов пятьдесят проедет. Народ, знаете, бывалый: пойдет рассказывать - только уши развешивай! А деду это все равно что голодному галушки. Иной раз, бывало, случится встреча с старыми знакомыми, - деда всякий уже знал, - можете посудить сами, что бывает, когда соберется старье: тара, тара, тогда-то да тогда-то, такое-то да такое-то было... ну, и разольются! вспомянут бог знает когдашнее. Раз, - ну вот, право, как будто теперь случилось, - солнце стало уже садиться; дед ходил по баштану и снимал с кавунов листья, которыми прикрывал их днем, чтоб не попеклись на солнце - Смотри, Остап! - говорю я брату, - вон чумаки едут! - Где чумаки? - сказал дед, положивши значок на большой дыне; чтобы на случай не съели хлопцы. По дороге тянулось точно возов шесть. Впереди шел чумак уже с сизыми усами. Не дошедши шагов - как бы вам сказать - на десять, он остановился. - Здорово, Максим! Вот привел бог где увидеться! Дед прищурил глаза: - А! здорово, здорово! откуда бог несет? И Болячка здесь? здорово, здорово, брат! Что за дьявол! да тут все: и Крутотрыщенко! и Печерыця и Ковелек! и Стецько! здорово! А, га, га! го, го!.. - И пошли целоваться. Волов распрягли и пустили пастись на траву. Возы оставили на дороге; а сами сели все в кружок впереди куреня и закурили люльки. Но куда уже тут до люлек? за россказнями да за раздобарами вряд ли и по одной досталось. После полдника стал дед потчевать гостей дынями. Вот каждый, взявши по дыне, обчистил ее чистенько ножиком (калачи все были тертые, мыкали немало, знали уже, как едят в свете; пожалуй, и за панский стол хоть сейчас готовы сесть), обчистивши хорошенько, проткнул каждый пальцем дырочку, выпил из нее кисель, стал резать по кусочкам и класть в рот. - Что же вы, хлопцы, - сказал дед, - рты свои разинули? танцуйте, собачьи дети! Где, Остап, твоя сопилка? А ну-ка козачка! Фома, берись в боки! ну! вот так! гей, гоп! Я был тогда малый подвижной. Старость проклятая! теперь уже не пойду так; вместо всех выкрутасов ноги только спотыкаются. Долго глядел дед на нас, сидя с чумаками. Я замечаю, что у него ноги не постоят на месте: так, как будто их что-нибудь дергает. - Смотри, Фома, - сказал Остап, - если старый хрен не пойдет танцевать! Что ж вы думаете? не успел он сказать - не вытерпел старичина! захотелось, знаете, прихвастнуть пред чумаками. - Вишь, чертовы дети! разве так танцуют? Вот как танцуют! - сказал он, поднявшись на ноги, протянув руки и ударив каблуками. Ну, нечего сказать, танцевать-то он танцевал так, хоть бы и с гетьманшею. Мы посторонились, и пошел хрен вывертывать ногами по всему гладкому месту, которое было возле грядки с огурцами. Только что дошел, однако ж до половины и хотел разгуляться и выметнуть ногами на вихорь какую-то свою штуку, - не подымаются ноги, да и только! Что за пропасть! Разогнался снова, дошел до середины - не берет! что хочь делай: не берет, да и не берет! ноги как деревянные стали! "Вишь, дьявольское место! вишь, сатанинское наваждение! впутается же ирод, враг рода человеческого!" Ну, как наделать страму перед чумаками? Пустился снова и начал чесать дробно, мелко, любо глядеть; до середины - нет! не вытанцывается, да и полно! - А, шельмовский сатана! чтоб ты подавился гнилою дынею! чтоб еще маленьким издохнул, собачий сын! вот на старость наделал стыда какого!.. И в самом деле сзади кто-то засмеялся. Оглянулся: ни баштану, ни чумаков, ничего; назади, впереди, по сторонам - гладкое поле. - Э! ссс... вот тебе на! Начал прищуривать глаза - место, кажись, не совсем незнакомое: сбоку лес, из-за леса торчал какой-то шест и виделся прочь далеко в небе. Что за пропасть! да это голубятня, что у попа в огороде! С другой стороны тоже что-то сереет; вгляделся: гумно волостного писаря. Вот куда затащила нечистая сила! Поколесивши кругом, наткнулся он на дорожку. Месяца не было; белое пятно мелькало вместо него сквозь тучу. "Быть завтра большому ветру!" - подумал дед. Глядь, в стороне от дорожки на могилке вспыхнула свечка. - Вишь! - стал дед и руками подперся в бока, и глядит: свечка потухла; вдали и немного подалее загорелась другая. - Клад! - закричал дед. - Я ставлю бог знает что, если не клад! - и уже поплевал было в руки, чтобы копать, да спохватился, что нет при нем ни заступа, ни лопаты. - Эх, жаль! ну, кто знает, может быть, стоит только поднять дерн, а он тут и лежит, голубчик! Нечего делать, назначить, по крайней мере, место, чтобы не позабыть после! Вот, перетянувши сломленную, видно вихрем, порядочную ветку дерева, навалил он ее на ту могилку, где горела свечка, и пошел по дорожке. Молодой дубовый лес стал редеть; мелькнул плетень. "Ну, так! не говорил ли я, - подумал дед, - что это попова левада? Вот и плетень его! теперь и версты нет до баштана". Поздненько, однако ж, пришел он домой и галушек не захотел есть. Разбудивши брата Остапа, спросил только, давно ли уехали чумаки, и завернулся в тулуп. И когда тот начал было спрашивать: - А куда тебя, дед, черти дели сегодня? - Не спрашивай, - сказал он, завертываясь еще крепче, - не спрашивай, Остап; не то поседеешь! - И захрапел так, что воробьи, которые забрались было на баштан, поподымались с перепугу на воздух. Но где уж там ему спалось! Нечего сказать, хитрая была бестия, дай боже ему царствие небесное! - умел отделаться всегда. Иной раз такую запоет песню, что губы станешь кусать. На другой день, чуть только стало смеркаться в поле, дед надел свитку, подпоясался, взял под мышку заступ и лопату, надел на голову шапку, выпил кухоль сировцу, утер губы полою и пошел прямо к попову огороду. Вот минул и плетень, и низенький дубовый лес. Промеж деревьев вьется дорожка и выходит в поле. Кажись, та самая. Вышел и на поле - место точь-в-точь вчерашнее: вон и голубятня торчит; но гумна не видно. "Нет, это не то место. То, стало быть, подалее; нужно, видно, поворотить к гумну!" Поворотил назад, стал идти другою дорогою - гумно видно, а голубятни нет! Опять поворотил поближе к голубятне - гумно спряталось. В поле, как нарочно, стал накрапывать дождик. Побежал снова к гумну - голубятня пропала; к голубятне - гумно пропало. - А чтоб ты, проклятый сатана, не дождал детей своих видеть! А дождь пустился, как будто из ведра. Вот, скинувши новые сапоги и обернувши в хустку, чтобы не покоробились от дождя, задал он такого бегуна, как будто панский иноходец. Влез в курень, промокши насквозь, накрылся тулупом и принялся ворчать что-то сквозь зубы и приголубливать черта такими словами, какие я еще отроду не слыхивал. Признаюсь, я бы, верно, покраснел, если бы случилось это среди дня. На другой день проснулся, смотрю: уже дед ходит по баштану как ни в чем не бывало и прикрывает лопухом арбузы. За обедом опять старичина разговорился, стал пугать меньшего брата, что он обменяет его на кур вместо арбуза; а пообедавши, сделал сам из дерева пищик и начал на нем играть; и дал нам забавляться дыню, свернувшуюся в три погибели, словно змею, которую называл он турецкою. Теперь таких дынь я нигде и не видывал. Правда семена ему что-то издалека достались. Ввечеру, уже повечерявши, дед пошел с заступом прокопать новую грядку для поздних тыкв. Стал проходить мимо того заколдованного места, не вытерпел, чтобы не проворчать сквозь зубы: "Проклятое место!" - взошел на середину, где не вытанцывалось позавчера, и ударил в сердцах заступом. Глядь, вокруг него опять то же самое поле: с одной стороны торчит голубятня, а с другой гумно. "Ну, хорошо, что догадался взять с собою заступ. Вон и дорожка! вон и могилка стоит! вон и ветка повалена! вон-вон горит и свечка! Как бы только не ошибиться". Потихоньку побежал он, поднявши заступ вверх, как будто бы хотел им попотчевать кабана, затесавшегося на баштан, и остановился перед могилкою. Свечка погасла; на могиле лежал камень, заросший травою. "Этот камень нужно поднять!" - подумал дед и начал обкапывать его со всех сторон. Велик проклятый камень! вот, однако ж, упершись крепко ногами в землю, пихнул он его с могилы. "Гу!" - пошло по долине. "Туда тебе и дорога! Теперь живее пойдет дело"."Туда тебе и дорога! Теперь живее пойдет дело". Тут дед остановился, достал рожок, насыпал на кулак табаку и готовился было поднести к носу, как вдруг над головою его "чихи!" - чихнули что-то так, что покачнулись деревья и деду забрызгало все лицо. - Отворотился хоть бы в сторону, когда хочешь чихнуть! - проговорил дед, протирая глаза. Осмотрелся - никого нет. - Нет, не любит, видно, черт табаку! - продолжал он, кладя рожок в пазуху и принимаясь за заступ. - Дурень же он, а такого табаку ни деду, ни отцу его не доводилось нюхать! Стал копать - земля мягкая, заступ так и уходит. Вот что-то звякнуло. Выкидавши землю, увидел он котел. - А, голубчик, вот где ты! - вскрикнул дед, подсовывая под него заступ. - А, голубчик, вот где ты! - запищал птичий нос, клюнувши котел. Посторонился дед и выпустил заступ. - А, голубчик, вот где ты! - заблеяла баранья голова с верхушки дерева. - А, голубчик, вот где ты! - заревел медведь, высунувши из-за дерева свое рыло. Дрожь проняла деда. - Да тут страшно слово сказать! - проворчал он про себя. - Тут страшно слово сказать! - пискнул птичий нос. - Страшно слово сказать! - заблеяла баранья голова. - Слово сказать! - ревнул медведь. - Гм... - сказал дед и сам перепугался. - Гм! - пропищал нос. - Гм! - проблеял баран. - Гум! - заревел медведь. Со страхом оборотился он: боже ты мой, какая ночь! ни звезд, ни месяца; вокруг провалы; под ногами круча без дна; над головою свесилась гора и вот-вот, кажись, так и хочет оборваться на него! И чудится деду, что из-за нее мигает какая-то харя: у! у! нос - как мех в кузнице; ноздри - хоть по ведру воды влей в каждую! губы, ей-богу, как две колоды! красные очи выкатились наверх, и еще и язык высунула и дразнит! - Черт с тобою! - сказал дед, бросив котел. - На тебе и клад твой! Экая мерзостная рожа! - и уже ударился было бежать, да огляделся и стал, увидевши, что все было по-прежнему. - Это только пугает нечистая сила! Принялся снова за котел - нет, тяжел! Что делать? Тут же не оставить! Вот, собравши все силы, ухватился он за него руками. - Ну, разом, разом! еще, еще! - и вытащил! - Ух! Теперь понюхать табаку! Достал рожок; прежде, однако ж, чем стал насыпать, осмотрелся хорошенько, нет ли кого: кажись, что нет; но вот чудится ему, что пень дерева пыхтит и дуется, показываются уши, наливаются красные глаза; ноздри раздулись, нос поморщился и вот так и собирается чихнуть. "Нет, не понюхаю табаку, - подумал дед, спрятавши рожок, - опять заплюет сатана очи". Схватил скорее котел и давай бежать, сколько доставало духу; только слышит, что сзади что-то так и чешет прутьями по ногам... "Ай! ай, ай!" - покрикивал только дед, ударив во всю мочь; и как добежал до попова огорода, тогда только перевел немного дух. "Куда это зашел дед?" - думали мы, дожидаясь часа три. Уже с хутора давно пришла мать и принесла горшок горячих галушек. Нет да и нет деда! Стали опять вечерять сами. После вечера вымыла мать горшок и искала глазами, куда бы вылить помои, потому что вокруг все были гряды; как видит, идет, прямо к ней навстречу кухва. На небе было-таки темненько. Верно, кто-нибудь из хлопцев, шаля, спрятался сзади и подталкивает ее. - Вот кстати, сюда вылить помои! - сказала и вылила горячие помои. - Ай! - закричало басом. Глядь - дед. Ну, кто его знает! Ей-богу, думали, что бочка лезет. Признаюсь, хоть оно и грешно немного, а, право, смешно показалось, когда седая голова деда вся была окунута в помои и обвешана корками с арбузов и дыней. - Вишь, чертова баба! - сказал дед, утирая голову полою, - как опарила! как будто свинью перед рождеством! Ну, хлопцы, будет вам теперь на бублики! Будете, собачьи дети, ходить в золотых жупанах! Посмотрите-ка, посмотрите сюда, что я вам принес! - сказал дед и открыл котел. Что ж бы, вы думали, такое там было? ну, по малой мере, подумавши, хорошенько, а? золото? Вот то-то, что не золото: сор, дрязг... стыдно сказать, что такое. Плюнул дед, кинул котел и руки после того вымыл. И с той поры заклял дед и нас верить когда-либо черту. - И не думайте! - говорил он часто нам, - все, что ни скажет враг господа Христа, все солжет, собачий сын! У него правды и на копейку нет! И, бывало, чуть только услышит старик, что в ином месте неспокойно: - А ну-те, ребята, давайте крестить! - закричит к нам. - Так его! так его! хорошенько! - и начнет класть кресты. А то проклятое место, где не вытанцывалось, загородил плетнем, велел кидать все, что ни есть непотребного, весь бурьян и сор, который выгребал из баштана. Так вот как морочит нечистая сила человека! Я знаю хорошо эту землю: после того нанимали ее у батька под баштан соседние козаки. Земля славная! и урожай всегда бывал на диво; но на заколдованном месте никогда не было ничего доброго. Засеют как следует, а взойдет такое, что и разобрать нельзя: арбуз не арбуз, тыква не тыква, огурец не огурец... черт знает что такое!
Великий русский классик Н. В. Гоголь, хоть и являлся очень верующим человеком, но было у него некое пристрастие к написанию рассказов про всякие дела «нечистых» - страшилки, которые любили рассказывать вечером старые люди на хуторе, под лучину или возле костра, да так, чтобы потом все, кто их слушал, и стар, и млад, содрогались от ужаса.
Такие истории в огромном количестве знал Гоголь. «Заколдованное место» (краткое содержание этого произведения будет представлено немного ниже) - одно из подобных произведений. Оно входит в цикл рассказов двухтомника «Вечера на хуторе близ Диканьки». Этот был впервые напечатан в 1832 году во втором томе.
Гоголь, «Заколдованное место». Герои и сюжет
Старый дед Фома еще тем был рассказчиком, и все к нему приставали: расскажи да расскажи. Отвязаться невозможно было от них. И вот начал он свой очередной рассказ с того, что если захочет дьявольская сила кого-нибудь обморочить, то обязательно это сделает. Когда он был еще мальчишкой лет одиннадцати, отец, прихватив с собой трехлетнего его брата, отправился в Крым торговать табаком. Жить на баштане (поле с арбузами, дынями и разными овощами) оставались дед, мать, Фома и еще его два брата. Рядом тянулась дорога, и однажды вечером мимо проходили чумаки-обозники, которые ехали в Крым за товаром - солью и рыбой. Дед узнал среди них своих старых знакомых. Гости расположились в шалаше, закурили люльки и стали угощаться дынями. А потом начали они вспоминать о былом. В конце и вовсе дело дошло до танцев.
Продолжение произведения Гоголя «Заколдованное место»
Дед заставил танцевать внуков - Фому и его брата Остапа, и даже сам пустился в пляс и выписывал кренделя, но как только он дошел до гладкого места, где грядка с огурцами, ноги перестали его слушаться и встали, он не мог ими пошевелить. Тогда дед стал ругаться на нечистую, считая, что это ее проделки. А потом кто-то захихикал у него за спиной, оглянулся он назад, а сзади ни чумаков, ни поля с овощами.
О чем дальше повествует Гоголь? «Заколдованное место» краткое содержание имеет такое: стал дед приглядываться повнимательнее к местности, и узнал голубятню попа и огороженный участок земли волостного писаря. Немного сориентировавшись, он пошел к своему огороду, но увидел, что недалеко от дороги находится могилка, у которой горел огонек свечи. Дед сразу подумал, что это клад, и пожалел, что у него нет лопаты. Он заприметил это место, чтобы потом вернуться, положил ветку на могилку и отправился домой.
Заветный клад
Интересно дальше продолжает Гоголь «Заколдованное место». Краткое содержание повествует о том, что на следующий день, уже ближе к вечеру, как только засмеркалось, главный герой пошел искать заветную могилу с меткой. По дороге он увидел голубятню попа, но почему-то не было огорода писаря. Когда он отошел в сторону, то тут же и голубятня пропала. Он понял, что все это происки лукавого. И тут пошел дождь, дед вернулся к себе.
С утра он пошел работать на грядки с лопатой и, проходя мимо того таинственного места, где в танце его ноги перестали слушаться, не сдержался и ударил в него лопатой. И глядь, он опять на том месте, где его метка и могила. Дед обрадовался, что теперь он с орудием и обязательно сейчас раскопает свой клад. Подошел он к могиле, а там камень лежит. Старик сдвинул его и хотел было табачку понюхать. Но тут кто-то чихнул рядом и даже обрызгал его. Дед понял, что черту табак его не понравился. Стал он копать и наткнулся на котелок. От радости воскликнул: «Вот ты где, голубчик». И тут эти слова эхом отозвались, кричали птичий клюв, баранья голова и медвежье рыло с дерева. Деда в дрожь сразу бросило. Он решил бежать, но котелок все же прихватил с собой.
К интригующему моменту подводит Гоголь «Заколдованное место». Краткое содержание набирает свой оборот.
Происки лукавого
Все домашние потеряли деда, уже сели поужинали. Мать вышла вылить помои во двор, а тут увидела, как котел по дорожке сам движется, она с перепугу выплеснула на него все горячие помои. На самом деле это дед с котлом шел, и все помои в виде ошкурков дынь и арбузов повисли у него на голове. Матери, конечно, от него досталось, но потом дед, успокоившись, сказал внукам, что скоро они в новых кафтанах ходить будут. Однако, открыв котел, он не нашел там золота.
С той поры дед учил ребят не верить черту, так как он всегда обманет, и что правды у него ни на грош нету. Теперь он всякий раз перекрещивал странные на его взгляд места. А тот заколдованный участок дед огородил и больше не возделывал его, только всякий мусор кидал туда. Потом, когда другие люди сеяли на нем арбузы и дыни, ничего путного там больше не росло. На этом рассказ Гоголя «Заколдованное место» и закончился.
Николай Васильевич Гоголь
«Заколдованное место»
Быль сия относится ко времени, когда рассказчик был ещё дитятею. Отец с одним из сыновей уехал в Крым продавать табак, оставив дома жену, трёх ещё сыновей да деда стеречь баштан — дело прибыльное, проезжих много, а всего лучше — чумаки, что рассказывали диковинные истории. Как-то к вечеру приходит несколько возов с чумаками, да все старинными дедовыми знакомцами. Перецеловались, закурили, пошёл разговор, а там и угощение. Потребовал дед, чтоб внуки плясали, гостей потешили, да недолго терпел, сам пошёл. Плясал дед славно, такие кренделя выделывал, что диво, покуда не дошёл до одного, места близ грядки с огурцами. Здесь ноги его стали. Пробовал сызнова — то же. УЖ и бранился, и снова начинал — без толку. Сзади кто-то засмеялся. Огляделся дед, а места не узнает: и баштан, и чумаки — все пропало, вокруг одно гладкое поле. Все ж понял, где он, за поповым огородом, за гумном волостного писаря. «Вот куда затащила нечистая сила!» Стал выбираться, месяца нет, нашёл в темноте дорожку. На могилке поблизости вспыхнул огонёк, и другой чуть поодаль. «Клад!» — решил дед и навалил для приметы изрядную ветку, поскольку заступа при себе не имел. Поздно вернулся он на баштан, чумаков не было, дети спали.
На следующий вечер, захватив заступ и лопату, направился он к попову огороду. Вот по всем приметам вышел в поле на давешнее место: и голубятня торчит, а гумна не видно. Пошёл ближе к гумну — пропала голубятня. А тут припустил дождик, и дед, так и не нашед места, прибежал с бранью обратно. Назавтра ввечеру пошёл он с заступом прокопать новую грядку, да, минуя проклятое место, где ему не танцевалось, в сердцах ударил заступом, — и оказался в том самом поле. Все узнал он: и гумно, и голубятню, и могилку с наваленной веткой. На могиле лежал камень. Обкопав, дед отвалил его и хотел было понюхать табачку, как кто-то чихнул у него над головою. Осмотрелся — нет никого. Принялся дед копать и нашёл котёл. «А, голубчик, вот где ты!» — воскликнул дед. То же сказал и птичий нос, и баранья голова с верхушки дерева, и медведь. «Да тут страшно слово сказать», — пробормотал дед, а вслед за ним и птичий нос, и баранья голова, и медведь. Дед хочет бежать — под ногами круча без дна, над головой гора нависла. Дед бросил котёл, и все стало по-прежнему. Решив, что нечистая сила только пугает, он схватил котёл и кинулся бежать.
Об эту пору на баштане и дети, и пришедшая мать недоумевали, куда подевался дед. Отужинав, пошла мать вылить горячие помои, а навстречу ей бочка ползёт: видно, кто-то из детей, шаля, толкает ее сзади. Мать плеснула в неё помоями. Оказалось, что это дед. Открыли дедов котёл, а в нем сор, дрязг и «стыдно сказать, что такое». С той поры заклялся дед верить черту, проклятое место загородил плетнём, а когда наняли поле под баштан соседние козаки, на заколдованном месте вечно всходило что-нибудь «чёрт знает что такое!».
Однажды один хуторянин с сыном поехал в Крым продавать табак, оставив дома жену с тремя сыновьями, да старого деда, чтобы тот сторожил баштан. Целый дом у баштана проезжих было много, а из них есть и чумаки. Чумаки - мастера рассказывать весёлые истории.
Уже смеркалось на дворе, а у ворот стоят возы с чумаками, все они знакомые деду. Встретились, покурили, а там и угощения пошли. Развеселились гости. Дед потребовал, чтобы внуки плясать пошли и веселить гостей, но не удержался и сам пошёл за ними. Дойдя до места, где грядки с огурцами растут, остановился. Ноги не идут и всё. Вдруг сзади кто-то засмеялся, дед обернулся, а место не то. Исчез баштан, а вместо баштана и чумаков одно гладкое поле. Дошло до него, что он находится за поповским огородом. Стал выбираться, а тут могилки оказались и огоньки вспыхивают. Дед решил, что это клад и закидал его большой веткой место. Вернулся он поздно, дети спали, а чумаков не было.
На следующее утро он взял лопату и отправился к поповскому огороду. Пока шёл по приметам и вышел на поле, не видно гумна, а только голубятня виднеется. Дошёл до голубятни, и гумно исчезло. А тут дождик пошёл, и дед повернул назад домой, не найдя то место. К вечеру он собрался прокопать грядку, где не смог танцевать. Вдруг ударил лопатой и вмиг оказался на том поле, узнав и голубятню, и могилку с наваленной веткой. А на ней лежит камень. Дед хотел отодвинуть камень и передохнуть, понюхать табаку. Кто-то чихнул над головой. Он стал копать, увидев котел, удивился и произнёс: «Ах, вот ты где!».
Вслед за этими словами за ним повторила птица на ветке, баранья голова с верхушки дерева и медведь. Дед очень испугался и хотел бежать, а над головой вдруг гора нависла, и ступить боязно, ведь под ногами невидно дна. Схватил дед котёл и бросился бежать. Уже вечерело, все поужинали, и мать увидела, как ей на встречу катится бочка. Это дед катил бочку к дому. Когда открыли котёл, то увидели в нём грязь и сор, и это место дед загородил. Дед после поверил в заколдованное место.
